Список книг

Оглавление | Следующая »

Шершеневич Г.Ф.
Учебник русского гражданского права. Т. 2

§ 33. Понятие об обязательстве

Литература: Барон, Система римского гражданского права, 1900; Дернбург, Пандекты, т. 2, Обязательственное право, 3-е изд. 1911; Савиньи, Обязательственное право, 1875; Пассек, Неимущественный интерес в обязательстве, 1894; Петражицкий, Возмещение имущественного вреда с точки зрения социальной политики (Право, 1900, N 11, 12, 15, 16); Беляцкин, Возмещение морального (неимущественного) интереса (Право, 1911, N 29, 31, 32); Винавер, Неимущественный интерес в обязательстве (Из области цивилистики, 1908, стр. 231-239); Полетаев, Возникновение обязательств (Жур. Спб. Юр. Общ., 1898, N 7); Исаченко, Обязательства по договорам, т. 2, 1914; Трепицын, Гражданское право губерний Царства Польского и русское в связи с проектом гр. уложения. Общая часть обязательственного права, 1914; Синайский, Первые страницы русского законопроекта обязательственного права в сравнении с германским и швейцарским уложением (Юрид. вестн., кн. V).

I. Юридическая природа обязательства. Под именем обязательства понимается такое юридическое отношение, из которого обнаруживается право одного лица на известное действие другого определенного лица. Самое слово "обязательство" употребляется в различных значениях: а) в смысле обязанности пассивного субъекта, например ст. 1548; b) в смысле права активного субъекта, например ст. 418; с) в смысле всего юридического отношения, например ст. 5338, и d) в смысле акта, удостоверяющего существование подобного отношения, например, ст. 220, 571. Наиболее соответствующим истинному значению является употребление этого выражения в смысле отношения, как бы обязывающего (vinculum juris) участвующих в нем лиц; отсюда старинный обряд связывания рук договаривающихся, отсюда выражение "суплетка", употребляемое Псковскою Судною Грамотою (ст. 103) для обозначения обязательства, которым стороны сплетаются. Ближайшее рассмотрение выставленного определения обнаруживает следующие существенные признаки.

а. В противоположность вещному правоотношению, в котором праву активного субъекта соответствует обязанность всех вообще граждан, без более точного обозначения участников, в обязательственном правоотношении устанавливается полная определенность лиц, участвующих в нем. Отношение существует только между известными лицами и не касается всех прочих сограждан. Эти лица, субъекты отношения, носят специальные названия. Активный субъект называется верителем или кредитором, потому что он верит исполнительности пассивного субъекта, который называется должником, потому что он должен исполнить то, к чему обязывает его установленное отношение. В отдельных договорах субъектам обязательственного отношения присваиваются еще специальные наименования: продавец, покупщик, наниматель, товарищ, страхователь, подрядчик и т.п. [Общие термины должника и верителя усваивает и просит кн. V (cт. 1, п. 2)].

b. Объектом обязательственного правоотношения является действие, которое в то же время составляет и содержание обязательства. Действие предполагает точную определенность его, настолько, чтобы при исполнении обязательства не могло возникнуть сомнение относительно того, что должен сделать должник. Действие, составляющее объект обязательства, состоит: 1) в передаче от одного лица другому вещи в собственность, например купля-продажа, дарение, или 2) в предоставлении одному лицу пользования вещью, принадлежащею другому, например ссуда, наем имущественный, или 3) в совершении одним лицом личных услуг в пользу другого, например личный наем, доверенность, или 4) в воздержании от тех действий, исключительное право совершения которых принадлежит должнику, например издательский договор. Во всяком случае в основе обязательственных прав лежат вещные, исключительные или личные права.

[Действия, составляющие объект обязательства, перечисляет, а вместе с тем дает определение обязательства проект кн. V в следующей формулировке: "По обязательству одно лицо обязано по отношению к другому передать имущество либо совершить или не совершить какое-либо иное действие" (ст. 1, п. 1). Теоретический характер подобных попыток классификации и определений очевиден и не соответствует правильному пониманию задач законодательной техники (швейцарское уложение обходит молчанием эти вопросы)].

