Список книг

« Предыдущая | Оглавление | Следующая »

Тютрюмов И.М.
Законы гражданские с разъяснениями Правительствующего Сената и комментариями русских юристов. Книга первая.

И.М. Тютрюмов (очерк жизни и деятельности) (А.С. Карцев)

Игорь Матвеевич Тютрюмов родился 23 мая (ст. ст.) 1855 г. в Новгороде. Фамилия Тютрюмовых упоминалась еще в так называемой Бархатной книге среди прочих древних дворянских фамилий[4]. Но с течением времени та ветвь рода, к которой принадлежал дед будущего юриста, прапорщик Иван Михайлович Тютрюмов, настолько захудала, что в ходе происходившего в начале XIX в. заполнения дворянских родословных книг была внесена не в часть VI губернских родословных книг, куда вносились старинные фамилии (древностью происхождения не менее 100 лет), а по фактически занимаемому статусу - в часть II, куда вносилось военное дворянство[5]. Иван Михайлович Тютрюмов участвовал в Отечественной войне 1812 г. и последующих заграничных походах русской армии, был ранен в сражении при Дрездене в августе 1813 г. Его сын, Матвей Иванович Тютрюмов, выйдя в отставку с государственной службы в чине коллежского регистратора - самый низший чин Табели о рангах, - поселился в принадлежавшем ему небольшом имении подле села Алциферово Тихвинской волости, походившем скорее на хутор, нежели на поместье. Семья была многодетная (одиннадцать детей), достаток - крайне скромный. И.М. Тютрюмову с детских лет пришлось узнать, что такое нужда, и понять, что всего в жизни ему предстоит достичь своим усердием, не рассчитывая ни на связи, ни на состояние.

В 1874 г. И.М. Тютрюмов закончил Первую новгородскую гимназию, директором которой был Н.М. Аничков, занимавший впоследствии высокие должности в Министерстве народного просвещения (в частности, он отвечал за организацию Русского института римского права при Берлинском университете). В подписанном им аттестате зрелости отмечалось, что "на основании наблюдений за все время Тютрюмова Игоря обучения в гимназии поведение его вообще было отличное, исправность в посещении и приготовлении уроков, а также в исполнении письменных работ весьма удовлетворительные[6], прилежание отличное и любознательность ко всем предметам вообще весьма удовлетворительная"[7]. В августе 1874 г. желая поступить на юридический факультет, И.М. Тютрюмов подает прошение ректору Санкт-Петербургского университета.

В своем выборе Тютрюмов не раскаялся ни разу. Ему были захватывающе интересны занятия, проводимые знаменитыми профессорами, внимая наставлениям которых он делал первые шаги в постижении правовых знаний. В памяти И.М. Тютрюмова навсегда остались обращенные к студенческой молодежи, слова, которыми открыл свою вступительную лекцию старейший профессор юридического факультета, П.Г. Редкин: "С твердой помощью начал науки вы сумеете радикально лечить всякую общественную болезнь, ясно сознавая настоящее и прозревая будущее".

На выбор же И.М. Тютрюмовым именно цивилистической специализации несомненное влияние оказал Кронид Иванович Малышев (1841-1907). К.И. Малышев после защиты в 1871 г. магистерской диссертации: "Исторический очерк конкурсного процесса" был направлен в заграничную научную командировку, откуда вернулся незадолго до поступления Тютрюмова в университет. Поначалу Малышев читал лекции по гражданскому процессу, а после выхода в отставку С.В. Пахмана стал вести занятия и по гражданскому праву. В 1875 г. К.И. Малышев впервые в истории Петербургского университета начал читать курс торгового права (до того торговое право в качестве самостоятельной дисциплины преподавалось только профессором Цитовичем в Новороссийском университете). Как спустя годы будет вспоминать Тютрюмов, лекции Малышева "отличались всегда живостью и ясностью выражаемых мыслей, удивительной сжатостью и точностью определений, всегда охотно посещались слушателями, поражавшимися огромной эрудиции профессора и выносившими из его лекций высокий интерес к преподаваемым им курсам"[8]. Схожесть жизненного пути учителя и ученика не могла не способствовать их сближению. Малышев, сын священника, после Казанской духовной академии достиг Петербурга частью пешком, частью обозами, а попав в университет, "первое время, крайне нуждаясь, принужден был тратить массу времени на разного рода литературные работы, часто не имевшие ничего общего с избранной им специальностью". Но "полное отсутствие материальных средств не помешало Малышеву в его стремлении к достижению высшего научного образования". Общими и для Малышева, и для Тютрюмова качествами были неуемная тяга к знаниям, непреклонность в преодолении жизненных препятствий.

Юрист-практик, учил К.И. Малышев студентов, "призванный к обсуждению всевозможных гражданских отношений, к направлению всего гражданского быта на путь права, по необходимости должен быть человеком многосторонне образованным и в особенности основательно знакомым с общим историческим направлением той великой равнодействующей силы права, по которой совершается развитие быта разных народов". На формирующееся профессиональное сознание И.М. Тютрюмова повлияли и идеи, высказываемые К.И. Малышевым по поводу методов научного изучения права и, в частности права процессуального: "Теория процесса, - писал К.И. Малышев, - есть плод общечеловеческой цивилизации и взаимного знакомства народов. Вследствие тождества логической природы процесса его общие начала принадлежат науке всех просвещенных народов и чем глубже и рельефнее раскроются понятия в теории процесса, тем полезнее она будет для судебной практики. На практику нельзя смотреть так узко, будто она должна знать статьи законов, для нее обязательные, и ничего больше. Она обладает творческой силой, она восполняет и развивает законодательство страны и не имеет никакого повода изолироваться в этой деятельности от всех образованных народов"[9]. Полезным и необходимым считал К.И. Малышев изучение "конкретных отношений, практикующихся сделок и обязательств, порядка производства дел в различных учреждениях", иными словами, - "изучение живого мира, без которого теория мертва". Рекомендуя догматически индуктивный метод на широкой основе сравнительного правоведения, К.И. Малышев при этом не отрицал важности и критического подхода.

Методологические уроки учителя были хорошо усвоены Тютрюмовым, о чем свидетельствовали его работы. К.И. Малышев постоянно указывал на необходимость, во-первых, индуктивного изучения материального и процессуального права, дабы "наука, впоследствии таким путем пользуясь дедуктивным методом, могла подчинить разрозненные явления действительности своим общим понятиям". Во-вторых, сбалансированного сочетания догматического и критического подходов к изучению позитивного права (последнее отчетливо проявилось в трехтомном "Курсе гражданского судопроизводства" (СПб., 1874-1879, первом после введения судебной реформы опыте научного анализа отечественного процессуального права)). "Путь, избранный К.И. Малышевым - путь догматического изложения и разработки действующего права в связи с современной жизнью и ее развитием, и с совершенным устранением из курса отрицательной критики закона - был на тот момент особенно плодотворен для новой судебной практики", признает Тютрюмов, одновременно подчеркивая, что его учитель не отрицал и значения "критического элемента науки права", ибо "каждый народ, в котором не погасла искра жизни, естественно заботится об улучшении и усовершенствовании своего права, о приспособлении его к возрастающим потребностям, об исправлениях и реформах в той или другой части законодательства"[10]. В-третьих, историко-сравни-тельного метода, положенного в основу замысла малышевского "Курса общего гражданского права России" (СПб., 1878, т. I, был рассчитан на 13 томов). Наконец, это понимание того, что "общая кодификация гражданского права, являющаяся у нас одной из насущных и неотложных задач будущего, будет возможна лишь тогда, когда выработана будет общая теория гражданского права России", ввиду чего в своем курсе гражданского права К.И. Малышев концентрировал внимание на соотнесении положений действующего законодательства с системой базовых цивилистических категорий, призванной сообщить всему гражданскому праву России требуемое единство.

Есть также основания полагать, что Малышев, автор такого труда, как "Гражданские законы и обычное право России, в общем их своде, с включением законов Финляндии, Царства Польского, Остзейского края и Бессарабии, еврейских и мусульманских" (1880) (последнего из написанных им в качестве профессора университета труда), привил И.М. Тютрюмову интерес к местному праву Российской империи и, в частности к праву прибалтийскому.

Даже став судебным деятелем, Тютрюмов не переставал следить за научными свершениями своего учителя, искренне радуясь его успехам. Об этом, например, свидетельствует рецензия Тютрюмова на труд Малышева "Общее Гражданское Уложение Финляндии" (СПб., 1891). "Финляндское законодательство во многих случаях для русских юристов, не знавших шведского языка, оставалось совершенно неизвестным и особенно тяжело это должно было отражаться на тех русских людях, которым по службе или по частным делам приходилось проживать в Финляндии. Теперь же мы в первый раз на русском языке имеем в систематическом виде все законодательство Финляндии"[11], - так определяет значение сделанного К.И.Малышевым его ученик.

Но все это будет еще нескоро, а пока Тютрюмову-студенту приходится переживать тяготы нищей студенческой жизни в чужом городе. Учеба на юридическом факультете требовала средств, да и само проживание в столице обходилось весьма недешево. Надо было платить за угол, снятый им недалеко от университета в доме N 31 по Малому проспекту Василеостровской стороны, вносить деньги за обучение, покупать необходимые книги. Денег постоянно не хватало, порой их не было вовсе. Не надеясь на какую-либо помощь от едва сводящей концы с концами семьи, в сентябре 1874 г. Тютрюмов подает прошение ректору: "Имея весьма ограниченные средства, желаю воспользоваться 100-руб-левой стипендией университета. При сем прилагаю свидетельство о бедности, полученное на имя моего отца". В приложенном к прошению документе говорилось: "Дано коллежскому регистратору М.И. Тютрюмову в том, что он, имея одиннадцать человек детей, состояния весьма недостаточного, с трудом имеет средства к их содержанию"[12]. Постоянно пребывая в поиске дополнительных приработков, И.М. Тютрюмов спустя два месяца вновь подает университетскому начальству прошение: "Желая заниматься преподаванием, покорнейше прошу выдать мне узаконенное свидетельство на право занятия оным". Имея на руках "Свидетельство о праве заниматься в частных домах преподаванием предметов гимназического курса", И.М. Тютрюмов получил возможность давать уроки, которые в условиях дореволюционной России всегда были немалым подспорьем для неимущих студентов[13].

Надо сказать, что Н.М. Аничков никогда не оставлял вниманием своих выпускников, проявляя заботу об их судьбах. Ценя одаренность И. Тютрюмова и зная нелегкую материальную ситуацию в его семье, Н.М. Аничков в январе 1875 г. запрашивает правление университета относительно сведений, "заслуживает ли пособия от гимназии по своим успехам и поведению студент И.М. Тютрюмов". В пришедшем в Новгород ответе сообщалось, что "этот студент не подвергался еще испытаниям, а потому об успехах его сведений не имеется, поведения же он, по отзыву Инспектора студентов, весьма хорошего"[14]. Между тем именно зимой 1875 г. Тютрюмову-студенту пришлось особенно нелегко. За несвоевременный взнос платы за обучение он был даже отчислен из университета и восстановлен только тогда, когда необходимая сумма была собрана[15].

Каникулы Игорь Тютрюмов любил проводить на своей малой родине, в селе Обчево, в живописном уголке Кирилловского уезда, вблизи Кирилло-Белозерского монастыря. Здесь произошла его встреча с будущей спутницей жизни - Евгенией Обернибесовой (ее отец, потомственный дворянин Белозерского уезда Новгородской губернии, был соседом Тютрюмовых по имению).

В 1878 г. И.М. Тютрюмов оставляет студенческую скамью. В полученном им дипломе указывается, что его обладатель "выслушал полный курс наук по юридическому разряду юридического факультета и показал на испытаниях следующие познания: в финансовом праве, уголовном праве и уголовном судопроизводстве, гражданском праве и гражданском судопроизводстве, энциклопедии юридических и политических наук, римском праве, полицейском праве, государственном праве, церковном праве, истории русского права - отличные, в международном праве, в истории философии права и судебной медицине - хорошие, в богословии, истории римского права, немецком языке - достаточные, за которые юридическим факультетом признан достойным ученой степени кандидата"[16]. За сочинение "Историко-догматическое исследование имущественных отношений между супругами по русскому законодательству, сравнительно с обычным местным правом" И.М. Тютрюмов был удостоен золотой медали и по представлению Совета университета был оставлен "как выдающийся по способностям" при университете для приготовления к профессорскому званию по кафедре гражданского права и судопроизводства под руководством профессора К.И. Малышева. Затем на протяжении пяти лет И.М. Тютрюмов проходит подготовку к сдаче экзаменов на ученую степень магистра гражданского права.

Однако работа над магистерской диссертацией, посвященной обычному праву русских крестьян, была прервана. В 1881 г. из университета уходит научный руководитель Тютрюмова - К.И. Малышев, он переходит в кодификационный отдел Государственного совета (преобразованный затем в отделение Свода законов Государственной канцелярии), где сосредоточивается на работе в Редакционной комиссии по подготовке проекта Гражданского уложения. К тому же его организм так и не смог приспособиться к петербургской сырости и дальнейшее пребывание в столь неподходящем климате грозило серьезным ухудшением здоровья. Вследствие чего И.М. Тютрюмов был вынужден оставить северную столицу и возвратиться на родную Новгородчину.

II

Деятельная натура И.М. Тютрюмова, однако, и здесь, в одном из самых медвежьих углов губернии, каким был Кирилловский уезд, нашла себе применение. С избранием в 1881 г. гласным Кирилловского уездного земства начинается его более чем полувековое общественное служение. Старший брат И.М. Тютрюмова, Александр, к тому времени занимал должность предводителя уездного дворянства и в силу этого являлся председателем уездной управы. В 1883 г. братья Тютрюмовы становятся также членами уездного Училищного и Медицинского советов. Вскоре И.М. Тютрюмов Кирилловским уездным земским собранием избирается участковым мировым судьей, а затем - председателем съезда мировых судей и утверждается в этой должности Сенатом (правда, в апреле 1884 г. он выбывает из этих должностей в связи с избранием членом Новгородской губернской земской управы). Кроме того, в 1884 г. он избирается на три года почетным мировым судьей Кирилловского уезда (после 1887 г. в мировую юстицию И.М. Тютрюмов вернется почти три десятилетия спустя, в 1914 г., когда будет избран Петербургской городской думой почетным мировым судьей столичного мирового округа)[17].

В обстановке сворачивания либеральных преобразований, начатых в 60-70-е гг. XIX в., пожалуй, именно местное самоуправление предоставляло наибольшие возможности для сохранения лучшего из достигнутого в царствование Александра II. Однако Тютрюмов-земец в условиях так называемых контрреформ не только отстаивает наследие Великих реформ, но и пытается подвигнуть земство на инициирование мер, развивающих уже достигнутое. Предложения, выдвигаемые им, касались прежде всего вопросов судебно-административного свойства как наиболее близких его научным интересам.

