Список книг
|
« Предыдущая | Оглавление | Следующая » Базанов И.А.
Происхождение современной ипотеки. Новейшие течения в вотчинном праве в связи с современным строем народного хозяйства.
§ 54. Эдикт 1771 г.Во второй половине 18 столетия, именно в 1771 г., делается опять попытка урегулировать оборот недвижимостей, и снова - на началах ипотечной, но вотчинной системы. Эдикт 1771 г.[823] открыто заявляет о своей преемственной связи с обоими эдиктами от марта 1673 г. Цель его - это цель общего права Кольберовского эдикта, средства же - это средства специального права другого эдикта 1673 г., имевшего узкую сферу применения к рентам на королевские домены. Вызван эдикт застарелыми жалобами на беспорядок оборота, эвикции, разорительные процессы и неудовлетворительность, разорительность и медленность décret volontaire, служащего до сих пор единственным средством общего права, могущим помочь сторонам при переходе недвижимости в другие руки. Законодатель по-прежнему уверен, что делу может помочь гласность и обеспеченность ипотечного оборота. В целях последних эдикт и предписывает:
Кредиторы и все, имеющие претензию на право привилегий и ипотек на реальные и идеальные (фиктивные) недвижимости, всякого рода и места нахождения, должны совершать впредь оппозицию своих прав у хранителей (conservateurs) по месту нахождения недвижимостей. И тогда они сохраняют свои ипотеки и привилегии, несмотря на переходы собственности на обремененные недвижимости и на сопровождающие такие переходы lettres de ratification (о которых ниже)[824]. Но действие оппозиции сохраняется только в течение 3 лет[825]. Чтобы право сохранило свое действие и на дальнейшее время, требуется возобновление оппозиции, хотя бы и до истечения 3 лет[826]. Формулировка последнего положения указывает на плохо скрытую в эдикте фискальную цель, вполне понятную в эпоху угнетенного финансового положения, переживавшегося в то время Францией.
Обязанности предъявления повинны все, без различия положения, в частности и малолетние, и ограниченные в дееспособности по другим основаниям (interdits), отсутствующие, les gens de main-morte, жены, состоящие под властью мужей, законные представители, как опекуны, управители, синдики и директоры торговых товариществ, и т.д.[827]
Из этого общего правила эдикт знает, однако, несколько исключений: 1) ипотека жены на имущество мужа, при жизни последнего, свободна от оппозиции; 2) то же - ипотека детей на имущество отца, по случаю управления последним их douaires non onverts; 3) наконец, некоторые права феодальных сеньоров как таковых[828].
Срока для совершения оппозиции эдикт не определяет.
Ипотеки не предъявленные, но повинные предъявлению, сохраняют свою силу, они только: 1) уступают предъявленным, 2) гаснут при переходе имения в третьи руки (очевидно, если переход сопровождается выправлением lettres de ratification). В этом духе регулируется и расположение ипотек в конкурсе[829].
Для того чтобы придать ипотекам большую гласность, а также и для того чтобы этим путем обеспечить приобретение собственности, эдикт 1771 г., по образцу эдиктов 1673 г., привлекает к своей системе и переходы собственности.
Все приобретатели недвижимостей, реальных или (фиктивных) идеальных, по какому бы титулу они ни приобрели таковые, обязываются при каждой перемене в лице собственника выправлять lettres de ratification, ратификационную грамоту, если только желают фиксировать состав ипотек и других вещных прав на приобретаемую недвижимость, или, как выражается эдикт, имея в виду цель меры - "очистить недвижимость от ипотек"[830]. Ратификационная грамота имеет своим последствием очистку недвижимости от всех привилегий и ипотек, установленных продавцом, управомоченные по которым пренебрегли совершить оппозицию своих прав[831]. Но в отношении права собственности грамота не дает приобретателю больше, чем имел отчуждатель и чем он уже передал приобретателю по акту приобретения[832].