Действие, составляющее объект обязательства, может быть положительного или отрицательного характера, причем действия первого рода имеют преобладающее значение. Подведение под понятие "действие" воздержания не составляет противоречия; воздержание не есть бездействие, - это не отсутствие воли, направленной на определенный результат, а, напротив, наличность такой воли. Примером обязательства с отрицательным содержанием может служить договор о том, чтобы одно лицо однородною торговлею не подрывало дела другого, или договор издательский, в силу которого автор, уступая издателю право издания, обязывается не издавать сам своего сочинения, хотя бы и со значительно измененным содержанием, но под тем же заглавием.

Действие, составляющее объект обязательства, может быть одновременным, многократным или длящимся. Оно выполняется сразу, например, при передаче проданной определенной вещи; оно повторяется много раз, например, при постановке дров в казенное учреждение или при взносах наемной платы; оно будет длящимся, если продолжается все время, например, хранение чужой вещи по договору поклажи, а также при всех действиях отрицательного характера.

с. В силу обязательства активный субъект приобретает право на действие со стороны пассивного субъекта, а не право над его лицом (Регельсберг) или на его волю (Кунце). Право над лицом означало бы стеснение его свободы, а это приближало бы его к положению раба, а отношение - к вещному. Право на волю другого лица невозможно, потому что воля по своей независимости не может быть объектом права. К чему бы ни было обязано известное лицо, какими бы тяжелыми последствиями ни угрожало ему неисполнение, но воля его всегда способна уклониться в противоположную сторону, а с тем вместе утратится объект обязательства. Так как активный субъект имеет право на действие пассивного субъекта, а не на его личность или волю, то он не может вынуждать исполнение при помощи собственных сил или при содействии правительственных органов. Он имеет только право требовать от должника исполнения с угрозою взыскать со всего его имущества ценность неосуществленного интереса. Поэтому нельзя силою отнять у продавца проданную вещь, пока она не была передана, т.е. пока покупщик не приобрел вещного права, нельзя силою заставить выполнять условленные работы по договору личного найма. Между тем в практике парижского суда имел место однажды такой случай. Артист по контракту с антрепренером одного театра обещался не участвовать на сценах других театров Парижа, но вопреки обещанию неоднократно участвовал в спектаклях других театров. По требованию антрепренера, признанному судом, артист во время самого спектакля был насильно удален из театра, на сцене которого играл. Решение это безусловно неправильно и встретило протест со стороны французских юристов.

И нашему законодательству не чуждо такое неправильное воззрение. Как мы уже видели, закон предполагает возможность принудительного исполнения договора купли-продажи на той и другой стороне, т.е. допускает возможность отнять проданную вещь силою у продавца и вынудить покупщика к принятию вещи: невозможность в действии принудить покупщика указывает с очевидностью на ложность принципа, а следовательно, приводит к признанию невозможности насильственно отнять вещь у продавца (если только мы признаем, что вещное право переходит не по соглашению, а по передаче). В законодательстве нашем, в виде общего начала, указано, что всякий договор и всякое обязательство в случае неисполнения производят право требовать от лица обязавшегося удовлетворения во всем, что в них постановлено (ст. 570). Если статья эта подала повод к тому выводу, будто всякое действие, составляющее предмет обязательства, может быть вынуждено в натуре, то это объясняется только неправильным пониманием ее смысла. Во-первых, статья эта рассчитана на случай неисполнения условленного и только "в случае неисполнения" возникает право требовать удовлетворения: значит, право требовать исполнения превращается в право требовать удовлетворения. Во-вторых, закон явно подчеркивает различие между "исполнением" и "удовлетворением", заменяющим первое: значит, удовлетворение не есть настаивание на исполнении условленного. Приведенная сейчас статья имеет тот смысл, что каждый активный субъект обязательства в случае уклонения пассивного субъекта от исполнения условленного действия вправе требовать осуществления имущественного интереса, соединенного с обстоятельством, за счет всего имущества должника. Та же мысль выражена в положении, установленном практикою, что суд вправе предписать совершение действий за счет ответчика, но не вправе принудить самого ответчика к исполнению действий (79, 317), хотя сам Сенат далеко не последовательно проводит это начало (см., например, 89, 43).