Так, внося на обсуждение земства проект уничтожения сборов с гражданских дел в мировых судебных установлениях, И.М. Тютрюмов указывал в мотивировочной части, что, к сожалению, "с дальнейшим движением законодательства знаменитые Судебные Уставы стали принимать в себя много таких постановлений, которые противоречат основным их принципам и тормозят гражданское правосудие". К числу подобных "наростов" Тютрюмов относит введение пошлин с гражданских дел, рассматриваемых в мировых судах, а также введение особого залога для кассационных жалоб, подаваемых в Сенат. министерство юстиции, по предложению которого были установлены данные сборы, полагало, что они помогут ограничить число дел и тем самым справиться с перегруженностью мировых судов, тогда как причины последней авторам принятых мер виделись в склонности значительной части заявителей к ябедничеству. Поверхностность такого "бюрократически-административного взгляда" для Тютрюмова была очевидна. Суть проблемы, доказывает он, заключена не в сутяжничестве, а в гораздо большем, чем прежде, развитии гражданского оборота и вытекающем отсюда повышении потребности в правосудии. Поскольку настоящего сутяжника мало что может остановить от подачи иска, ликвидация бесплатности мировой юстиции тяжело отзовется прежде всего на бедняках. Ведь именно они ввиду отсутствия средств для уплаты судебных споров, бывают принуждены отказываться от вчинения полностью правомерных исков (например, при необходимости взыскать заработок или истребовать паспорт, отданный при поступлении на работу нанимателю). "К чему запирать двери гражданского суда бедности? Ведь и без того у нас не особо развито доверие к законности, а при отсутствии возможности охранять свои права судом народная масса нарушенные права свои стремится восстановить самоуправством, подрывая тем и гражданский кредит и благосостояние государства"[18], - предупреждает Тютрюмов. В своем окончательном решение уездное земское собрание вполне согласилось с доводами молодого гласного и признало, что взимание данных пошлин, не будучи "большим подспорьем к земским материальным средствам", крайне неблагоприятно отражается "на интересах гражданского правосудия, противореча главным достоинствам мирового суда как суда дешевого и доступного для всего населения". Собрание постановило ходатайствовать через губернское земство об отмене не вызванных никакими разумными основаниями сборов с гражданских дел в мировых судах (или, в крайнем случае, о предоставлении земствам права отказываться от сборов, равно обременяющих и население, и суды) и приложить к ходатайству копию "с мнения Игоря Тютрюмова"[19].

Приведем еще одно из вносившихся И.М. Тютрюмовым предложений - принять содержание полицейских, дежурящих при становых пунктах в уезде, на счет уездного земства, заменив при этом натуральное содержание выплатой денежных средств. Возлагаемая до сих пор на крестьян обязанность натурального содержания полицейской стражи, убеждал И.М. Тютрюмов, "составляет наследие крепостнических отношений, когда все важнейшие задачи государства выполнялись натуральными повинностями и человек, наподобие вещи, мог служить предметом собственности и обладания частных лиц - представим себе как тяжело эта повинность ложится на бедного человека, если заставить его дежурить при стане летом в самую горячую рабочую пору!" "Я думаю, - восклицал он, - крестьянство, составляющее большинство населения Кирилловского уезда, имеет право требовать к себе внимание от Земского Собрания и последнее, чтобы свято выполнить свои обязанности, не может отнестись индифферентно к рассматриваемому мной вопросу"[20]. Заслушав гласного И.М. Тютрюмова, земское собрание, "признавая, что натуральные повинности, составлявшие в дореформенный крепостнический век весьма нормальное явление, должны считаться среди современного нам общества анахронизмом, и желая избавить население от обременительной траты труда и денег, единогласно постановило: ходатайствовать перед правительством о переложении натуральной повинности на денежные средства с возложением этого сбора на сельские общества или с возложением их на уездное земство"[21].

В той же плоскости лежит и предложение И.М. Тютрюмова принять разъезды судебных приставов по делам службы на счет земства, прекратив взимание прогонов с частных лиц, внесенное им уже в качестве председателя Кирилловского съезда мировых судей. Земское собрание и здесь согласилось с доводами Тютрюмова, признав, что "приведение решения в исполнение составляет столь важную стадию в ходе всего гражданского процесса, что от удовлетворительной постановки исполнительного процесса зависит и успех самого судебного дела, а между тем организация судебных приставов изобилует многими недостатками, которые вредно отражаются на интересах гражданского правосудия", отчего постановило вносить впредь расходы "на разъезды приставов в контракты с содержателями земских станций при их возобновлении; а также в видах того, что в основании устройства исполнительной власти лежит начало единства и цельной систематической организации и в свете практических удобств от возможности прибавки жалованья судебным приставам и поднятия умственного и нравственного уровня кандидатов на эту должность, ходатайствовать перед правительством о слитии исполнительных органов при мировом съезде и окружном суде в одно целое"[22].

Помимо судебно-административных проблем постоянный интерес И.М. Тютрюмова вызывают проблемы народного просвещения. Недаром эпиграфом к серии очерков под общим названием "Народная школа на Севере" он сделал слова К.Д. Кавелина: "Народное образование - вот к чему, в последнем выводе, сводится теперь все. Его успехами будут отныне измеряться наши успехи. Без образования народных масс мы не можем ступить ни шагу, и всякие улучшения будут мнимыми, кажущимися, а не настоящими, прочными, действительными". Будучи убежден в "крайне важном для нашего просвещения значении всех систематических наблюдений над жизнью народной школы", И.М. Тютрюмов эту, помещенную им в народнической "Русской мысли", работу строит на основе собранного Новгородской земской управой "богатого материала, весьма ясно и рельефно обрисовывающего положение школьного дела во всех уездах губернии". В этих очерках Тютрюмов предстает человеком неравнодушным к предмету, о котором он пишет, и одновременно - вдумчивым наблюдателем, для которого в деле просвещения русского народа нет и не может быть мелочей.

И.М. Тютрюмов поднимает вопрос обеспечения народных школ педагогами. С одной стороны, его радует, что "образовательный ценз народных учителей значительно повысился, большая их часть получила уже образование в специальных педагогических учебных заведениях, так что школа теперь не открывает гостеприимно двери первому попавшемуся грамотному человеку, как это было еще в самом недавнем прошлом". Но, с другой стороны, материальные условия, в которые поставлены наставники крестьянских детей, не могут не вызывать тревогу, отчего необходимо как можно скорее обеспечить будущность народных учителей, нельзя, пишет И.М. Тютрюмов, бросать их на произвол судьбы, а то "лучшие труженики из них, наиболее способные и образованные, в силу этой необеспеченности", принуждены будут "оставить преподавательскую деятельность и перейти на службу в другие ведомства, лучше вознаграждающие их труд"[23].

Еще одна из обозначенных И.М. Тютрюмовым проблем - все более и более развивающаяся в народе тяга к чтению, которой пользуются дельцы, снабжающие сельские массы "десятками тысяч разных бессодержательных и вредных книжонок". Такая ситуация, по мнению Тютрюмова, несет в себе серьезнейшую опасность, ведь "народ находится еще на такой низкой ступени умственного развития, что не может быть в этом случае оставлен без руководства". Выход он видит в распространении земством как институтом, непосредственно ответственным за начальное народное образование, общеполезных и интересных книг, а также организацию при школах складов для продажи этих книг крестьянам. Поскольку "тормозом к устройству библиотек при всех сельских школах является недостаток у земства средств (школ в уезде довольно много и нет возможности завести при каждой из них фундаментальные библиотеки)", то следует заводить центральные учительские библиотеки при школах, находящихся в основных пунктах уезда[24]. Далее И.М. Тютрюмов рекомендует отменить плату, взимаемую с учеников народных школ, поскольку нигде плата за учение не приносит такого вреда как здесь, где "даровое обучение должно быть одним из основных ее принципов". Вместе с тем И.М. Тютрюмов признает, что помещение, которое должно быть признано образцовым для сельской школы, "недоступно средствам земства, ведающего множество нужд, требующих более или менее значительных расходов, и было бы разве посильно правительству или частному лицу, проникнутому искренним желанием внести свет в темные массы". От земства же нужно требовать, чтобы классные помещения земских школ соответствовали минимальным требованиям гигиены[25]. "Сколько еще нужно усилий для того, чтобы народное образование достигло значительной высоты!" - восклицает он.

После земских выборов 1885 г. в Кирилловском уезде верх одержала группировка, враждебная той группе, во главе которой стояли братья Тютрюмовы и которая преобладала в собрании в течение прошедшего периода. Хотя исполнительный орган - управа - еще находился под контролем тех, кто считал долгом земства расширять помощь народу, новое же большинство собрания считало ассигнования на народное просвещение и народное здравоохранение транжирством и "посягательством на карман плательщиков земских сборов". Новые гласные перестали утверждать распоряжения управы по отпуску средств на создаваемые для крестьян школы и больницы. Так, земское собрание постановило "действия управы по приглашению дополнительного врача на время отсутствия штатного врача в связи с отпуском признать несогласными с Уставом медицинской комиссии и средства, израсходованные на приглашение врача, не принимать на счет земства, оставив их на личном счету членов управы". Времена, когда земское собрание единодушно принимало все то, что предлагал И.М. Тютрюмов, миновали, но не в его натуре было отступать, - используя все возможности процедуры, он заявляет особое мнение: "Положение о земских учреждениях знает только Земское собрание и земские управы, но нигде в законе не говорится, чтобы существовали какие-то медицинские комиссии, решения которых имели ли бы обязательную силу для Управы. Лучшим доказательством того, что Собрание имело в виду вовсе не интересы населения, может служить закрытие им двух больниц - Киснемской и Петропавловской. Конечно, никто из гг. гласных не пойдет лечиться в больницу, а пригласит себе врача на дом, но скажет ли им спасибо крестьянское население, интересы которого они так заботливо оберегают? Вероятно гг. гласные помнили, что 19 февраля 1886 г. истекает 25 лет со дня освобождения крестьян от крепостной зависимости, а потому пожелали таким закрытием двух больниц, учрежденных исключительно для крестьян, достойно отпраздновать этот знаменательный для России и русского Земства день. Почтенные земцы, сосредоточившись на этом расходе, совершенно забыли, что у Земства есть более важные вопросы, требующие неотложного их разрешения, но остающиеся неразрешенными за недостатком времени, так нерасчетливо расходуемого на личные пререкания и удовлетворение личных страстей. Те же гг. гласные, ради экономии закрывающие больницы, позволяют себе постоянно беспокоить Земское собрание требованием тех или других прибавок к получаемому ими содержанию, помня при этом русскую пословицу: "своя рубашка ближе к телу"". Вдобавок, не без яда прибавляет И.М. Тютрюмов, "очевидно, гг. земские гласные с земскими законами не знакомы и, обсуждая действия Управы с точки зрения их законности, не знают, что только Губернское собрание может рассматривать действия Управы и признавать их неправильными"[26].

К 1886 г. и в Кирилловской уездной земской управе расклад сил меняется не в пользу сторонников увеличения расходов на социальные нужды. К сожалению, писал И.М. Тютрюмов, "к земскому делу стали такие деятели, которые, вероятно, не видят особой пользы в просвещении народа, так как в первый же год своей деятельности они закрыли восемь земских школ и из школьных библиотек по собственной инициативе изъяли все книги, не значащиеся в рекомендованных каталогах"[27].

III

Впрочем, в 1887 г. деятельность И.М. Тютрюмова на земской ниве приостанавливается. В процессе "обрусения" западных провинций империи, проходившем в царствование императора Александра III - Царства Польского и Остзейского края, - судебные системы этих провинций начали приводиться в соответствие с общеимперской. Для введения в действие на территории Польши и Прибалтики Судебных уставов 1864 г. потребовались свежие кадры - Высочайшим указом по Министерству юстиции И.М. Тютрюмов назначается членом Люблинского окружного суда. В "воздаяние отлично усердной и ревностной службы" в Привислинском крае он был удостоен первой государственной награды - ордена св. Станислава II степени. В 1889 г. Тютрюмов переводится в Эстляндию, - он назначается членом Ревельского окружного суда (с января по сентябрь 1893 г. он также исполняет обязанности заведующего уголовным отделением суда) и одновременно командируется "в распоряжение тайного советника Завадского для участия в подготовительных распоряжениях по введению судебной реформы в Прибалтийском крае". Признанием заслуг И.М. Тютрюмова в деле реорганизации местного судопроизводства явилось награждение его орденами св. Анны II степени и св. Владимира IV степени (кроме того, в 1909 г. за труды по введению Судебных уставов в Прибалтике ему будет пожалована серебряная медаль в память царствования Александра III).

В 1895 г. И.М. Тютрюмов возвращается в Петербург в связи с определением его на должность "состоящим за обер-прокурорским столом сверхкомплекта во II департаменте Правительствующего Сената". Одновременно (1895-1897 гг.) он исполняет обязанности юрисконсульта Министерства юстиции, будучи причислен к Комиссии по пересмотру Судебных уставов.

После двух лет работы в центральном аппарате И.М. Тютрюмов снова направляется в провинцию, но на этот раз на руководящий пост - товарища председателя Курского окружного суда. Еще через два года награжденный орденом св. Владимира III степени Тютрюмов переводится в суд высшей инстанции - членом Харьковской Судебной палаты.

1901 г. - ключевой в восхождении И.М. Тютрюмова по карьерной лестнице судебного ведомства. Он снова призывается в Петербург - теперь на должность товарища обер-прокурора II департамента Сената. А в неспокойном марте 1905 г., незадолго до того пожалованный орденом св. Станислава I степени, Тютрюмов становится обер-прокурором II департамента Сената. Таким образом он выдвигается в первую шеренгу тех, от кого в действительности зависит ход рассмотрения дел в Сенате и во многом - содержание сенатских решений.

История II департамента (или, как его называли в обиходе, "крестьянского департамента") восходит к 1861 г., когда был учрежден Главный комитет об устройстве сельского населения. В 1882 г. учреждено Особое отделение по крестьянским делам при I департаменте Сената, преобразованное в 1884 г. в отдельный департамент, первым историографом которого выпало стать И.М. Тютрюмову[28].

С особым почтением И.М. Тютрюмов относился к старейшим сенаторам II департамента, к тем, кто щедро делился с ним опытом, помогая освоиться на ответственных должностях товарища обер-прокурора и обер-прокурора. "Украшением и гордостью департамента" Тютрюмов называл первого первоприсутствующего (председательствующего на заседаниях) Якова Григорьевича Есиповича (1822-1906). Еще в 1860-е гг., участвуя в составлении Судебных уставов, Я.Г. Есипович показал себя "защитником строгой законности и широкой самостоятельности судей, присоединившись к мнению, горячо и убедительно отстаивавшему единство кассационных функций, с вручением их единому и нераздельному ведению Сената"[29]. Другой ветеран департамента, также служивший для И.М. Тютрюмова образцом отношения к своему долгу - Павел Антонович Шульц (1831-1905), принимал участие в работе Комиссии по составлению положений о крестьянах, а также ряда других комиссий, имевших целью разработку законов о поземельном устройстве разных разрядов сельского населения, был управляющим отделом по поземельному устройству государственных крестьян. Уже в качестве сенатора П.А. Шульц в период с 1884 по 1899 г. "провел огромную работу по выдаче владенных записей бывшим государственным крестьянам, изменявших и сам порядок производства и разрешения поземельных споров между селениями". Причем о добросовестности П.А. Шульца, "с чисто юношеской энергией предававшегося любимому им крестьянскому делу", говорила и проводимая им лично проверка всех сообщаемых в Сенат из уездов сведений[30]. Анатолий Иванович Нератов (1830-1907), также сенатор первого призыва, до прихода во II департамент возглавлял Временную комиссию по крестьянским делам губерний Царства Польского. "Совершенно хилый и больной человек, во время заседаний Сената, в которых он председательствовал, делался решительно неузнаваем, в это время он проявлял необычайную энергию и высокий нравственный подъем духа. Подробнейшие заметки рукой Анатолия Ивановича на подлинных делах свидетельствуют о том, что он был совершенно чужд поверхностного, легкого отношения к делам, за которыми скрываются насущные интересы живых людей"[31], - с неподдельным уважением отзывался о нем И.М. Тютрюмов.

Обязанностью обер-прокурора было составление заключений по делам, поступившим в Сенат. 1900-1910-е гг. для русской деревни были в буквальном смысле слова переломными - решался вопрос о судьбе тысячелетней сельской общины. Поэтому едва ли не каждый вопрос, ставящийся перед II департаментом, был столько же юридическим, сколько и политическим. В подобной ситуации составление обер-прокурорских заключений в равной мере требовало от И.М. Тютрюмова и высочайшего профессионализма, и глубокого знания крестьянского быта, и тонкого политического такта (который, однако же, не должен был подменять четко выраженной гражданской позиции), а кроме того - упорства в отстаивании своей точки зрения перед сенаторами и министром юстиции. Всеми этими качествами И.М. Тютрюмов обладал сполна.