Грамота выправляется по месту нахождения недвижимости. Если последняя расположена в некоторых округах, то грамота подлежит предварительной проверке и наложению печати во всех округах, иначе на недвижимость сохраняют свое действие все ипотеки, установленные отчуждателем, в той доле ее, которая расположена в округе, где грамота не была опечатана[833]. Исключение допускается только для перехода ленов и сеньорий; тут достаточно, чтобы грамота была опечатана по месту нахождения главной массы имения[834].
Для выполнения очерченных операций учреждаются в округах (bailliage et sénéchaussée) особые канцелярии, а в них особые должности хранителей ипотек, хранителей печати и секретарей (conservateurs des hypothèques, gardes des sceaux, greffiers expéditionnaires desdites lettres de ratification)[835]. Хранители ипотек ведут реестр на гербовой бумаге, с соблюдением при этом строгой точности и порядочности, приличных свойству и значению его. В реестр и заносятся оппозиции немедленно по их поступлении[836].
Общий порядок производства в установлении различается для совершения оппозиции и для выдачи ратификационной грамоты.
а) При оппозиции производство то же, какое было установлено на этот случай специальным эдиктом 1673 г. Новы лишь некоторые детали да еще то, что оппонент указывает условно избранный им домицилий в месте нахождения канцелярии, по каковому домицилию и направляются потом юридически действительным образом все официальные акты, повестки, извещения и т.д., предназначенные для оппонента[837]. b) Приобретатель недвижимости, желающий выправить ратификационную грамоту, представляет в канцелярию по месту нахождения недвижимости акт приобретения. Когда же отчуждается идеальная недвижимость, предъявление совершается в канцелярию по месту жительства отчуждателя. А так как последнее может изменяться, то отчуждатель доказывает в акте отчуждения или в особом нотариальном акте свой домицилий за 3 последних года. Так как 3 года есть преклюзивный срок для оппозиции, то приобретатель всегда с этими данными будет обеспечен от всяких неожиданностей. Секретарь, которому предъявлен акт приобретения, обязан в течение 3 дней по представлении акта выставить на особой доске, нарочно для того помещенной в зале канцелярии, извлечение из договора, содержащее данные о переходе собственности, цене и условиях приобретения. Извлечение висит 2 месяца, и до истечения этого срока не выдается и ратификационная грамота[838].
Кредиторы продавца благоволят являться за этот период для надбавки цены. И тогда покупщик удерживает за собой предмет лишь под условием, что согласится дать высшую предложенную кредитором цену. Затем изготовляется грамота. Прежде чем наложить печать на грамоту, наводятся справки о заявленных ипотеках и т.п. на недвижимость. Найденные оппозиции отмечаются на полях грамоты, и последняя опечатывается с бременем заявленных ипотек; эти ипотеки и остаются в действии без того, чтобы кредиторы возобновили их в отношении нового приобретателя (по случаю перехода собственности в другие руки; периодическое же возобновление оппозиций обязательно каждые 3 года). Если заявленных ипотек не встречается, грамота опечатывается без оговорок. Производство с опечатанием заимствуется из практики королевской канцелярии[839].
За действия свои, особенно за упущения при указании оппозиции, чиновники отвечают перед сторонами лично[840].
Когда недвижимость отчуждается с публичного торга (décret forcé), кредиторы, введенные во владение недвижимостью, обязываются, по крайней мере за 1 месяц до присуждения недвижимости с торгов, объявить о своем владении кредиторам, совершившим оппозицию своих ипотек на такую недвижимость, по домицилию кредиторов, иначе и публичные торги будут ничтожны в интересе кредиторов[841].
В переходном праве эдикт отменяет опять все национальные формы возникновения ипотеки, известные coutumes de nantissement[842].
Окончательно отменяется и décret volontaire, так как ратификационная грамота только и предназначена заменить декреты.