Так как объектом обязательства является действие пассивного субъекта, а не лицо его и не воля, то индивидуальность обязательства имеет настолько лишь значение, насколько интерес, соединенный с исполнением данного действия, зависит от личных качеств исполняющего. При безразличии этой стороны вопроса действие может быть выполнено каждым. Так, например, долг может быть уплачен всяким лицом, а не только должником, потому что объектом права является платеж денег, а не сам должник и не его воля; но, например, обязанность доверенного не может быть выполнена другим, потому что объектом права являются услуги данного лица, обусловленные его опытом, знанием, добросовестностью и иными личными его качествами.

Комбинируя противоречивую практику Сената и усвоенные воззрения на объекты обязательства, проект дает неодинаковую санкцию субъективных прав, из обязательства вытекающих. При обязательствах, имеющих предметом "передачу особенно определенного имущества", "веритель в случае неисполнения должником обязательства вправе просить суд об отобрании имущества от должника и передаче ему, верителю" (ст. 133). Статья тем более удивительная, что проект, бесспорно, стоит на точке зрения приобретения вещного права посредством передачи (ср. 208 и след. о передаче имущества при продаже). По отношению к действиям санкция прав верителя устанавливается более гибкая и вполне приемлемая. "В случае неисполнения должником обязательства, имеющего предметом совершение действия, для которого не требуется личного участия должника, веритель вправе с разрешения суда совершить действие за счет должника" (ст. 134). "В случае неисполнения должником обязательства, имеющего предметом несовершение какого-либо действия, веритель вправе с разрешения суда устранить или уничтожить за счет должника все сделанное им в нарушении обязательства. Суд может по просьбе верителя воспретить должнику дальнейшее нарушение обязательства под угрозою взыскания в пользу верителя денежного штрафа в размере до трехсот рублей за каждое нарушение" (ст. 135).

d. Юридическое отношение, принуждающее одно лицо к совершению действия в пользу другого, предполагает у последнего наличность интереса в выполнении этого акта. Где нет такого интереса или где он прекратился, хотя и был вначале, там нет обязательства или с того времени оно прекращается, хотя до этого момента имело полную силу. Итак, например, по договору лицо обязывается не вести однородной торговли во избежание конкуренции, но если то лицо, в пользу которого установлено подобное ограничение, само прекращает свою торговлю, то прекращается опасность вредных последствий конкуренции, утрачивается интерес обязательства и обязанная сторона освобождается; или, например, автор до истечения пяти лет со времени заключения договора с издателем не вправе повторять своего издания, но если через год по выходе книги в свет она вся разошлась, то для издателя нет никакого интереса запрещать автору приступить к новому изданию, а потому автор освобождается от своей обязанности.

Спорным представляется вопрос, должен ли интерес обязательства быть имущественным или нет, может ли предметом обязательства быть действие, интерес которого не поддается денежной оценке? Некоторые ученые стараются доказать возможность неимущественного интереса в обязательственных отношениях, и практика некоторых стран дает достаточный материал для подобных заключений (отчасти и русская, 09, 46, ср. 73, 1485). Сосед по квартире обязывает договором соседа не нарушать его покоя музыкою в те часы, когда он дома (Виндшейд). Как осуществить право, если сосед нарушает свою обязанность и продолжает изводить соседа своим искусством? По случаю выставки в известном городе предполагается в нем большой съезд. Поэтому собирающийся посетить выставку заранее письмом условливается с хозяином гостиницы о найме на известные дни помещения. По приезде в город оказывается, что помещение сдано другому, что во всем городе нет свободных номеров, так что приезжий должен был целую ночь в дождливую погоду бесплодно пространствовать по городу, с тем чтобы вернуться на вокзал (Иеринг). Каким образом в гражданском порядке искать с хозяина гостиницы выполнения им обязанности? Младший брат дает старшему обязательство никогда не играть в карты (Козак). Интересно было бы знать, что сделает в этом случае кредитор, если узнает, что его должник нарушает договор?

Со стороны активного субъекта благоразумно было бы подобные договоры связывать с неустойкою, чем обязательству придан был бы иму-щественный интерес (Сенат высказал весьма рискованное положение, будто неустойкою можно обеспечивать только обязательства, имеющие имущественный интерес, 03, 83). Но если этого не сделано, то нет никакой возможности признать юридическую силу за подобными обязательствами. Испытанные от неисполнения обязательств неприятности останутся без всякого возмещения, и нет гражданских средств побудить пассивного субъекта к выполнению принятых им на себя обязанностей.