Примечательно, что отнюдь не будучи энтузиастом столыпинского курса, считая, что сельская община не сказала своего последнего слова и что основанное на семейной собственности крестьянское обычное право не только не подлежит выкорчевыванию, но нуждается в кодификации, И.М. Тютрюмов тем не менее не превращается в безоглядного защитника общины. Целый ряд составленных им заключений противостоит произволу общины в отношении отдельных ее членов, настаивая на ограничительной трактовке дисциплинарных полномочий общины (высылка, изъятие земли). Так, рассмотрев вызванный конкретным делом вопрос о пределах права общины распоряжаться надельной землей крестьян, И.М. Тютрюмов резюмирует: "Нахожу, что по точному смыслу закона вне общего передела участки отдельных домохозяев не могут быть отбираемы сельским обществом ни в полном составе, ни по частям (за исключением высылки по суду или по общественному приговору или безвестной отлучки или оставления хозяйства без попечения, если притом не осталось в обществе членов семьи, за которыми участок может быть оставлен). Череповецкий уездный съезд мировых судей не выяснил, имеет ли право на передаваемый надел сосланного в Сибирь крестьянина его жена, которая последовала за ним и на время своего отсутствия сдала надел своему брату. Поэтому я полагал бы означенное постановление Съезда отменить"[32].

Дискреционные возможности общины весьма привлекали многих представителей администрации, видевших в них узду, которой только и можно сдержать разлагающие и будоражащие деревню действия антисоциальных элементов. Поэтому даже тогда, когда тот или иной сельский сход приходил к осознанию ошибочности решения, принятого им в отношении члена общины, губернские власти порой отказывали сходу в просьбе об исправлении ошибки. В таких случаях И.М. Тютрюмов решительно вставал на сторону тех, кто опротестовывал подобные постановления администрации: "Основанием к удалению крестьян из сельского общества послужили "клевета и оговор" двух членов общества, не подтвержденные ни судебными приговорами, ни какими-либо другими положительными данными. Сельское общество ходатайствует ныне об отмене своего прежнего постановления. Было бы и незаконно, и нецелесообразно, и в высшей степени несправедливо настаивать на сохранении силы за приговором общества, хотя бы и утвержденным присутствием, если местные крестьянские учреждения еще до фактического исполнения приговора при посредстве вновь обнаруженных данных убедились в отсутствии справедливости оснований к его составлению. Едва ли оставление подобного приговора в силе соответствовало бы истинной воле законодателя и могло бы внести надлежащее успокоение в местное общество. На основании изложенного я полагал бы постановление Волынского губернского присутствия отменить и разрешить ему пересмотр настоящего дела"[33].

И.М. Тютрюмова не смущало, когда на предварительном обсуждении сенаторы II департамента высказывали мнения, отличные от его. Так, когда в Сенат поступила жалоба одного из крестьянских обществ на Тобольское губернское управление, отказавшееся утвердить постановление сельского схода об удалении из его среды нескольких крестьян, многие сенаторы высказались за удовлетворение жалобы и приведение в исполнение решения о высылке, И.М. Тютрюмов продолжал настаивать на том, чтобы департамент в своем окончательном решении занял его точку зрения, представлявшуюся ему верной. "Гг. Сенаторы объявили по настоящему делу разные мнения. Я, со своей стороны, нахожу, что Тобольское губернское управление действовало на точном основании закона и разъяснений Сената", - подчеркивал он. На управлении лежит обязанность проверки как формы, так и существа общинных приговоров об удалении "вредных и порочных членов". Проверить же справедливость оснований составления такого приговора значит убедиться в отношении каждого удаляемого лица, действительно ли приписываемые ему поступки опасны для спокойствия общества. При этом, настаивает Тютрюмов, необходимо иметь в виду, что предоставленное общине право удаления никак не может быть толковано в том смысле, что она может "удалять всякого нежелательного : однообщественника, голословно ссылаясь на его порочность при неимении к тому решительно никаких фактических доказательств". Удаление крестьян по общинному приговору может быть допущено лишь "при полной невозможности положить предел их зловредной деятельности другими мерами". Оспариваемые приговоры, не приводя фактов, доказывающих порочность удаляемых крестьян, возбуждали серьезные сомнения относительно своей справедливости, вследствие чего управление и отказалось их санкционировать. А потому, завершает Тютрюмов, "я полагал бы жалобы поверенных сельских обществ оставить без последствий и имею честь предложить Правительствующему Сенату не благоугодно ли будет на изложенных основаниях постановить единогласно по сему делу определение"[34].

Случалось, хотя и редко, сенаторы оставались безучастны к аргументации обер-прокурора, но если И.М. Тютрюмов был уверен в правильности своей позиции, то шел до конца. Подать министру юстиции рапорт о пересмотре состоявшегося в Сенате решения, которое представлялось ему ложным, не было для него чем-то экстраординарным. В одном из таких рапортов он писал: "По делу о жалобе крестьян Бырловских на приговор сельского общества о выселении их за порочное поведение мною было дано предложение Сенату, не принятое большинством двух третей гг. сенаторов. Ходатайствую о перенесении настоящего дела в Первое общее собрание Сената, так как высказанное большинством гг. сенаторов мнение об оставлении жалобы крестьян без последствий не может быть признано согласным с действующими по сему предмету узаконениями. В данном деле как мировым посредником, так и предводителем дворянства установлено, что порочная деятельность выселяемых не доказана настолько, чтобы они могли быть признаны угрожающими местному благосостоянию и безопасности. Единственным основанием к выселению указана их нетрезвая жизнь, драки и буйства. Сведений же о какой-либо судимости и указаний на совершение ими каких-либо преступлений в приговоре не содержится. Равно и с формальной стороны, раз мировой посредник при расследовании приговора общества на месте признал его неправильным и неосновательным, то такой приговор не мог быть утвержден и подольским губернским по крестьянским делам присутствием"[35].

Вместе с тем И.М. Тютрюмов никогда не шел на противостояние с тем или иным ведомством или чиновником высшего ранга ради самого противостояния как такового. Характерно, что он, отнюдь не идеализировавший административную власть, олицетворявшуюся Министерством внутренних дел, и не раз с трибуны Новгородского земства или Петербургской городской думы призывавший опротестовывать в Сенат как незаконный тот или иной министерский циркуляр, предостерегал Сенат от проявлений ненужной фронды в отношении правительственной администрации. Когда по делу о землеустройстве в Нижегородской губернии министр внутренних дел уведомил Сенат о невозможности подписать определение Сената по указанному делу, то Сенат признал данный отзыв "в части, касающейся толкования отдельных выражений закона, не подлежащим обсуждению ввиду воспоследования по этому вопросу сенатского разъяснения". И.М. Тютрюмов же счел ненормальной такую постановку вопроса. "Я нахожу, - писал он, - что по смыслу ст. 129 Учреждения Сената (по изд. Св. Зак. 1915 г.), если министры признают почему-либо невозможным подписать определение, то представляют Сенату свое заключение, по выслушании которого дело в случае непринятия Сенатом отзыва министра переносится на общее собрание Сената. В случае же принятия отзыва дело подлежит направлению в порядке, установленном для дел, по коим при рассмотрении не возникло разногласий. Возможность какого-либо иного направления дела законом не предусмотрена и по существу должна быть признана несоответствующей смыслу правил закона об участии министров в делах рассматриваемых Сенатом. Полагая, что отзыв министра внутренних дел не мог подлежать в какой-либо своей части оставлению без рассмотрения со стороны Сената, имею честь предложить: не благоугодно ли будет Правительствующему Сенату войти в обсуждение отзыва министра внутренних дел в нерассмотренной его части"[36]. Свое высшее назначение как обер-прокурора И.М. Тютрюмов видел в том, чтобы стоять на страже не ведомственных интересов, но безусловной законности.

Юридические споры, вытекающие из крестьянских дел, имели не только публично-правовой аспект, но и аспект частноправовой. Дела, которые приходилось разбирать И.М. Тютрюмову, могли затрагивать нюансы имущественного положения тех или иных категорий сельского населения. Поэтому тем, кому предстояло эти дела разрешать, приходилось досконально изучать все особенности возникших вещных и обязательственных правоотношений. В этой связи показателен разбор И.М. Тютрюмовым жалобы крестьян на постановление Пермского губернского присутствия, отказавшего им в бесплатном отводе земли под выгон, предоставлявшемся горнозаводскому населению. Обращаясь, как это нередко приходилось делать, к истории вопроса, обер-прокурор II департамента разъясняет происхождение различия в земельном обеспечении крестьян и населения горных заводов. Положениями 1861 г. бывшее помещичье крестьянство, освобожденное от крепостного права и занимавшееся исключительно земледелием, наделялось землей на условиях выкупа. Поскольку разработка Положений совпала с проведением податной переписи, постольку крестьяне были наделены землей в размерах соответствовавших в 1861 г. их наличной численности. После уплаты выкупа и ликвидации временно обязанных к помещику отношений крестьяне получали землю в свою собственность. Горнозаводское население на тот момент продолжало в обязательном порядке трудиться на заводах, и вопрос об его землеустройстве встал лишь тогда, когда сокращение заводской деятельности ввиду перехода от ручного труда к машинному производству стало вынуждать рабочих к отыскиванию сторонних заработков и к беспорядочным разорительным переселениям. Отсюда Тютрюмов делал вывод, что акты, посвященные решению этого вопроса, отнюдь не являются дополнительными к Положениям 1861 г. Путь к улучшению материального благосостояния этого крайне нуждавшегося населения законодатель видел в безвозмездном обеспечении его землей по месту постоянного жительства. Все это "с достаточной ясностью указывает, что благодаря совершенно различным основаниям и условиям наделения землей крестьянского земледельческого населения и населения горнозаводского первое не может иметь никаких претензий на уравнение в правах по земельному обеспечению со вторым". Причем, высказывает общее суждение Тютрюмов, упрочение быта той или иной группы земледельческого населения, которое стремится достичь законодатель, действительно произойдет "лишь если закон будет не мертвой буквой, но жизненным и отвечающим на запросы времени, т.е. будет удовлетворять насущные земельные нужды не фиктивного ревизского, а наличного населения"[37].

Заметим, что о высоком качестве работы II департамента свидетельствовало крайне незначительное число жалоб на решения по крестьянским делам, подаваемых в Особое при Государственном совете присутствие для предварительного рассмотрения жалоб на определения департаментов Правительствующего Сената[38].

И тем не менее, главным в своей деятельности на посту обер-прокурора II департамента Тютрюмов видел все же не участие в синклитах сенаторов (здесь обер-прокурор или замещающий его товарищ обер-прокурора лишь выступал с кратким обзором поступивших на рассмотрение дел и предлагал проекты решений), но осуществление текущего надзора за департаментской Канцелярией. Ибо, как полагал И.М. Тютрюмов, на чинах Канцелярии II департамента "лежит крайне серьезная и ответственная работа - приготовление дел к докладу, самый доклад и изготовление мотивированных проектов решений, одним словом, то, что в кассационных департаментах составляет обязанность сенаторов"[39].

С учетом этого, И.М. Тютрюмов обдумывал и апробировал делопроизводственные процедуры, способные, на его взгляд, содействовать лучшему исполнению Канцелярией своего предназначения. Об этом, например, свидетельствует приводимое ниже его распоряжение (продиктованное также заботой о поддержании единства сенатской практики). "В каждом из заседаний Правительствующего Сената, - писал И.М. Тютрюмов, - разрешаются вопросы, имеющие то или другое принципиальное значение, но так как доклады в заседания происходят по отдельным экспедициям, то разрешенные в заседании принципиальные вопросы иногда остаются неизвестными для прочих экспедиций второго департамента Правительствующего Сената. В интересах однообразного направления дел во всех экспедициях я предлагаю следующий порядок регистрации разрешенных вопросов. Каждый докладчик по возможности немедленно же и не позже следующего дня за докладом обязан за своей подписью записать в установленную для сего книгу, в каком смысле Правительствующий Сенат разрешил тот или иной принципиальный вопрос и по какому делу состоялось это решение, с отметкой впоследствии о времени отсылки указа по этому делу. Гг. обер-секретарей прошу иметь наблюдение за своевременностью и правильностью делаемых докладчиками записей"[40]. Вместе с тем Тютрюмов строго следил за соблюдением подчиненными служебной дисциплины. "Сегодня я лично убедился, что в Канцелярии II департамента в 12¼ ч. многих служащих еще не было. Поэтому вновь подтверждаю свое прежнее распоряжение о том, чтобы все служащие в Канцелярии обязаны ежедневно являться на службу не позже 11 часов утра, не желающие же этому подчиняться, могут оставить службу в Канцелярии. Прошу гг. обер-секретарей объявить о том во вверенных их надзору экспедициях"[41], - гласит одно из его распоряжений.

Особо следует отметить большую работу И.М. Тютрюмова по обнародованию и комментированию крестьянского законодательства, а также обобщению практики Сената по крестьянским делам. Цель таких изданий, по Тютрюмову, заключалась в "выявлении истинного смысла вновь изданного закона на основании законодательных мотивов и разъяснений Правительствующего Сената, ибо разъяснения эти имеют крайне существенное значение для практического осуществления закона, уразумения его действительного смысла и более правильного применения его на практике"[42]. В предисловии к публикации сенатских решений по крестьянскому вопросу польских губерний, Тютрюмов писал: "Крайняя вообще недостаточность сведений о воспоследовавших в Правительствующем Сенате разъяснениях по крестьянским делам в особенности была ощутительна по губерниям Царства Польского ввиду отсутствия в нем каких-либо систематических сборников сенатских разъяснений, за исключением совершенно устаревших сборников И.Л. Горемыкина. Это до сих пор, несомненно, служило непреодолимым препятствием к правильному применению крестьянскими учреждениями губерний Царства Польского действующих в них узаконений по крестьянским делам и должно было неблагоприятно отражаться на однообразии и устойчивости практики крестьянских учреждений"[43]. В 1914 г. И.М. Тютрюмов готовит комментированное издание Положения о землеустройстве 29 мая 1914 г., поскольку применение Положения на практике "вызвало целый ряд разъяснений Правительствующего Сената и Главного управления землеустройства и земледелия по весьма многим правовым и техническим вопросам землеустройства, а потому является необходимым в интересах правильного и однообразного применения закона привести означенные разъяснения под соответствующими статьями Положения о землеустройстве в связи с законодательными по сему предмету мотивами"[44]. Наконец, предваряя самое полное из всех составленных им сборников сенатских решений по крестьянским делам, Тютрюмов отмечает: ":разнообразие крестьянских узаконений в зависимости от местных особенностей служит немалым препятствием к правильному применению законодательства о крестьянах. Настоящая книга и имеет целью заполнить по сему предмету пробел, в особенности в отношении тех местностей, для которых ранее не было вовсе издаваемо подобных сборников"[45].

Постепенно за И.М. Тютрюмовым прочно закрепилась репутация отменного цивилиста и непревзойденного знатока крестьянского права. Его все чаще включают в межведомственные комиссии по созданию и применению нормативных актов, регламентирующих статус сельского населения. Так, в 1913 г. И.М. Тютрюмова вводят в состав Особого совещания по выработке проектов Правил о распространении Вотчинного устава на земли надельные и для согласования сего Устава с положением о землеустройстве, а в 1915 г. он делегируется Министерством юстиции в Особое совещание под председательством товарища министра внутренних дел гофмейстера Н.В. Плеве для обсуждения вопросов об упорядочении мирского, волостного и сельского обложения.