Эдикт 1771 г. привился, был декларирован[843] и имел историческое значение, служа образцом для некоторых революционных проектов, державшихся начала негласной ипотеки[844]. Ибо система 1771 г. есть, в сущности, система полной негласности ипотек. Ни действительность ипотеки, ни действительность перехода собственности не зависели вовсе от той меры, которая вскрывала ипотеку и переход собственности. Эту меру стороны могли осуществить когда угодно, ибо эдикт 1771 г. даже не связывает оппозицию и выправление грамоты каким-либо сроком. Действие ипотеки, далее, всегда относится к моменту ее негласного возникновения. Были остановлены все еще важные молчаливые ипотеки. Эвикция была совершенно не ограничена, и кредитор, даже заявивший свою ипотеку, мог лишиться ее, раз только недвижимость эвинцируется у установителя ипотеки. Весь успех закона лишь в том и заключается, что он заменил волокитное и дорого стоящее производство décret v. менее волокитным, но едва ли более дешевым производством выправления грамоты и оппозиции ипотек. Мера служила больше приобретению недвижимостей, чем реальному кредиту. Но и приобретатель не был гарантирован от злоупотреблений со стороны отчуждателя, а только от неизвестных ему ипотек. Стоило явиться более раннему приобретателю - и грамота была бессильна. Возможность же злостных многократных отчуждений в то время не исключалась вовсе во Франции, так как собственность приобреталась простым соглашением, облеченным в нотариальную форму, а это соглашение могло состояться в любом конце государства[845].
Неудивительно, что страны обычного права оказали эдикту 1771 г. упорное сопротивление. Парламент Фландрии заявил[846], что он смотрит на содержащийся в nantissement публицитет ипотек как на верх мудрости, как на печать, опору и надежду собственности, как на коренное право, пользование которым давало во все времена наисчастливейшие успехи, создавало доверие и вызывало легкость сделок, которые бельгийцы заключают между собой. Благодаря этой форме все тяготы и ипотеки, обременяющие недвижимости, вскрывались, и ничего нет более надежного и достаточного, чтобы верно ссужать, как удостовериться в правовом состоянии недвижимости посредством простого осмотра ипотечного реестра": И вплоть до революции эдикт 1771 г. фактически не применяли в этих странах. "Это объяснялось слабостью тогдашней власти, но это было и полезно для указанных стран"[847].
Но время было такое, что на эдикт нападали и с другой стороны, эдикт осуждали за то, что он пытается ввести хотя какую-нибудь гласность. И это делали такие почтенные юристы, как D'Agesseau[848]. "Гласность, - рассуждает Дагессо, - вообще противна частному делу. А во Франции она и вовсе опасна. Французы больше, чем какой-либо другой народ, живут общественным мнением. Доброе мнение для француза - источник богатства, а дурное - путь к разорению. Ввести гласность - значит лишить человека возможности выйти из затруднительного положения, затопить его; это значит вызвать национальный кризис и сломать последнюю защиту против нищеты, 3/4 подданных короля в один день послать под декрет! Скажут, что гласность выгодна кредиторам, а их нужно поощрить. Но лучше этого не делать, так как лекарство может причинить больше зла, чем самая болезнь. Лучше предоставить самим частным лицам распознавать благонадежность тех, с кем они имеют дело. Закон зашел бы слишком далеко, если бы задался целью предусмотреть все частные неудобства. Он мог бы только повредить свободе и легкости сделок, которые только и возможны при том порядке, при котором возникают неудобства от свободы. Сделать оборот обеспеченным - значит уничтожить его; искать совершенства напрасно, так как оно несвойственно человечеству. Да и число должников в государстве больше, чем кредиторов; разрушить их имущественное положение - значит разрушить государство, да и кредиторов. Только ростовщики извлекут выгоду из такого закона". В заключение Дагессо все же замечает, что если уже вводить систему гласности, то не в духе эдикта 1771 г., а в духе эдикта 1673 г.
Все эти доводы повторялись дословно сторонниками негласного режима, при обсуждении проекта Наполеонова кодекса во французском Государственном Совете[849].
Примечания:
|