Нельзя допустить обязательств с неимущественным интересом не потому, что они носят личный характер, так как мы уже отнесли к гражданскому праву личные отношения, устанавливаемые семейным союзом. Такому допущению противится природа обязательственных отношений. Объектом прав по обязательству признается чужое действие. Но действия лиц не вынуждаемы, а потому, чтобы сохранить юридический характер за обязанностями, соответствующими правам требования, необходимо придать им санкцию, каковою может быть только принудительное осуществление интереса в имуществе уклоняющегося от исполнения. Если он не хочет исполнить, то действие может быть исполнено другим или вовсе не будет исполнено, но за тот имущественный ущерб, который понес субъект права вследствие обращения к другому или вследствие полного неисполнения услуги должно отвечать имущество виновника. Какова же может быть санкция тех обязанностей, которые не способны быть выражены в денежном эквиваленте? Лишить их совершенно санкции - значит исключить такие отношения из круга юридических. Некоторые, основываясь на судебной практике Франции, а в особенности Англии, указывают на существование подобной санкции в тех громадных штрафах, которыми суды этих стран облагают лиц, уклоняющихся от исполнения неимущественных обязательств. Но здесь утрачивается принцип гражданского права, который допускает возмещение ущерба в смысле соответствия между неосуществленным интересом и денежным вознаграждением. Какое же соответствие между неприятностями, испытанными лицом, которому не оставлено было в городе обещанное помещение, или лицом, которое страдает физически и душевно от игры соседа, и тою денежною суммою, которую им предлагают? Отсутствие действительного соответствия ведет, далее, к полной невозможности определить какими-либо данными величину вознаграждения. За то, что касса театра не оставила мне билета на интересный спектакль, суд с одинаковым успехом может присудить в мою пользу как 1 руб., так и 100 000 руб. Извозчик опрокинул в Париже велосипедистку-англичанку, которая предъявила к виновнику требование об удовлетворении, основанное на следующем расчете: врачебная помощь - 100 фр., разорванное платье - 50 фр., починка велосипеда - 150 фр., потраченное время - 25 фр., понесенное беспокойство - 25 000 фр. Ни один судья не в состоянии определить, правильно или нет оценила потерпевшая свое беспокойство. Педагог и комментатор древних классиков, издатель иллюстрированных пособий г. М. летом 1911 г. на одной из новодеревенских улиц в Петербурге подвергся нападению обезьяны, которая соскочила на него с дерева и искусала. Оказалось, что обезьяна только что сбежала от генеральши Чичаговой. М. исчисляет свой иск следующим образом: 500 руб. за лечение; издательская деятельность приносит ему 22 000 руб. в год, а так как лечение продолжалось 21 день, то за это время он взыскивает отдельно 1259 руб. 11 коп.; в-третьих, он, г. М., обожает музыку и увлекался игрой на рояле, и так как обезьяна повредила ему средний палец левой руки, то он лишен возможности доставлять себе эстетическое наслаждение собственной игрой и поэтому нуждается в приобретении фонолы, стоящей 750 руб. В состоянии ли суд дать денежную оценку эстетическим эмоциям? Напрасно сторонники разбираемого взгляда указывают на подобный же произвол при определении денежного штрафа, налагаемого в уголовном порядке. Такого произвола, который действительно существовал в старом уголовном праве, в настоящее время нет, так как произвол суда всюду поставлен в более или менее узкие границы, - ему указывается предельная величина вниз и вверх, и передвижение по этой линии поставлено также в зависимость от некоторых законных условий, тогда так в гражданских штрафах никаких границ нет. Притом такое колебание в степени наказания сообразуется со степенью виновности подсудимого, а для величины вознаграждения за неимущественный интерес нет подобной мерки. [Проект кн. V в ст. 130, п. 2 ставит возмещение морального вреда в зависимость от степени вины и определяет: "Должник, умышленно или по грубой неосторожности не исполнивший обязательства, может быть присужден к возмещению и других, кроме указанных выше, убытков, хотя бы они заключались не в имущественном, а нравственном вреде и не подлежали точной оценке". Статья 132 того же проекта оценку убытков такого рода передает свободному усмотрению суда, основанному на соображении всех обстоятельств дела. Со времени издания закона 15 июня 1912 г. о местном суде наши суды получили уже такие же полномочия в исках о доходах и убытках по отношению к вознаграждению, размер которого по свойству требования не может быть подчинен общему правилу о подтверждении иска доказательствами (ст. 1351 и 7061 Уст. гр. суд. по изд. 1914 г.)].