IV

Свое свободное время И.М. Тютрюмов, где бы и кем бы он в данный момент ни служил, распределял между участием в деятельности городского (земского) самоуправления, преподаванием и работой в научных юридических обществах.

В Петербурге И.М. Тютрюмов успешно баллотируется в гласные местной Думы. Альбом биографий депутатов городского парламента сообщает, что в 1901 г. среди депутатов появилось новое лицо - Игорь Матвеевич Тютрюмов[46]. Поскольку Тютрюмов, бывший далеко не новичком в делах общественного самоуправления, являл собой уникальный сплав земца с многолетним стажем со специалистом-правоведом, то с 1905 г. он становится бессменным председателем думской юридической комиссии. Здесь в предварительном порядке рассматривались проекты принимаемых Думой нормативных актов. Какие только вопросы не подвергались обстоятельной юридической экспертизе со стороны возглавляемой И.М. Тютрюмовым комиссии! - и правила по управлению городским ломбардом, и правила о порядке езды по Петербургу на велосипедах, и правила открытия и содержания частновладельческих базарных площадок; и правила чистки обуви на площадях и улицах Санкт-Петербурга, и правила ломового и автомобильно-грузового движения и заключения по проектам договоров на работы и поставки по сооружению линий городской конки, и проект инструкции о порядке выборов в гласные Петроградской городской думы на 1916-1922 гг. и многие другие. Обычно комиссия не удовлетворялась исходным вариантом, и завершающей фразе: ":настоящее заключение свое юридическая комиссия имеет честь представить городской Думе", как правило, предшествовал список поправок, уточнений и добавлений. Лишь очень и очень немногие проекты без каких бы то ни было замечаний проходили юридический анализ, который с назначением И.М. Тютрюмова на пост председателя стал отличительной чертой работы комиссии. Крайне редко заключения заканчивались так, как заключение по проекту "Правил для таксомоторов, курсирующих по Петербургу": ":обсудив означенный проект, юридическая комиссия не встречает со своей стороны против означенной редакции каких-либо возражений"[47].

Иногда комиссия рассматривала экстренно возникающие вопросы, которым было необходимо дать правовую оценку (например, вопрос "о захвате части Казанской улицы при перестройке гимназии Императора Александра I"). Отчасти юридическая комиссия выполняла функции того, что в наши дни называется уставным правосудием, разрешая такие, например, вопросы, как правомерность обновления состава исполнительных комиссий городской Думы, избрание гласных от Санкт-Петербурга в губернское земское собрание, совместимость городской службы с другими занятиями, порядок избрания кандидата на должность городского головы и т.д.[48]

Заключения комиссии, данные по отдельным вопросам, раскрывают особенности юридического мышления И.М. Тютрюмова, его сильные стороны как цивилиста (например, заключение по вопросу о пределах прав Городского попечительства о народной трезвости на землю в Александровском парке), принципы, являвшиеся для И.М. Тютрюмова незыблемыми вне зависимости от каких бы то ни было соображений целесообразности (так было с однозначным отказом на просьбу попечителя городского арестного дома ввести для арестованных дополнительные наказания "за неповиновение и неисполнение установленных правил" - ибо nullum poena sine lege)[49].

Наконец на комиссии лежала обязанность представлять интересы городского самоуправления в высших государственных институтах, а также иных государственных органах, осуществляющих общее управление столицей (межведомственное Особое по делам Санкт-Петер-бурга присутствие; Министерство внутренних дел и градоначальство). И нередко по предложению И.М. Тютрюмова комиссия, чтобы предотвратить ущемление прав города, принимала решение обжаловать действия данного института или должностного лица или рекомендовать городской Думе не давать согласия на их совершение[50]. При этом Тютрюмов подсказывал, какие именно юридические механизмы целесообразнее всего использовать для защиты городских интересов. Иногда это был путь игнорирования неправомерных распоряжений, иногда - подача иска в окружной суд, но чаще всего административные акты, покушающиеся на автономию городского самоуправления, подлежали обжалованию в Сенат.

Бывало, комиссия не удовлетворялась и собственно сенатским вердиктом. Тогда И.М. Тютрюмов, оставаясь крупным чиновником Сената, сталкивался с ситуацией в определенной мере щекотливой. Как правило, при возникновении подобного рода "ролевых" коллизий он воздерживался от председательства, а то и от участия в заседаниях комиссии. Но когда вопрос представлялся принципиальным - И.М. Тютрюмов и участвовал в заседании, и председательствовал на нем. Так, когда Сенат в вопросе об исчислении платы за аренду помещения Охранного отделения занял позицию градоначальника, а не городской Думы, то комиссия во главе с И.М. Тютрюмовым сочла, что "Сенат основал свое решение на одностороннем расчете суммы, необходимой на наем помещения, самим градоначальником вопреки точному содержанию закона", а потому "на определения Сената, изложенные в соответствующих указах, надлежит принести Всеподданнейшие жалобы с ходатайством о передаче настоящих дел на рассмотрение Общего Собрания Сената". Аналогичные решения комиссия принимала в отношении сенатских указов "об отпуске городом денежных средств на электрическое освещение помещений сыскной полиции", а также "об обязательности для города расхода на перевооружение полиции".

При этом И.М. Тютрюмов всегда старался действовать в имеющемся в наличии правовом поле. Упрямо оберегая установленные законом права, он в то же время не впадал в соблазн домысливания и дописывания закона. В этом состояло его коренное отличие от многих земских либералов, не желавших подчиняться "несправедливым", "произвольным" и "деспотичным законам". В этой связи примечательна позиция, занятая И.М. Тютрюмовым в деле о возведении военным министерством на Марсовом поле панорамы "Оборона Севастополя". Дума увидела в этом незаконную застройку территории, предназначенной для использования городом. Но поскольку эта земля считалась государственной, а не городской, то защищать интересы Петербурга должен был градоначальник. Однако последний уклонялся от вмешательства в строительство, осуществляемое военным министерством. В результате в Сенат последовала жалоба от имени городского головы уже в отношении бездействия градоначальника. Жалоба была отклонена. Поначалу И.М. Тютрюмов склонялся к тому (эта точка зрения и была закреплена в первом решении комиссии), что "решение Правительствующего Сената не исчерпывает всех соображений, указанных в жалобе городского общественного Управления на отказ градоначальника в восстановлении законного порядка" и что "на этом основании принесение Всеподданнейшего прошения о перенесении настоящего дела на рассмотрение Первого общего собрания Правительствующего Сената представляется вполне возможным". Но затем И.М. Тютрюмов по-иному взглянул на доводы Сената, исходящего из следующего: независимо от того, кому принадлежит земля - городу или государству - возведенное сооружение является казенным, а в таковом качестве оно изъято из ведения городского общественного управления, вследствие чего последнее не может возбуждать на этот счет никаких ходатайств. Сознавая, что и сам закон, и такое его толкование ставят город в уязвимое положение, И.М. Тютрюмов тем не менее пришел к выводу, что Сенат был компетентен принять именно такое решение. А потому идее о пересмотре сенатского решения надо дать задний ход (возможно, Тютрюмов также сознавал, что на фоне патриотического подъема, вызванного вступлением России в первую мировую войну, ходатайство о сносе панорамы, посвященной героической странице истории русской армии, будет выглядеть по меньшей мере двусмысленно). Последнее решение юридической комиссии по делу о застройке Марсова поля гласит: ":прошения о переносе настоящего дела в первое Общее Собрание Сената подавать не следует"[51].

Несмотря на колоссальную загруженность, И.М. Тютрюмову удавалось выкраивать время для занятий со студентами в стенах своей alma mater - Санкт-Петербургском университете. Этот человек бесспорно обладал педагогическим талантом. Хотя жизненные обстоятельства и не позволили реализоваться этому таланту в классических формах - университетской профессуры и кафедральной деятельности, но все же они не смогли заглушить в нем стремление передать свои знания идущему на смену молодому поколению русских юристов. В качестве эпиграфа к одной из своих статей И.М. Тютрюмов взял цитату из А.Ф. Кони: ": юристам, входящим в жизнь, так хочется сказать словами Гоголя: "забирайте с собой, выходя из мягких юношеских лет в суровое, ожесточающее мужество, забирайте с собой все человеческие движения - не оставляйте на дороге, не подымете потом!". А к этим движениям относятся и пытливость ума и жажда новых знаний"[52].

Началась же преподавательская деятельность И.М. Тютрюмова еще в 1880 г., когда он был назначен "преподавателем законов гражданских и уголовных" в петербургском Горном институте. Позже в Ревеле на протяжении первой половины 1890-х гг. под его руководством проходили при окружном суде занятия с соискателями должностей в судебном ведомстве.

На занятиях составлялись и читались рефераты по актуальным вопросам гражданского и уголовного права, а также разрешались отдельные случаи из судебной практики. Материалом для практикума по уголовному праву служила "Казуистика" Н.Д. Сергеевского, по уголовному процессу - "Уголовно-процессуальная казуистика" В.К. Случевского. Что касается казусов по гражданскому праву, то их приходилось составлять непосредственно И.М. Тютрюмову, поскольку, как он объяснял, "сборника судебных случаев для практических занятий по гражданскому праву и процессу у нас не имеется, а "Юриспруденция обыденной жизни" Р. Иеринга заключала в себе слишком мало материала, подходящего для разрешения в кандидатских занятиях".

В прениях по докладу референта или проведенному им разбору казуса выступали специально назначенный оппонент, а также все присутствующие на занятиях (соискатели судебных должностей и штатные служители канцелярии, имеющие высшее юридическое образование, и др.). С заключительной речью выступал И.М. Тютрюмов, в которой, во-первых, давал отзыв о представленной кандидатом работе, а во-вторых, комментировал все юридические вопросы, поднятые в докладе или при его обсуждении.

Для рефератов предлагались такие, например, темы, как: "Судьба гражданского иска в уголовном суде, в случае оправдательного приговора", "Действие договоров, заключенных по имению, на которое обращено взыскание", "Различие систем имущественных отношений между супругами по местным гражданским законам Прибалтийских губерний и законам внутренних губерний России", "Понятие hereditas jacens в наследственном праве Прибалтийских губерний", "Участие потерпевшего от преступления в уголовном преследовании", "О выкупе имущества по местному гражданскому праву и отличие такового от прав обратной и преимущественной покупки", "Присяга как судебное доказательство по старому гражданскому процессу и по Судебным уставам", "Судебная речь, ее форма и значение в уголовном процессе по Судебным уставам имп. Александра II". Некоторые из рефератов, сделанных и обсужденных в Ревельском кружке, были опубликованы на страницах профессиональной периодики[53].

От референта требовалось, чтобы при разработке заданной темы или разборе судебного случая он пользовался и постановлениями действующего иностранного законодательства, а также научной литературой, имеющейся по данному вопросу. При этом И.М. Тютрюмов всегда обращал внимание на научную составляющую доклада, на навыки юридико-технического анализа. "Я, - писал И.М. Тютрюмов, - по опыту могу удостоверить, что такие кандидатские юридические беседы вносят оживление в служебный быт и вызывают соревнование кандидатов. Они благоприятно отразились на повышении их энергии и привычке к устному обмену мыслей, способствовали объединению кандидатов между собой и ознакомлению с ними других чинов магистратуры, посещавших эти беседы. Подготовляясь к этим беседам, кандидаты знакомились со всей юридической литературой, относящейся к известному вопросу, послужившему темой для реферата или разбора отдельного судебного случая. На такие занятия употреблялось иногда много времени, но эта затрата времени несомненно окупалась их серьезной пользой. Существование таких занятий служило побудительной причиной к поступлению молодых людей на службу в Ревельский окружной суд, число кандидатов при котором всегда было значительно, в то время как их было очень мало при других окружных судах Прибалтийского края"[54].

Дальнейшие служебные перемещения И.М. Тютрюмова, сопровождавшиеся увеличением объема общей нагрузки и ответственности, тем не менее не охладили в нем стремления преподавать. В 1897-1899 гг., уже будучи товарищем председателя Курского окружного суда, он читал лекции по законоведению в Курском землемерном училище по программе, утвержденной для Константиновского межевого института. В течение 1899-1901 гг. член Харьковской судебной палаты И.М. Тютрю-мов с Высочайшего соизволения был допущен министром народного просвещения к ведению практических занятий по уголовному праву и судопроизводству со студентами старших курсов юридического факультета Харьковского университета (3-й и 4-й курсы). Кроме того, и в Курске, и в Харькове Тютрюмов продолжает вести занятия с кандидатами на судебные должности.

Однако лекции в императорских университетах могли читать лишь лица, известные своими научными трудами и являющиеся профессорами (или, по крайней мере, приват-доцентами). Хотя у И.М. Тютрюмова и не было ученой степени, опубликованные им в научных изданиях статьи давали ему известные основания рассчитывать, что его просьба о сверхштатной приват-доцентуре найдет положительный отклик со стороны юридического факультета Харьковского университета. Несмотря на то, что "с переходом на службу в Министерство юстиции, - писал он в своем прошении, - я должен был уехать из Петербурга, но связь свою с Университетом не прерывал и не переставал интересоваться научными вопросами, посвящая часть своего времени теоретическим занятиям, преимущественно по гражданскому праву и судоустройству, доказательством чего могут служить мои печатные работы в этой области правоведения. Желая в настоящее время получить звание приват-доцента и таким образом быть полезным в этой научной области права, к которой принадлежал первые годы моей научной и служебной деятельности, я имею честь ходатайствовать перед юридическим факультетом о допущении меня на основании моих трудов к пробному чтению для получения звания приват-доцента по кафедре гражданского права и судоустройства"[55].

В марте 1900 г. Совет факультета постановил передать сочинения И.М. Тютрюмова на рассмотрение профессоров Л.Н. Загурского и Н.А. Гредескула. Однако ввиду ряда привходящих обстоятельств вышло так, что отзывы рецензентов были заслушаны Советом только спустя два года, в апреле 1902. Ознакомившись с мнением профессоров Л.Н. Загурского и Н.А. Гредескула Совет юридического факультета единогласно признал труды Тютрюмова достойным основанием для допущения их автора к пробному чтению лекции для предоставления звания приват-доцента. В сентябре 1902 г. специально приехав из Петербурга, где он уже как год нес службу в Сенате, И.М. Тютрюмов прочел перед Советом юридического факультета Харьковского университета пробную лекцию на тему: "Психические моменты деяния по сравнению с материальными последствиями (вознаграждение за вину)". После обсуждения прочитанной лекции юридический факультет "единогласно определил: признать ее удовлетворительной и ходатайствовать об удостоении г. Тютрюмова звания приват-доцента". Попечитель Харьковского учебного округа, вполне разделяя мнение университета, сообщал министру народного просвещения: "Принимая во внимание, что лица, приобретшие известность своими учеными трудами, могут быть, наравне с лицами, выдержавшими магистерское испытание, но не имеющими ученых трудов, приват-доцентами после пробного чтения с разрешения министерства народного просвещения, признаю со своей стороны означенное ходатайство заслуживающим удовлетворения"[56].

На исходе зимы 1903 г. декан юридического факультета Л.Н. Загурский уведомил И.М. Тютрюмова о получении разрешения Министерства[57]. Ввиду невозможности совмещать службу в Петербурге с преподаванием в Харькове И.М. Тютрюмов подает прошение ректору Санкт-Петербургского университета: "За переходом на службу в Сенат я лишен возможности открыть чтение лекций в Харьковском университете. Поэтому я обращаюсь с просьбой о разрешении мне вступить в число приват-доцентов университета по кафедре гражданского права и судопроизводства"[58]. Юридический факультет, рассмотрев это прошение, постановил возбудить ходатайство о принятии И.М. Тютрюмова в состав приват-доцентов университета. Однако перед этим ректор осведомился у сенатского начальства, не возражает ли оно против того, чтобы товарищ обер-прокурора Тютрюмов был допущен к преподавательской работе[59]. В ответ обер-прокурор II департамента Н.Х. Хвостов известил о том, что препятствий к чтению лекций в университете г. Тютрюмовым никаких не встречается"[60]. Летом 1903 г. по докладу министра народного просвещения император повелел зачислить И.М. Тютрюмова в приват-доценты Санкт-Петербургского университета. В 1914-1916 гг. И.М. Тютрюмов кроме лекций проводил со студентами старших курсов и практические занятия, руководил факультетским "Кружком студентов, изучающих гражданское право и судопроизводства". С 1909 г. он преподает гражданское право на Высших женских (Бестужевских) курсах, а когда в 1911 г. в Психоневрологическом институте открылся юридический факультет, И.М. Тютрюмов был приглашен вести эту дисциплину и там.

За преподавательскими хлопотами в университете И.М. Тютрюмов не забывает и возникшую в ревельский период традицию - занятия с подчиненными. В 1908 г. по инициативе И.М. Тютрюмова "в интересах более правильного понимания" Указа 9 ноября 1906 г., предваряющего столыпинскую аграрную реформу, был проведен ряд совещаний. Изданное Тютрюмовым распоряжение гласило: "Отныне в целях наилучшего ознакомления с действующим крестьянским законодательством и в интересах единообразного направления дел во всех экспедициях будут устраиваться собрания штатных чинов Канцелярии II департамента и состоящих при ней кандидатов на судебные должности. Собрания будут происходить под моим руководством и предметом их будут служить составление и чтение преимущественно гг. кандидатами на судебные должности докладов и сообщений по вопросам крестьянского законодательства, обсуждение их в собрании, ознакомление с теми или другими отделами крестьянского законодательства, разбор более или менее сложных дел, в которых возбуждаются те или другие принципиальные вопросы и т.п. Все участники собрания заблаговременно извещаются о времени собрания с изложением при этом и кратких положений из докладов и сообщений и проектов резолюций по докладам"[61]. Такие совещания проходили не реже одного раза в две недели, а их журналы были опубликованы для руководства по применению при разрешении поступающих в Сенат дел нового, преобразующего общинное землевладение законодательства[62].

Наряду с преподаванием и деятельностью по общественному самоуправлению И.М. Тютрюмов много энергии отдавал работе юридических обществ, высоко оценивая добровольное взаимодействие всех тех, кто испытывал устойчивый интерес к актуальным проблемам правового развития. Такие общества, по его мнению, призваны были содействовать сплочению представителей юридической профессии, вне зависимости от их специализации, на почве общих этических и методологических установок, распространению передовых идей в области изучения и применения права, наконец, правовому просвещению. В этом отношении ориентирами для него служили юридические общества и съезды юристов западноевропейских государств, которые выполняли великое назначение - раскрывали основные начала справедливости в правовой жизни народа - и тем являлись одним из двигателей цивилизации, чему, в свой очередь, способствовал "подъем научного юридического образования". В России же вплоть до освободительного движения 1860-х гг. во взаимоотношениях представителей теоретической и практической юриспруденции господствовала рознь и наука права имела весьма незначительное влияние на деятельность юриста-практика. Толчком к появлению юридических обществ в России, как считал И.М. Тютрюмов, послужило историческое предписание Александра II "изложить в целях преобразования судебной системы в России соображения о главных началах, несомненное достоинство коих признано наукой и опытом европейских государств", обращенное к прикомандированным к Государственной канцелярии юристам (январь 1862 г.), а также официальное предложение юристам присылать свои замечания на основные положения преобразования судебной части в России (сентябрь 1862 г.). Но главным здесь стало издание Судебных уставов (ноябрь 1864 г.). Именно они, утверждал Тютрюмов, "закрепили за наукой правоведения важное ее значение для отправления правосудия, широко раскрыли двери науке права; юридические общества были призваны, так же как и новые судебные учреждения к раскрытию истинного смысла закона"[63].

В Курске И.М. Тютрюмов был избран главой местного юридического общества, деятельность которого он возобновил два десятилетия спустя. В одном из выступлений перед членами общества он так раскрывает его назначение: "Не говоря уже об отсутствии надлежащей твердости и определенности нашего материального права, препятствующих развитию чувства законности, немалым тормозом к тому служит крайне малое знакомство граждан с действующим в государстве правом. Если граждане не имеют ясного понятия о том, что законно и что незаконно, то едва ли при таких условиях может развиться в них столь необходимое для благосостояния государства чувство законности. Вывести из такого положения народ может только распространение среди него хотя бы элементарного юридического образования, могущего содействовать укреплению в гражданах чувства законности. Немало также на этом пути могут сделать отечественные юридические общества"[64].

Одним из начинаний, предпринятых по инициативе И.М. Тютрюмова, стала организация популярных правовых чтений в исправительном арестантском отделении и губернской тюрьме. И, надо сказать, на этом просветительская миссия Курского юридического общества отнюдь не была исчерпана.

Благодаря тому, что члены общества поддержали предложение И.М. Тютрюмова представлять на совместное обсуждение самые злободневные и вместе с тем спорные юридические вопросы, на каждом заседании разворачивалась увлекающая всех участников дискуссия, способствующая в конечном счете прояснению непростых сюжетов правовой практики.

Заметим, что в рассматриваемый период власти подходили к юридическим обществам с большой осторожностью, если не с опаской. Подозревалось, что в такой форме происходит легализация антиправительственных объединений, что делает беспрепятственной пропаганду идей "правового государства" в качестве прямой альтернативы самодержавной монархии. Отталкиваясь от таких представлений, Главное управление по делам печати, сославшись на то, что Курское юридическое общество не является "ученым обществом", запретило последнему печатать свои протоколы без предварительной цензуры. И.М. Тютрюмов решительно выступил против такого рода административных притеснений. Данные ограничения очевидным образом незаконны, ибо, доказывал он, согласно своему уставу "наше Общество разрабатывает юридические вопросы с теоретической стороны, распространяет сведения о законах, учреждает публичные лекции, входит по предметам своих занятий в сношения с учеными обществами и лицами, оценивает ученые труды лиц, избираемых в почетные члены общества - все это может делать только ученое общество". Под впечатлением речи своего председателя собрание решило "обжаловать распоряжение Главного управления по делам печати министру внутренних дел как крайне стесняющее деятельность Курского юридического общества и не соответствующее действующим по сему предмету узаконениям"[65].

Курское юридическое общество в бытность его главой И.М. Тютрюмова активно налаживало академические контакты. На одном из заседаний было зачитано письмо профессора С.А. Муромцева с сообщением о высылке полного комплекта "Сборника правоведения и общественных знаний" (в нем печатались труды Московского юридического общества, чьим председателем был Муромцев), на другом - письмо председателя Учено-литературного общества при Юрьевском университете А.С. Будиловича, к тексту которого прилагался только что вышедший из печати первый том "Сборника Учено-литературного общества"; на третьем - письмо председателя Казанского юридического общества профессора Г.Ф. Шершеневича, сообщавшего, что протоколы общества будут до напечатания присылаться в Курск[66]. Стоило только открыться юридическому обществу в Томском университете, как в Томск от имени Курского юридического общества полетела составленная И.М. Тютрюмовым телеграмма с поздравлениями. В своем ответе томичи выражали надежду, что "вновь открытое первое юридическое общество Сибири встретит со стороны своих старших собратьев за Уралом товарищескую поддержку". А в феврале 1902 г. на торжествах по поводу 25-летия Санкт-Петербургского юридического общества И.М. Тютрюмов, к тому времени уже постоянно проживающий в Петербурге, от имени Курского юридического общества поднес адрес, в котором с признательностью вспоминались заслуги юбиляра "по объединению юридических сил России и сближению между собой юридических обществ:".

Получив назначение в Харьковскую судебную палату, И.М. Тютрюмов все же приезжал на заседания Курского юридического общества. На новом же месте он принял деятельное участие в учреждении своего юридического общества. На его открытии, состоявшемся в феврале 1901 г., И.М. Тютрюмов высказал пожелание, чтобы Харьковское юридическое общество "в предстоящей ему ученой деятельности на пути к развитию и укреплению в населении высоких начал права и справедливости всегда высоко держало знамя науки и не порывало с рассадником русского просвещения, приютившего его под своим гостеприимным кровом" (т.е. местным университетом). Председателем Юридического общества при императорском Харьковском университете был избран профессор Н. Куплевасский, а его заместителем - И.М. Тютрюмов.

Руководимые И.М. Тютрюмовым юридические общества завязывали научные связи не только внутри России, но и за рубежом. По его предложению Курское юридическое общество стало коллективным членом созданной в 1897 г. стараниями крупнейшего отечественного криминалиста, профессора Петербургского университета И.Я. Фойницкого Русской группы Международного союза криминалистов. И.М. Тютрюмов ставил в заслугу Международному союзу (сам он являлся казначеем его филиала в России), то, что он идет навстречу "потребности в общении между теми, кто осознал всю важность и социальное значение институтов уголовного права и уголовного процесса, а также других ветвей знания, посвящающих себя изучению факторов преступности и совокупности мер борьбы с ней"[67]. В преддверии Международного тюремного конгресса в Брюсселе (1900 г.) И.М. Тютрюмов оглашает письмо его оргкомитета членам Курского юридического общества с предложением включить в предварительную программу конгресса дополнительные вопросы[68].

Обосновавшись в Петербурге, И.М. Тютрюмов, оставаясь верным себе, включается в работу столичного Юридического общества, где избирается председателем Отделения обычного права.

V

Получение в 1914 г. чина тайного советника окончательно вводит И.М. Тютрюмова в круг чиновной элиты старой России. В марте 1916 г. именным Высочайшим указом, данным в Царской ставке, он назначается сенатором с оставлением (редчайший случай!) в должности обер-прокурора.

В 1915 г. Новгородское губернское земское собрание избирает И.М. Тютрюмова членом законодательного Государственного совета на очередные три года, где он как представитель новгородского земства примкнул к группе центра[69].

Заслуги И.М. Тютрюмова как обер-прокурора II департамента и сенатора были отмечены Знаком в память землеустройства в Алтайском округе "за оказание содействия в поземельном устройстве крестьян и инородцев" (1910 г.), орденом св. Анны I степени (1911 г.), Высочайшей благодарностью "за ревностные и отменно полезные труды", объявленной в связи с 200-летием учреждения Правительствующего Сената (1911 г.), бронзовой медалью в память 300-летия дома Романовых (1913 г.). Орден св. Владимира II степени, пожалованный в январе 1917 г., стал последней из наград, полученных И.М. Тютрюмовым по воле императора.

Февральская революция не поколебала положения, достигнутого И.М. Тютрюмовым. Напротив, его реноме юриста и деятеля местного самоуправления, никогда не бывшего апологетом свергнутого режима[70], определило его назначение первоприсутствующим II департамента.

Однако сам ход событий поставил под вопрос существование департамента как такового. 29 сентября 1917 г. Временное правительство издает закон, устанавливающий юрисдикцию административных судов над губернскими земельными комитетами, ведающими поземельными отношениями, тесно связанными с трудовым крестьянским землевладением, высший надзор за этими комитетами с 1884 г. осуществлялся II департаментом. При этом предусматривалось, что обжалование постановлений Главного земельного комитета должно производиться в I департамент Сената. Поскольку же в этот департамент предлагалось обжаловать и решения местных административных судов по земельным делам, то получалось, что все правовые споры, связанные с крестьянскими землями в одночасье вышли бы из компетенции II департамента. Такая перспектива не могла не волновать сенаторов "крестьянского департамента", спешно собравшихся на частное совещание под председательством И.М. Тютрюмова для обсуждения нового закона. "По мере издания в 1880-1890-е гг. законов, регулирующих вопросы землевладения трудового типа, хотя бы и не касавшихся сословно-крестьянского землевладения (положения о вечных чиншевиках, православных арендаторах и т.д.), все дела, возникающие из этих отношений, неизменно подчинялись высшему надзору II департамента. Нет сомнения, что и все дела, возникающие из деятельности земельных комитетов, учрежденных в связи с предстоящей аграрной реформой, которая должна распространить трудовое землевладение на большую часть земель сельскохозяйственного назначения в государстве ближе подойдут к компетенции II департамента, нежели I департамента. Ввиду изложенного гг. сенаторы полагают, что в изменении закона следовало бы постановить, что все жалобы на определения административных отделений окружных судов по делам земельных комитетов и все жалобы на постановления Главного земельного комитета подаются во II департамент и разрешаются сим департаментом"[71], - говорилось в принятом на совещании обращении к правительству, призывающем его воздержаться от планируемой реорганизации Сената.

Осенью 1917 г. у первоприсутствующего II департамента И.М. Тютрюмова был и еще один повод для беспокойства за судьбу департамента. С фронта приходили неутешительные сводки. Над Петроградом с каждым днем сгущалась угроза оккупации германскими войсками. Остро встала проблема эвакуации сенатских учреждений. Под руководством И.М. Тютрюмова на рубеже сентября-октября проходят два заседания, рассматривающие этот вопрос применительно ко II департаменту. Поначалу постановили брать при переезде "из книг прежде всего такие, которые содержат в себе нормы крестьянского законодательства, как равно и все сборники в данной области: необходимы и другие справочные книги из области общегражданского законодательства, Собрание узаконений и распоряжений Правительства, официальное издание Свода Законов с продолжениями, а также и Полное собрание законов, каковых книг может не оказаться в правительственных учреждениях того города, куда департамент может быть переведен". Однако ввиду прогрессирующей политической (забастовки на железных дорогах) и экономической (катастрофическая нехватка подвижного состава) разрухи на последнем заседании Сената пришлось сократить перечень предполагаемого к вывозу до минимума[72].

Конечно, ни сам И.М. Тютрюмов, ни его сотрудники никак не могли предполагать, что всего через несколько недель произойдет нечто, что подведет черту и под эвакуацией Сената, и под самим Сенатом, и под всей правовой системой, блюстителем которой Сенат выступал на протяжении двух с лишним столетий.

Слом "эксплуататорской государственной машины" для пришедших к власти большевиков был не просто эффектным лозунгом, но программным требованием. Процесс ликвидации Сената, упраздненного одним из первых декретов Совнаркома, занял зиму-весну 1918 г. Но в сущности, даже не будь этого декрета, II департаменту было бы просто нечем заниматься. Как указывалось в донесении одного из сотрудников группы, направленной новой властью для разбора сенатской документации, "дела, сущность которых сводится к спору о праве собственности на землю или на другие какие-либо права, непосредственно из первого вытекающие, в большинстве случаев аннулируются декретами о социализации земли, а потому подлежат возвращению в те архивы тех судов, из округов которых они представлены"[73]. Поскольку подготовка сенатских дел к архивному складированию требовала людей, обладающих соответствующими познаниями, то служащим, массово уволенным сразу после обнародования декрета о закрытии Сената, разрешили подавать в индивидуальном порядке заявления о приеме на работу. Кое-кто из канцеляристов и даже обер-проку-рорского персонала воспользовался этой возможностью. И.М. Тютрюмова в их числе не было.