II. Основание обязательства. Для возникновения обязательственного отношения необходим юридический факт, с наступлением которого закон связывал бы такое последствие. Сведенные в известные группы, эти факты носят название источников обязательства. На римском праве выработалась следующая классификация источников, способных основать обязательственное отношение: 1) договор, 2) как бы договор, 3) правонарушение, 4) как бы правонарушение, 5) все прочие факты, не подходящие ни под одну из указанных категорий. Этой системы и до сих пор придерживается итальянское законодательство (§ 1097). Такая классификация не может быть названа научной. Как справедливо заметил Барон, выражения "как бы договор" или "как бы правонарушение" вовсе не указывают, каково основание происхождения этих обязательств; они указывают лишь на то, что должник по как бы договору должен обсуждаться так, как должник по договору; должник по как бы правонарушению - подобно должнику по правонарушению, - но и только. Поэтому из всех указанных в римском праве оснований могут быть удержаны только два: договор и правонарушение. Но договор составляет вид юридической сделки, которой и другие формы способны установить обязательственное отношение, например, завещание, одностороннее обещание. Поэтому, расширяя римскую классификацию, мы находим два источника обязательств: юридическая сделка и правонарушение.

Далее существует ряд юридических фактов, не подходящих ни под понятие о договоре, ни под понятие о правонарушении, с которыми тем не менее закон в интересах целесообразности соединяет возникновение обязательства. Во всех таких случаях нет ни соглашения двух или более лиц, как в договоре, нет и незаконного действия, нарушающего интересы другого лица, как в правонарушении, а есть только воля законодателя. Поэтому нередко прямым источником обязательства признают закон. Однако основанием обязательства может быть только юридический факт, но не закон, который и не может быть поставлен на одну линию с юридическою сделкою и правонарушением. Закон составляет общее основание всех юридических отношений, а потому и не может быть назван источником обязательства в тесном значении: сила договора основывается на законе, последствия правонарушения определяются законом. Очевидно, что один закон, без юридического факта, не создает обязательства. Между тем наша практика устанавливает, будто обязанность частного лица уступить по требованию правительства свое право собственности для государственной или общественной пользы относится к числу обязательств, непосредственно возникающих из закона (72, 19). В действительности указанный случай не дает вовсе места для возникновения обязательств, основанных на законе. Сенат, очевидно, смешал частноправовое обязательство и публично-правовую обязанность (или необходимость) каждого гражданина подчиниться требованиям верховной власти. В данном случае обязательство и не может возникнуть, а обязанность (или необходимость) основывается на силе власти.

Нельзя считать научной классификацию Дернбурга, который разделяет обязательства на две группы: основанные на юридической сделке и не основанные на ней, потому что в действительности вторая группа остается без основания. Такую же ценность представляет классификация Пляниоля, по мнению которого источников обязательства только два: договор и закон, причем упускается из виду, что сила договора основывается также на законе. Эта точка зрения положена в основу французского гражданского кодекса, в котором соответственно различаются obligations и engagements (§ 1101 и 1370).

Относительно юридической сделки и правонарушения как источников обязательства не возбуждается сомнений. Необходимо подыскать основание для третьей группы. Если закон создает обязательственное отношение вне сделок и правонарушений, то происхождение его обуславливается неосновательным обогащением одного лица на счет другого, т.е. переходом ценности из имущества одного лица в имущество другого без достаточного юридического основания. С этой точки зрения источниками обязательства являются: 1) юридическая сделка, 2) правонарушение, 3) неосновательное обогащение. Такая классификация принята в сущности германским гражданским уложением 1896 г., хотя оно и уклонилось от перечня оснований, и швейцарским обязательственным законом 30 марта 1911 г. [Проект кн. V в ст. 2 признает только два источника обязательств: договор и закон и определяет, что "обязательства возникают из договора и других указанных в законе оснований". Такая краткая и общая классификация с теоретической точки зрения, конечно, и не научна и не достаточна, но с точки зрения законодательной техники вполне точно выражает состояние источников обязательств в положительном законодательстве].