Теперь средства к существованию ему приносили только занятия в университете, но политика советизации высшего образования оставляла и для этого все меньше возможностей. Делая ставку на пролетаризацию высшей школы, летом 1918 г. Совнарком РСФСР принял постановление о преимущественном приеме в высшие учебные заведения выходцев из рабочего класса и беднейшего крестьянства. Это вызвало существенное понижение культурно-образова-тельного уровня слушателей, чем подчас исключалось сколько-нибудь успешное освоение ими учебных программ. А за стенами университета обстановка ухудшалась с каждым днем. С июля 1918 г. в Петрограде распространилась практика взятия политических заложников и бессудных расстрелов. 1-2 августа 1918 г. в здании бывшего Смольного института благородных девиц прошел II съезд Советов Северной области, провозгласивший: "Советская власть должна обеспечить свой тыл, взяв под надзор буржуазию и проводя массовый террор против нее". Обыденным явлением стали ведущие к "полному расстройству академической жизни Петроградского университета и вообще всякой его деятельности" аресты университетских преподавателей[74]. Такая учесть постигла и коллег И.М. Тютрюмова по юридическому факультету: вначале были арестованы как члены Всероссийской комиссии по делам о выборах в Учредительное собрание Б.Э. Нольде и П.П. Гронский, позже, в сентябре 1919 г. - Д.Д. Гримм, М.Я. Пергамент, Н.Н. Розин и др.

И.М. Тютрюмова все чаще стала посещать мысль оставить Петроград. В конце августа 1918 г. ректор Петроградского университета получает заявление приват-доцента Тютрюмова с просьбой выдать ему паспортную книжку[75].. Но забота о семье и долг перед русским просвещением и теми, кто вопреки лихолетью приходит на его лекции и посещает его кружок (а в 1918 г. число студентов-юристов превысило 2 тыс. - 50% студентов университета) удерживали на месте. 27 августа 1918 г. юридический факультет "разрешил приват-доценту И.М. Тютрюмову прочесть в предстоящем учебном году специальный курс "Отдельные договоры" в количестве четырех недельных часов"[76].

Однако 1 октября 1918 г. и 1 января 1919 г. были изданы декреты, имевшие своей целью капитальную чистку университетской профессуры. Этими декретами отменялись ученые степени и звания, а преподаватели, прослужившие в университете 10 лет, объявлялись выбывшими. Освободившиеся таким образом должности предписывалось заместить посредством конкурса. Среди преподавательского состава юридического факультета тех, у кого этот срок не истек, было всего двое, тогда как подлежащих выбытию насчитывалось в 10 раз больше. А 23 октября 1918 г. Народный комиссариат просвещения постановил упразднить юридические факультеты "ввиду совершенной устарелости учебных планов и полного несоответствия их как требованиям научной методологии, так и потребностям советских учреждений в высококвалифицированных кадрах"[77]. В июне 1919 г. был образован факультет общественных наук и на нем - политико-юридическое отделение. Факультет, питомцем и служителем которого считал себя И.М. Тютрюмов, перестал существовать. Как напишет он позже, это был только один из результатов "пролетарской революции, связанной с грандиозным разрушением России и миллионами жертв погибших за свою родину людей, революции, разрушительной в отношении ко всем историческим святыням, когда русский народ отдал себя в жертву небывалого эксперимента"[78].

Тяготы жизни в революционной России усугубило семейное горе. В ноябре 1918 г. в голодном Петрограде умирает жена. И в счастливые, и в трудные минуты, а их было немало за долгие годы совместной жизни, она всегда оказывала ему незаменимую поддержку. С 1904 г., после безвременной смерти в возрасте 18 лет их единственной дочери Валерии, горячо любимой отцом (ее памяти посвящены "Законы гражданские"), Евгения Ивановна оставалась самым дорогим для него человеком[79]. Просторная квартира в доме 12 по Николаевской улице (теперь - улица Марата) опустела:

К 1919 г. многие из коллег И.М. Тютрюмова, оказавшись за порогом университета, покинули Петроград с тем, чтобы начать работать в высших учебных заведениях городов, на которые еще не распространились ограничения новой власти. Более всего И.М. Тютрюмова, не представлявшего себя вне кипучей профессиональной и общественной деятельности, томило бездействие, вдвойне тягостное, когда "поруган храм безумною гордыней, толпа забыла след к священным алтарям".

Смерть жены и закрытие юридического факультета утвердили И.М. Тютрюмова в его стремлении перейти от пассивного неприятия происходящего к непосредственному, активному участию в борьбе с большевизмом. Он пересекает линию стянувшегося вокруг Петрограда фронта и в середине октября 1919 г. попадает в расположение Северо-Западной армии генерала Юденича.

"Из Павловска вывезен нашими и поступил на службу к нам в Министерство юстиции И.М. Тютрюмов - бывший первоприсутствующий II департамента Сената", - заносит 9 ноября 1919 г. в свой дневник министр торговли, снабжения и народного здравия Северо-Западного правительства М.С. Маргулиес. По прошествии нескольких дней он "завтракает с И.М. Тютрюмовым, бежавшим месяц назад из Петрограда. Большевизм, по его мнению, изживает себя голодом и остановкой экономической жизни, но армия сыта и за счет всего народа еще долго может воевать"[80].

Гражданское управление на территориях, попавших под контроль войск Юденича, сформированных летом 1919 г. в Нарве, осуществлялось Северо-Западным правительством. Оно было создано тем же летом 1919 г. в Ревеле под прямым давлением стран Антанты, прежде всего Британии. Особенностью Северо-Западного правительства, в сравнении с подавляющим большинством белых правительств, было преобладание деятелей демократической ориентации. Последние, одинаково плохо относясь и к большевикам и к монархистам, признавали полную самостоятельность эстонского государства, были против реставрации самодержавия, стояли за народовластие и созыв Всероссийского учредительного собрания, за аграрную реформу и перераспределение земельного фонда в пользу земледельцев. Напротив, генералитет во главе с Н.Н. Юденичем занимал великодержавные позиции и никак не мог допустить отпадения от России национальных окраин, не исключая и Эстонию. Этими принципиальными расхождениями, существовавшими между Северо-Западным правительством и командованием Северо-Западной армии, предопределялись и довольно непростые отношения между ними.

Что касается точки зрения ставшего товарищем министра юстиции Северо-Западного правительства И.М. Тютрюмова, то для него было непреложно: "к старому нет возврата, военная диктатура неприемлема, народом не будет терпима". Однако с другой стороны, он полагал, что столь же недопустимо вселять в воинов Северо-Западной армии недоверие к их командирам, разжигая рознь тогда, когда нужны дружные усилия всех патриотов России в противодействии красной опасности. Поэтому, будучи членом редколлегии газеты "Свободная Россия" (фактически являвшейся печатным органом Северо-Западного правительства), И.М. Тютрюмов противодействовал нападкам ее редактора, Дюшена, на командование Северо-западной армии и лично на Н.Н. Юденича, считая также преждевременным декларирование безоговорочного признания независимости Эстонии[81].

Поздней осенью 1919 г. части Красной армии нанесли тяжелое поражение войскам Юденича. Наступление на Петроград захлебнулось. Спасения от победителя остатки Северо-Западной армии, в обозе которой тянулись русские беженцы, искали на территории, находящейся под юрисдикцией эстонского правительства. Оно и прежде не проявляло большого дружелюбия к армии, призванной восстановить единую и неделимую Российскую империю, а потому, как только та оказалась на другом берегу реки Нарвы, подвергло ее разоружению и интернированию. Формально Северо-Западная армия была демобилизована в феврале 1920 г., после того как с Советской Россией был заключен Тартуский мир, одна из статей которого предписывала эстонской стороне произвести роспуск корпуса генерала Юденича. Еще раньше, в декабре 1919 г., перестало существовать и Северо-Западное правительство.

VI

Итак, через сорок лет И.М. Тютрюмов снова оказался в Эстонии[82]. Только теперь он уже не был полным сил судебным деятелем, а был подданным несуществующего государства, изгнанником, оставшимся на склоне лет без крова и куска хлеба. Но уныния не было в его душе. Возможно потому, что, как верно заметил один из деятелей русского христианского студенческого движения в предвоенной Эстонии, к ней "отошли такие исконно русские земли, как Печерский край с историческим Псково-Печерским монастырем, Принаровье с городом Нарва, побережье Псковского и Чудского озера. Там люди жили вековым укладом жизни и русским самосознанием. Правильно считать, что жизнь русских людей в Прибалтике была ближе к старой, дореволюционной русской жизни, чем к эмигрантской"[83].

К тому же И.М. Тютрюмов всегда умел разглядеть среди окружавших его людей тех, чьи страдания казались ему гораздо более тяжелыми, нежели, те что выпали на его долю. И прежде всего это были "северо-западники" - солдаты и офицеры Северо-Западной армии. Как отмечается в исследовании, посвященном послереволюционной эмиграции в Эстонии, "предыстория русской общины в Эстонии - это трагедия белой армии генерала Н.Н. Юденича в 1919-1920 гг. Именно бывшие воины Северо-Западной армии с отступившими вместе с ней на территорию Эстонии беженцами составили костяк русского эмигрантского сообщества". Их положение "было очень тяжелым: их косил тиф, они страдали от нехватки самого необходимого"[84].

Осенью 1920 г. И.М. Тютрюмов избирается секретарем общества "Белый крест", свое название оно получило по эмблеме Северо-западной армии. Общество, поставив своей целью оказание правовой, материальной и духовной помощи нуждающимся чинам Северо-западной армии, оставшимся в пределах Эстонии, устраивало благотворительные мероприятия, сборы от которых шли в пользу северо-западникам. В частности, И.М. Тютрюмов состоял вице-президентом комитета "День русского инвалида". Также проводился учет инвалидов, а для их проживания создавались патронаты-убежища (в частности, в Тарту и Нарве). С приходом Советской власти твердо стоявший на правом фланге русских эмигрантских обществ "Белый крест" был закрыт одним из первых[85].

Помимо бывших военнослужащих на чужбине оказалось русское гражданское население. В том же 1920 г. под руководством И.М. Тютрюмова был выработан устав Комитета эмигрантов в Эстонии, получивший вскоре официальное утверждение. Свое назначение Комитет видел в посредничестве между русскими эмигрантами и эстонскими властями, а также иностранными посольствами. В этих целях он выдавал так называемые нансеновские паспорта (удостоверения личности эмигрантов), распределял между инвалидами, вдовами и детьми продуктовые пайки и денежные пособия. Комитет эмигрантов также помогал найти работу и оказывал правовую и медицинскую помощь.

Еще одним объектом попечения со стороны И.М. Тютрюмова стало русское научное сообщество в Эстонии. В 1920-е гг. в странах Западной Европы и Северной Америки с наиболее многочисленной русской эмигрантской диаспорой возникают Академические группы, целью которых является сохранение научного потенциала русских ученых, содействие в публикации их трудов и в трудоустройстве по профилю научных занятий[86]. В деятельности этих объединений принимали участие и русские юристы: В.Б. Ельяшевич и В.Д. Набоков, А.С. Ященко и А.И. Каминка в Берлине; М.М. Винавер и Б.Э. Нольде в Париже; Ф.В. Тарановский, А.Н. Маклецов и Е.В. Спекторский в Белграде; Д.Д. Гримм в Праге.

Русская академическая группа появилась в Эстонии весной 1921 г. И.М. Тютрюмов был избран ее председателем. Согласно разработанному им же уставу, целями Группы должны были стать: "объединение русских ученых, проживающих в Эстонии, на почве их научных занятий; установление связей как с научными кругами Эстонии, так и с русскими академическими группами в других странах; всемерное содействие ученым в их профессиональных занятиях; облегчение материального положения ученых; забота о молодых, еще только начинающих научных работниках; проведение собраний с научными сообщениями и докладами, приобретение пособий и книг, устройство библиотек, общеобразовательных и специальных курсов". Кроме того, Группа частично брала на себя расходы на научные командировки за границу и организацию продовольственной помощи голодающим ученым Советской России.

В 1924 г. члены Русской академической группы были разделены на две группы. К категории действительных членов были отнесены обладатели ученой степени магистра или доктора, академики Российской Академии Наук, профессора и доценты, преподававшие до 1918 г. в русских высших учебных заведений, а также лица, известные своими учеными трудами. К категории членов-сотрудников могли принадлежать остальные преподаватели высших учебных заведений, имеющие высшее образование лаборанты, ассистенты, ординаторы клиник и иные лица, работающие "в научной или научно-педагогической области". Впрочем, Академическая группа предоставляла безвозвратные пособия и ссуды не только своим членам, но и тем деятелям науки, которые к ней формально не принадлежали.

Группа участвовала в съездах русских академических организаций за границей. На Софийском (пятом) съезде представительную делегацию из Эстонии возглавлял И.М. Тютрюмов.

Группа организовывала и оплачивала выступления перед русскими эмигрантами в Эстонии историка А.А. Кизеветтера, философов Н.А. Бердяева и С.Л. Франка; юбилейными заседаниями с докладами чествовала память классиков русской культуры, литературы, искусства и науки (А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, Вл. Соловьева, А.П. Чехова, Н.И. Пирогова, И.Е. Репина), отмечала годовщины знаменательных дат русской истории.

Хотя иногда и поступали вспомоществования от заграничных русских академических учреждений, но в основном средства Группы составлялись из вносов и сборов, получаемых от благотворительных лекций. Выступал с ними и И.М. Тютрюмов. Вот темы некоторых из них: "Об общественном идеале" (апрель 1922 г., Юрьев) "Живой носитель преданий о славном прошлом. Памяти А.Ф. Кони" (январь 1928 г., Юрьев), "Россия и славянство" (декабрь 1930 г., Печоры), "Эпоха великих реформ" (март 1931 г. Юрьев); "Памяти А.С. Пушкина" (февраль 1937 г., Юрьев, пушкинский вечер в Немецком театре). Выручка от лекции, посвященной А.Ф. Кони, через студенческое отделение эстонского Красного Креста была передана фонду помощи голодающим в России[87].

В 1923 г. Съезд русских просветительных и благотворительных обществ постановил: "Установить в Эстонии "День русского просвещения", приурочив его ко второму дню Троицы по новому стилю. В этот день все русские в Эстонии должны объединиться духовно, вспомнить свое национальное единство, сосредоточиться на тех культурных ценностях, которые внес русский народ в мировую сокровищницу"[88]. Члены Группы участвовали в проведении этого Дня, призванного сохранить культурное достояние русского национального меньшинства, а сам И.М. Тютрюмов был председателем организационного комитета "День русской культуры в Юрьеве".

Группа много помогала русскому юношеству: при ее поддержке был создан Союз русских студентов, оказывалось содействие тем представителям эмигрантской молодежи, кто поступал в эстонские и зарубежные вузы, в оплате их обучения. Нарвские эмигрантские курсы, где на бесплатной основе могли получить среднее образование дети из неимущих эмигрантских семей, были созданы также по ее почину. В области среднего профессионального образования на русском языке Группа организовала летние Электротехнические курсы (Ревель, 1921). Наконец, были созданы Русские высшие политехнические курсы (Ревель, 1922) с пятилетним циклом обучения и семью десятками слушателей. Эти курсы, в 1935 г. преобразованные в Частный политехнический институт, вплоть до своего закрытия в 1940 г. оставались единственным местом, где русская молодежь могла получить высшее образование на родном языке[89]. Много доброго Академическая группа сделала и в области внешкольного образования, помогая создавать русские народные университеты в Ревеле, Печорах и Нарве. А в 1927 г. непосредственно Русской академической группой был создан Юрьевский народный университет, который как председатель Группы возглавил сам И.М. Тютрюмов; в народных университетах Нарвы и Печор он читал лекции[90].

Стоит сказать и о благотворительной деятельности Академической группы, в частности об активном ее участии в Дне инвалида.

В течение всего времени активной работы Группы И.М. Тютрюмов занимал председательское кресло. Однако, отмечает С.Г. Исаков, со второй половины 1930-х гг. "деятельность Группы быстро идет на убыль и почти прекращается. Старшее поколение ученых постепенно сходило с арены активной научной и общественной деятельности. Многие представители среднего и старшего поколения, не находя в Эстонии применения своим знаниям, уезжали в другие страны. Молодое поколение уже знало о бесперспективности своего научного будущего в Эстонии и с самого начала ориентировалось на Запад"[91].

Не только к соотечественникам, занесенным на чужую сторону революционной бурей, проявлял участие И.М. Тютрюмов. Он не был безразличен и к проблемам русского населения Восточной Эстонии, в 1923 г. он становится одним из учредителей общества "Разумный досуг". Основной задачей общества были пропаганда трезвости среди русского населения Печорского края и Принаровья, а также "предоставление разумного досуга как средства борьбы с алкоголизмом". В штаб-квартире общества, расположенной в Юрьеве, И.М. Тютрюмов прочел несколько популярно-просветительских лекций. Кроме того, он руководил существовавшими при Обществе курсами коммерческих знаний.

Но самым широким объединением "коренных" русских, проживающих в Эстонии, являлся созданный в 1920 г. Русский национальный союз. Основан он был для того, чтобы "представлять интересы русского населения в государственных учреждениях Эстонии как центральных, так и местных; образовывать и содержать культурно-просветительные и благотворительные учреждения". В области духовной культуры Союз выступал в поддержку русской церкви (как православной, так и старообрядческой), русского языка и русской школы; в экономике ратовал за доступный "сельскохозяйственный и ремесленно-промысловый кредит", за развитие кооперации и кустарных промыслов, а в политических вопросах стоял на платформе умеренного консерватизма. Для того, чтобы стать полноправным членом Союза и избираться в его руководство одного русского происхождения было недостаточно, нужно было также обладать эстонским гражданством. Те русские, которые его не имели, могли стать лишь членами-сотрудниками с правом совещательного голоса.

В 1933 г. И.М. Тютрюмова избирают председателем Русского национального союза, а на оставленном им вследствие этого посту главы юрьевского отделения Союза его сменил принявший в 1931 г. гражданство Эстонской республики профессор Д.Д. Гримм. Также И.М. Тютрюмов сотрудничал с таллинской "Нашей газетой" (март 1927 г. - январь 1928 г.), фактически являвшейся органом русской фракции Государственного собрания и Русского национального союза. Лейтмотивом публикаций "Нашей газеты" было неустанное напоминание: ":мы не должны терять сознания ценности нашей культуры... только надежда на торжество русских культурных начал и может поддерживать русских изгнанников в тяжких испытаниях беженства". Следует упомянуть и об участии И.М. Тютрюмова в издании еще одной близкой Русскому национальному союзу газеты - нарвского "Русского вестника" (март 1931 г. - январь 1932 г.), большое внимание уделявшего положению русской православной церкви в Эстонии; кроме того, на его страницах впервые в периодической печати состоялось обсуждение проблемы культурной автономии русского меньшинства. Публиковался И.М. Тютрюмов и в "Таллиннском русском голосе" (1932-1934). Издание этих газет во многом способствовало достижению Русским национальным союзом максимума влияния.

Вследствие запрета, наложенного в середине 1930-х гг. на деятельность политических партий, Русскому национальному союзу, и раньше позиционировавшему себя в качестве не политического, а надпартийного объединения пришлось пересмотреть свой Устав. С осени 1935 г. он оставляет за собой лишь защиту национально-культурных и экономических интересов русского меньшинства. Вследствие того, что в первой половине 1930-х гг. активизировалась работа по обретению русским населением культурной автономии, И.М. Тютрюмов входит в комиссию, которой Союз русских просветительных и благотворительных обществ поручил провести юридический анализ законопроекта о Государственном совете, формирующемся большей частью из организованных в культурные автономии представителей национальных меньшинств. Однако преобладающими во второй половине 1930-х гг. были все же обратные тенденции, знаменовавшиеся насильственной "эстонизацией" имен и топонимов и общим наступлением на национально-культурную самостоятельность русского населения, в особенности на окраинах. В начале 1939 г. И.М. Тютрюмов в качестве председателя Русского национального союза ставит свою подпись под воззванием к президенту Эстонии Константину Пятсу. "Русская школа разрушается, и разрушение это идет разными путями. Этот развал вреден для детей, для меньшинств, для государства. Доступ в административный аппарат для русского закрыт. Это - правило. При военном обучении молодежи отдельные чины позволяют себе делать резкие выпады против русской культуры, русской интеллигенции, вообще против русского народа. То же делают гражданские чины в своих публичных выступлениях. Подобные выступления вбивают клин между меньшинством и большинством республики. Мы считаем себя обязанными сказать, что меньшинственная политика подобного рода сеет национальную рознь, увеличивает отталкивание от большинства, плодит озлобление", - говорилось в нем. Но кандидат права Юрьевского университета Пятс, полтора года назад установивший в утвержденной им Конституции режим своей личной власти, остался безразличен к предупреждениям, которым очень скоро предстояло сбыться. Во главе Русского национального союза И.М. Тютрюмов оставался до 1940 г., когда ставящая своей целью выявление, осуществление и защиту национально-культурных, политических и экономических интересов русского национального меньшинства в Эстонии организация была закрыта органами Советской власти[92].

Ни бремя общественного служения, которое принял на себя И.М. Тют-рюмов, ни преклонный возраст не смогли заставить его сойти с профессиональной стези. Он никогда не переставал быть действующим юристом.

В эстонском государстве даже спустя годы после его провозглашения продолжало действовать законодательство Российской империи. Квалификация И.М. Тютрюмова, являвшегося к тому же великолепным знатоком прибалтийского права, оказалась востребованной как в том, что касалось комментирования старых законов, так и при разработке новых законов. По приглашению министра юстиции Эстонии он, будучи назначен научным советником кодификационного отдела министерства, в 1920-1921 гг. принимал участие в разработке эстонского Гражданского уложения. Кроме того, И.М. Тютрюмов читал лекции по гражданскому процессу и судопроизводству на созданных при Министерстве юстиции Эстонии курсах по подготовке судейского персонала. Яркую оценку этой деятельности И.М. Тютрюмова дал в статье "Россия есть живой организм" выдающийся русский философ права И.А. Ильин: ":судьи прибалтийских государств вплоть до сенаторов, изучившие русское право на русском языке, готовясь к слушанию сколько-нибудь сложного дела, обращались к русскому праву и к образцовым произведениям замечательных русских юристов, от Н.С. Та-ганцева до И.М. Тютрюмова, - и по ним искали права и правды для своих соплеменников, и затем подбирали новые слова на своих языках, чтобы передать и закрепить рецепированное русское право".

Весной 1920 г. юристы, участвовавшие в разработке эстонского законодательства, основали Ревельское юридическое общество. Его председателем избрали И.М. Тютрюмова, а товарищем председателя - тогдашнего главу эстонского правительства Константина Пятса, юриста по образованию. В 1922 г. большинство членов Общества (к тому времени ставших преподавателями юридического факультета Юрьевского университета), в том числе И.М. Тютрюмов, влилось в Союз юристов Эстонии. И.М. Тютрюмов выступал с докладами на заседаниях и Юридического общества ("Гражданско-правовое положение женщин в истории и современном праве", 1920) и Союза юристов ("Памяти Александра II", 1931)[93].

Многоопытность практика удивительным образом совмещалась в И.М. Тютрюмове с глубиной подхода и широтой взгляда, присущими только настоящим ученым. Об интенсивности научной деятельности И.М. Тютрюмова в эмиграции свидетельствует выход в 1923 г. в Риге шестого переработанного издания его главного труда "Законы гражданские"; два издания выдержал учебник "Гражданское право" (Юрьев, 1925 и 1927), причем последнее издание было значительно дополнено с учетом новейших законов и практики. В 1925 г. в Юрьеве же выходит другой учебник И.М. Тютрюмова - "Гражданский процесс" (1925), а в Каунасе - "Конкурсное право" (1931)[94].

В этих учебниках И.М. Тютрюмов словно подводит итоги своей многолетней преподавательской деятельности. Вместе с тем и в этих работах, и в своих научных статьях, публиковавшихся в юридической периодике Эстонии ("Хigus") и Латвии ("Закон и суд"), он творчески разрабатывает догматику русского гражданского права, делая при этом акцент на компаративном подходе и проявляя повышенное внимание к правоприменительной практике Сената. В созданных в эмиграции трудах И.М. Тютрюмов считает своим долгом отразить и обобщить все лучшее из достигнутого отечественным правоведением. В предисловии к "Гражданскому процессу" он с восхищением говорит о Судебных уставах 1864 г. как о "действительно великом историческом памятнике, которым по справедливости могла гордиться Россия. Уставы, по выражению профессора К.И. Малышева, признали столько драгоценных и возвышенных начал, гарантирующих правосудие, что охранение и постепенное развитие их, во всяком случае, есть дело благородное, достойное науки".

Почти каждый год И.М. Тютрюмов выезжает в заграничные научные командировки: только в 1927 г. он успел побывать в Германии, Франции, Латвии, Литве. Летом 1928 г. - в Латвии в целях изучения гражданского законодательства этой страны и подготовки к печати учебника "Конкурсное право". А уже в сентябре - в Белграде, где на Международном конгрессе юристов делает доклад о советском праве и суде. К сожалению, говорил Тютрюмов, "современная Россия за время советской государственности довольно откровенно явила доказательство отрицания правовых начал. Величественное здание созданных в эпоху Великих Реформ и являющихся по справедливости гордостью России судебных уставов оказалось разрушенным, и светлые идеалы 60-х гг., характеризуемые благородством мысли и горячей надеждой на светлое будущее, поруганы, и русский народ стонет под варварской диктатурой, не имеющей никакой опоры в народе кроме голой силы и представляющей вечную угрозу человечеству. В советской России нет теперь ни права, ни суда, ни закона, миллионы людей подвергаются казни без суда, советские судьи часто неграмотные или малограмотные влачат убийственно жалкое моральное и материальное существование, наблюдаются ужасающие картины распада семейного очага"[95]. В 1929 г. И.М. Тютрюмов посетил Германию, Латвию, Литву, Польшу[96].

Уже приходилось говорить о том, насколько И.М. Тютрюмов дорожил возможностью быть полезным тем, кто еще только приступал к постижению премудрости правоведения. Зная И.М. Тютрюмова как крупного цивилиста и первоклассного лектора, декан юридического факультета Юрьевского университета Николай Майм высказал готовность рекомендовать его для избрания на должность профессора этого факультета. Однако по университетским правилам профессор, достигший 65 лет, должен выходить в отставку, а для И.М. Тютрюмова эмиграция началась как раз в этом возрасте. И вот, ради того, чтобы остаться преподавать он идет на "военную хитрость". И.М. Тютрюмов не счел большим грехом при заполнении анкеты указать 1865 г. в качестве года своего рождения[97].. В январе 1920 Министерство образования Эстонской республики утверждает его ординарным профессором Юрьевского университета[98].

Немногим менее года спустя в своем отчете о преподавательской и научной деятельности И.М. Тютрюмов укажет: "Состоя профессором университета по кафедре гражданского права, гражданского судопроизводства и торгового права, я читаю по означенным предметам по 6 лекций в неделю". Эти дисциплины И.М. Тютрюмов преподавал ежегодно. Гражданское право и гражданский процесс читались студентам-юристам, а торговое право - студентам коммерческого отделения юридического факультета (выделенного в 1936 г. в самостоятельный экономический факультет). Кроме того, И.М. Тютрюмов проводил практикумы по гражданскому праву и судопроизводству (14 часов в неделю)[99].

Несмотря на то, что почти все представители юрьевской дореволюционной русской профессуры в период немецкой оккупации (1918 г.) эвакуировались в Россию и обратно не вернулись, юридический факультет Юрьевского (затем - Тартуского) университета, вновь открытого 1 декабря 1919 г., на протяжении 1920-х гг. был укомплектован преимущественно русскими преподавателями. Соответственно значительная часть лекций здесь читалась на русском языке. В условиях отсутствия национальной юридической системы и юридических кадров эстонские власти вынуждены были смириться с обучением юриспруденции на основе прежних учебных программ и силами русских правоведов. В течение всех 1920-х и отчасти 1930-х гг. Юрьевский (Тартуский) университет был наиболее популярным высшим учебным заведением среди русской молодежи, составлявшей здесь до 4-5% от общего числа студентов.

Тем не менее в течение всего так называемого переходного периода эстонская общественность не прекращала дебатировать вопрос о "засилии русских на юридическом факультете". В 1930-е гг. университет полностью переходит на эстонский язык преподавания и проведения экзаменов (в том числе и вступительных). Вследствие этого резко падает приток русских абитуриентов, предпочитающих теперь поступать в европейские университеты (преимущественно Франции и Чехословакии). Происходит и снижение доли русских среди профессорско-преподавательского состава. В 1938 г. в университете осталось 1,9% русских преподавателей, тогда как в 1923 г. их было 8% (на юридическом факультете процент русских преподавателей был еще выше)[100].

В 1932 г. встал вопрос о разрешении И.М. Тютрюмову преподавать до достижения им 70 лет. На общем собрании факультета была создана комиссия (декан Н. Майм; профессор А. Пийп, бывший премьер-ми-нистр; профессор Ю. Улуотс, последний премьер-министр независимой Эстонии), пришедшая к выводу, что раз И.М. Тютрюмов был назначен профессором гражданского права без каких-либо дополнительных условий, то он вправе пребывать в занимаемой им должности до достижения 70 лет. Однако правление университета, не согласное с подобной интерпретацией университетского устава, утверждало: И.М. Тютрюмов должен покинуть факультет, как только ему исполнится 65 лет. Но юридический факультет продолжал отстаивать своего профессора, указывая, что И.М. Тютрюмов, "находящийся на факультете с первого дня его образования, зарекомендовал себя как опытный педагог с большими возможностями. Кроме корректного поведения с коллегами, у него всегда был хороший личный контакт со студентами. По специальностям гражданское и торговое право у проф. Тютрюмова имеется несколько стипендиатов, которым крайне необходима его поддержка и знания по специальности и, таким образом, факультет в настоящий момент нуждается в продлении его профессорских полномочий до достижения им 70-летнего возраста"[101]. В 1932 г. дело кончилось победой факультета, его решение о продлении разрешения И.М. Тютрюмову преподавать до достижения им 70 лет было утверждено научным отделом Министерства просвещения и социальных дел.

Главной претензией правления университета, предъявленной к И.М. Тютрюмову в 1932 г., было незнание им государственного языка и чтение лекций на русском языке (в несколько лучшей ситуации находился профессор Д.Д. Гримм, который читал лекции и на русском, и на немецком языках, однако также не на эстонском, как того требовали из Таллина). В порядке исключения министерство, признавая заслуги И.М. Тютрюмова перед Республикой, все-таки разрешило ему продолжать чтение лекций на русском языке, вследствие чего юридический факультет ходатайствовал перед правлением университета об утверждении переводчика на его экзамены. Им стал Э. Илус - ученик И.М. Тютрюмова, защитивший под его руководством в 1930 г. магистерскую диссертацию "Строительное право". Он замещал своего учителя во время его научных поездок, а в 1935 г. принял от И.М. Тютрюмова кафедру гражданского права и судопроизводства.

Эстонским языком И.М. Тютрюмов так и не овладел, а потому его карьера в качестве штатного профессора продолжалась до 1935 г., когда согласно указанным им биографическим сведениям ему "исполнилось" 70 лет. Декретом Государственного старейшины Эстонской Республики, Константина Пятса от 1 июля 1935 г. И.М. Тютрюмов был отправлен на пенсию[102]. Но факультет все же пошел навстречу И.М. Тютрюмову, ощущавшему в себе и силы, и желание вести занятия. Теперь И.М. Тютрюмов не состоял в штате, преподавал по разовым поручениям факультета - сначала на ставке приват-доцента, а затем в качестве почетного профессора (professor-emeritus). Он приезжал в Тарту со своей дачи в Усть-Нарве (Нарва-Йыэсуу) для приема экзаменов по гражданскому и торговому праву и процессу. Что касается лекций, то факультет поручил И.М. Тютрюмову читать в общем курсе финансового права раздел конкурсного права. Но, невзирая на то, что И.М. Тютрюмов был единственным специалистом по этой дисциплине, университетская администрация была против чтения лекций на русском языке, и когда в 1938 г. он подал поддержанное факультетом заявление с просьбой допустить его к чтению лекций по конкурсному праву, это предложение не было принято к рассмотрению[103].