III. Развитие обязательственного права. Момент появления в истории права обязательственных правоотношений представляется значительно позднейшим в сравнении с моментом возникновения вещных правоотношений. Патриархальный, родовой склад быта, натуральное хозяйство, отсутствие торговли создавали малоблагоприятную почву для развития обязательственного права. Ограниченный круг предметов, необходимых для удовлетворения незначительных потребностей первобытного общества, приобретался не путем обмена, а главным образом бесхитростною обработкою продуктов земли, окружающей место оседлости. Потребность в рабочих руках, в услугах удовлетворялась при помощи рабов и детей, подчиненных той же неограниченной власти главы дома и рода.

В начальную пору своего появления обязательственные правоотношения еще мало отличаются от вещных. Отличие права на действие от права на вещь тем менее сознается, что не существует ясного представления о свободе личности и у большинства нет имущественной обеспеченности. Для верителя за отсутствием у должника имущества единственною гарантиею исполнения является лицо обязавшегося. Первоначальное обязательственное отношение устанавливает права не на действие со стороны должника, а на лицо должника, если и не такое полное, как в отношении к рабу, то во всяком случае весьма близкое. По мнению Кунце, в развитии обязательства замечается три периода: в первом обязательство представляет собою господство над должником, подобное праву собственности; во втором - господство над должником становится только частичным, смягченным, полным льгот для него; наконец, в третьем периоде обязательство создает упорядоченное господство, возвышающееся на степень идеальной власти.

Подтверждений подобной конструкции обязательств можно найти немало в истории. Так, в эпоху XII таблиц право кредитора на должника, хотя уже смягченное, было почти вещное, потому что простиралось на его лицо, а при невозможности распределить между несколькими кредиторами свободу несостоятельного должника юридический материализм шел так далеко, что пред ними отвечало его тело. Только lex Poetelia явился выразителем переменившихся воззрений на сущность обязательства и в классическую эпоху римского права, суровое nexum сменилось чисто обязательственным отношением mutuum. На противоположном конце Европы, в Норвегии, древнее право предоставляло кредитору возможность отрезать несостоятельному должнику ту или другую часть тела - идея, положенная в основу позднейшей драмы (Шейлок). У древних германцев свобода была постоянным обеспечением кредитора, который обращал неисполнительного должника в положение раба, а позднее, в средние века, подобный должник если и не считался рабом, то все-таки был ограничен в своей свободе.

Если мы обратимся к истории русского права, то и здесь найдем подтверждение. По Русской Правде купец, задолжавший многим без извиняющих его обстоятельств, отвечал лично перед кредиторами: "ждоут ли ему, продадоут ли его - своя им воля" (ст. 68), кредиторам предоставлялось "вести я на торг и продати" (ст. 69). При договоре займа в древнейшую эпоху личность должника составляла обеспечение права требования, принадлежащего кредитору (закупничество), так что в случае неисполнительности должник отдавался доверителю головою до искупа для отработки долга, без всяких розысканий относительно его имущественных средств. Такой же характер отношений замечается и при другом договоре - личном найме. Наймит был в положении полусвободного человека, которого хозяин мог бранить и бить: малейший неосторожный шаг со стороны должника мог повлечь для него уже полное рабство (обельный холоп). В московский период в законодательстве появляется тенденция изменить эту бытовую точку зрения. Судебник Иоанна IV ограничивает возможность превращения нанявшегося в холопы, запрещает служить у верителя за рост по займу. Этот взгляд поддерживается в дальнейшей истории. Вопреки установившемуся обычаю обращать несостоятельных должников в рабов законодатель дозволяет выдавать таких лиц кредитору головою только до искупа, т.е. пока не отработаются. В XVII веке вырабатывается постепенно идея имущественной ответственности за неисполнение по обязательству, вырабатывается порядок обращения взыскания за долги не на лицо, а на имущество должника. С того времени отрешенность обязательства от лица должника установилась во взглядах законодателя, но долго еще в бытовых отношениях продолжало сохраняться воззрение на обязательство, как имеющее своим объектом самого должника.