Помимо преподавания в университете И.М. Тютрюмов в 1922-1924 гг. читал лекции в Высшей школе при Христианском союзе молодежи в Ревеле, имевшей социально-гуманитарный факультет с философским и юридическим отделениями.

Но общение И.М. Тютрюмова со студентами никогда не ограничивалось лекционным залом. Он был почетным членом Общества русских студентов при Юрьевском университете, целью которого являлась "взаимопомощь русских студентов и профессоров, помощь в оплате обучения, культурно-просветительная работа в городе и деревне"[104]. Вместе с другим почетным членом Общества, профессором Д.Д. Гриммом, И.М. Тютрюмов неоднократно читал лекции в пользу Общества в помещении Юрьевского общественного собрания (клуба русской интеллигенции, преимущественно университетской профессуры)[105]. Общество русских студентов приобрело право на издание учебных пособий русских профессоров Тартуского университета и, в частности, издавало лекции И.М. Тютрюмова и Д.Д. Грима. К 10-летию основания Общества его почетные члены, в том числе И.М. Тютрюмов, обратились к нему с дружеским посланием, в котором призывали и впредь крепить студенческое братство и нести знамя русской культуры[106].

Летом 1940 г. Эстония вошла в состав Советского Союза. Начались повальные аресты среди русских эмигрантов, арестованных доставляли в Ленинград, в следственный изолятор Управления НКВД. Однако И.М. Тютрюмова не тронули, хотя своего отношения к воцарившейся в России после 1917 г. власти он ни от кого не скрывал. Все годы эмиграции И.М. Тютрюмов исповедовал веру в то, что "к счастью, каждая революция есть лишь процесс разложения старого общества и культуры. Революция - не восход, не заря, не начало нового дня, а закат, сумерки, конец дня старого. Закат античного мира сопровождался также катастрофами, когда в космос античной цивилизации ворвались хаотические силы, повлекшие за собой революции, крушение культур и гибель государств. Несомненно, всякое общество может существовать прочно только под управлением на твердом основании закона и потому настанет конец и русской пролетарской революции, когда этот наступивший после всемирной войны период одичания, бесправия, произвола наконец закончится и наступит пора торжества права"[107]. Сейчас трудно судить, по какой причине И.М. Тютрюмова не коснулись репрессии. Отчасти это может быть объяснено его высоким авторитетом и широкой известностью, отчасти - глубокой старостью (ведь ему шел уже девятый десяток), отчасти тем, что год спустя в Эстонию вступили немецкие войска.

И.М. Тютрюмов оставался в Усть-Нарве. 29 марта 1943 г. его не стало[108].

А.С. Карцов

Примечания:

[4] Савелов Л. Библиографический указатель по истории, геральдике и родословию российского дворянства. Острогожск, 1898. С. 240.

[5] РГИА. Ф. 1343. оп. 51. д. 382. Л. 12. Родословные книги Новгородского дворянства; см. также: Указ Правительствующего Сената N 9647 от 30 ноября 1854 г.

[6] Так в оригинале. – Ред.

[7] ЦГА СПб. Ф. 14. оп. 3. д. 18281. Л. 4.

[8]  Тютрюмов И. Памяти Кронида Ивановича Малышева // Журнал министерства юстиции. 1907. N 1. С. 208.

[9] Тютрюмов И. Памяти Кронида Ивановича Малышева // Журнал министерства юстиции. 1907. N 1. С. 209.

[10] Тютрюмов И. Памяти Кронида Ивановича Малышева // Журнал министерства юстиции. 1907. N 1. С. 210–211.

[11] Тютрюмов И.М. Библиография // Юридический вестник. 1892. N 2. С. 304, 305.

[12] ЦГА СПб. Ф. 14. Оп. 3. Д. 18281. Л. 7–8.

[13] Там же. Л. 16, 40.

[14] ЦГА СПб. Ф. 14. Оп. 3. Д. 18281, Л. 16, 40.

[15] Там же. Л. 18, 19, 21.

[16] Там же. Л. 47.

[17]  РГИА. Ф. 1409. Оп. 9. Д. 211. Дело о службе И.М. Тютрюмова; РГИА. Ф. 1344. Оп. 315. Д. 433. Дело о службе И.М. Тютрюмова.

[18] Журналы Кирилловского уездного земского собрания очередной сессии 1883 г. с докладами управы. Череповец, 1884. С. 81.

[19] Журналы Кирилловского уездного земского собрания очередной сессии 1883 г. с докладами управы. С. 20–21.

[20] Там же. С. 111–114.

[21] Там же. С. 28–29.

[22] Журналы Кирилловского уездного земского собрания очередной сессии 1883 г. с докладами управы. Череповец, 1884. С. 29–30, 114–124.

[23] Тютрюмов И.М. Народная школа на Севере (опыт разработки статистических данных по народному образованию) // Русская мысль. 1888. N 2. С. 83, 88.

[24] Там же. N 5. С. 32–33.

[25] Там же. N 1. С. 83.

[26] Особое мнение гласного И.М. Тютрюмова // Журналы Кирилловского уездного земского собрания очередной сессии 1885 г. с докладами управы. Череповец, 1886. С. 67–75.

[27] Тютрюмов И.М. Народная школа на Севере (опыт разработки статистических данных по народному образованию) // Русская мысль. 1888. N 5. С. 33.

[28] См.: Тютрюмов И.М. К истории учреждения II департамента Сената. СПб., 1909.

[29] Тютрюмов И.М. К 25-летию существования II департамента Сената. СПб., 1909. С. 4. См. также: Есипович Я.Г. О толковании законов // Журнал министерства юстиции. 1894. N 2; Он же. Итоги жизни. СПб., 1897; Хвостов Н.А. Памяти Я.Г. Есиповича // Журнал министерства юстиции. 1906. N 4.

[30] Тютрюмов И.М. К 25-летию существования II департамента Сената. СПб., 1909. С. 7.

[31] Там же. С. 11.

[32]  РГИА. Ф. 1344. Оп. 315. Д. 68. Л. 91–91 об. Предложение обер-прокурора по делам II департамента Правительствующему Сенату от 27 февраля 1907 г.

[33] РГИА. Ф. 1344. Оп. 315. Д. 68. Л. 100–101 об. Предложение обер-прокурора по делам II де­партамента Правительствующему Сенату от 16 января 1907 г.

[34] РГИА. Ф. 1344. Оп. 315. Д. 69. Л. 84 об.–85. Предложение обер-прокурора по делам II де­партамента Правительствующему Сенату от 9 апреля 1907 г.

[35] Там же. Д. 70. Л. 12–12 об. Рапорт обер-прокурора II департамента Сената министру юстиции от 8 марта 1908 г.

[36] РГИА. Ф. 1344. Оп. 315. Д. 70. Л. 105. Предложение обер-прокурора по делам II департамента Правительствующему Сенату от 13 октября 1915 г.

[37]  РГИА. Ф. 1344. Оп. 315. Д. 69. Л. 78 об–79. Предложение обер-прокурора по делам II департамента Правительствующему Сенату от 3 мая 1907 г.

[38] РГИА. Ф. 1247. Оп. 1. Д. 185. Л. 63. Журнал Особого при Государственном совете присутствия для предварительного рассмотрения жалоб на определения департаментов Правительствующего Сената за 1917 г. Последняя из имеющихся записей сообщает, что на 8 ноября 1917 г. назначено рассмотрение жалобы Петра Пичугина на сенатское решение по поводу его ходатайства о восстановлении срока на обжалование постановления губернской землеустроительной комиссии. Отметка об итогах рассмотрения по понятным причинам отсутствует.

[39] Тютрюмов И.М. К истории учреждения II департамента Сената. С. 11.

[40] РГИА. Ф. 1344. Оп. 315. Д. 7. Л. 14–14 об. Книга распоряжений обер-прокурора II департамента Правительствующего Сената, запись от 26 февраля 1908 г.

[41] РГИА. Ф. 1344. Оп. 315. Д. 7. 18 об. Книга распоряжений обер-прокурора II департамента Правительствующего Сената, запись от 28 ноября 1911 г.

[42] Закон 14 июня 1910 г. об изменении и дополнении некоторых постановлений о крестьянском землевладении с законодательными мотивами и разъяснениями Правительствующего Сената (на 1 сентября 1910 г.) / Сост. И.М. Тютрюмов. СПб., 1911. С. 3.

[43] Разъяснения Правительствующего Сената по крестьянским делам губерний Царства Польского (с 1882 г. по 1 июня 1913 г.) / Сост. И.М. Тютрюмов. СПб., 1913. С. 3.

[44] Положение о землеустройстве с законодательными мотивами и разъяснениями Правительствующего Сената и Главного управления землеустройства и земледелия (на 1 мая 1914 г.) / Сост. И.М. Тютрюмов. СПб., 1914. С. 3.

[45] Практика Правительствующего Сената по крестьянским делам / Сост. И.М. Тютрюмов. СПб., 1914. С. 3.

[46] Б-ов А.Д. Петербургская дума в биографиях ее представителей. СПб., 1904. С. 222–223.

[47]  Ср., напр.: Заключения постоянной юридической комиссии // Известия Санкт-Петер­бургской городской Думы. 1913. N 7. С. 1684–1690; N 16. С. 3914–3922; N 20. С. 373; N 27. С. 1765; 1914. N 4. С. 1450–1452; 1915. N 18. С. 1230.

[48]  Ср., напр.: Заключения постоянной юридической комиссии // Известия Санкт-Петер­бургской городской Думы. 1913. N 15. С. 3704–3712; 1913. N 21. С. 553; 1914. N 45. С. 611–613.

[49] Ср., напр.: Заключения юридической комиссии // Известия Санкт-Петербургской городской Думы. 1914. N 12. С. 3247–3255; N 22. С. 2340–2342.

[50] Ср., напр.: Заключения постоянной юридической комиссии // Известия Санкт-Петер­бургской городской Думы. 1913. N 3. С. 1180–1181; N 24. С. 1142; 1914. N 49. С. 1489–1491.

[51]  Ср., напр.: Заключения постоянной юридической комиссии // Известия Санкт-Петер­бургской городской Думы. 1913. N 12. С. 2743–2748; N 28. С. 2005; N 32. С. 379; N 42. С. 857; 1914. N 15. С. 658; 1915. N 1. С. 192–193; N 22. С. 1263–1264.

[52] См.: Тютрюмов И.М. Кандидаты на судебные должности // Журнал министерства юстиции. 1896. N 10. С. 55.

[53] “Присяга как судебное доказательство по старому гражданскому процессу и по Судебным уставам” // Журнал Санкт-Петербургского юридического общества, 1894, N 1; “Судебная речь, ее форма и значение в уголовном процессе по Судебным уставам имп. Александра II” // Юридическая газета. 1893. N 24–29.

[54] Тютрюмов И.М. Кандидаты на судебные должности // Журнал министерства юстиции. 1896. N 10. С. 102, 103, 105–106.

[55] РГИА. Ф. 733. Оп. 151. Д. 554. Л. 3–4. Прошение И.М. Тютрюмова декану юридического факультета имп. Харьковского университета, 2 марта 1900.

[56] Там же. Л. 1–2. Донесение попечителя Харьковского учебного округа в Министерство народного просвещения, 14 января 1903 г.

[57] ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 1. Д. 9775. Л. 2.

[58]  Там же. Л. 1–1об. Заявление И.М. Тютрюмова в Совет юридического факультета Санкт-Петербургского имп. университета, 21 марта 1903.

[59]  РГИА. Ф. 1344. Оп. 315. Д. 433. Л. 36–36 об. Отношение Ректора имп. Санкт-Петер­бургского университета обер-прокурору II департамента Правительствующего Сената, 26 апреля 1903.

[60] Там же. л. 37. Отношение обер-прокурора II департамента Правительствующего Сената Н.А. Хвостова Ректору имп. Санкт-Петербургского университета.

[61] РГИА. Ф. 1344. оп. 315. д. 7. Л 13 об. Распоряжение обер-прокурора II департамента Правительствующего Сената от 26 февраля 1908 г.

[62] Тютрюмов И.М. К истории учреждения II департамента Сената. С. 11.

[63]  Протокол заседания Юридического общества при имп. Харьковском университете 3 февраля 1901 г. Доклад И.М. Тютрюмова: “Цели юридических обществ и история их возникновения в России” // Труды Юридического общества при имп. Харьковском университете. Харьков, 1904. Т. 1. С. 144.

[64]  Протокол годового собрания Курского юридического общества 10 октября 1898 г. // Вестник права. Журнал Юридического общества при Санкт-Петербургском университете. 1899. Приложение к N 3. С. 7.

[65]  Протокол годового собрания Курского юридического общества 24 октября 1898 г. // Вестник права. Журнал Юридического общества при Санкт-Петербургском университете. 1899. Приложение к N 3. С. 22–25.

[66]  Протокол собрания Курского юридического общества 28 ноября 1898 г. // Вестник права. Журнал Юридического общества при Санкт-Петербургском университете. 1899. Приложение к N 4. С. 53; Протоколы собраний Курского юридического общества // Вестник права. Журнал юридического общества при Санкт-Петербургском университете. 1902. N 6. С. 78.

[67] Протокол заседания Юридического общества при имп. Харьковском университет 24 фев­раля 1901 г. Доклад И.М. Тютрюмова: “О деятельности и задачах Русской группы Меж­дународного союза криминалистов” // Труды Юридического общества при имп. Харьковском университете. Харьков, Т. 1. 1904. С. 149–150.

[68] Протокол годового собрания Курского юридического общества 24 октября 1898 г. // Вестник права. Журнал Юридического общества при Санкт-Петербургском университете. 1899. Приложение к N 3. С. 16.

[69] РГИА. Ф. 1162. Оп. 6. Д. 824. Дело о службе члена Государственного совета по выборам от новгородского губернского земского собрания И.М. Тютрюмова.

[70] Когда руководство Русского собрания – старейшей в России монархической организации – обратилось в Петроградскую городскую думу с ходатайством о признании неподлежащим обложению городскими сборами принадлежащего Собранию недвижимого имущества, то возглавляемая И.М. Тютрюмовым постоянная юридическая комиссия рекомендовала муниципалитету “оставить заявление Собрания без уважения”. В заключении комиссии утверждалось, что освобождению от налогов подлежат только здания, где размещаются благотворительные и учебные заведения. Таковых заведений Русское собрание не может иметь на своем балансе, поскольку его уставная цель – содействовать “выяснению и укреплению в общественном сознании и проведение в жизнь исконных творческих начал и бытовых особенностей русского народа”, открытие же Собранием гимназии представляется не более чем одним из способов проведения в жизнь таких начал (Заключения юридической комиссии // Известия Петроградской городской Думы. 1914. N 45. С. 608–609).

[71] РГИА. Ф. 1344. оп. 315. д. 70. Л. 38–138 об.

[72] Там же. Д. 23. Л. 7 об. Л. 12. Журнал совещаний по вопросу об эвакуации имущества II департамента Правительствующего Сената из Петрограда.

[73] РГИА. Ф. 1403. Оп. 1 д. 7. Л. 88 об. Докладная записка Заведующего ликвидацией дел гражданского кассационного департамента Сената Комиссару по ликвидации дел Сената.

[74] ЦГА СПб. Ф. 72420. Оп. 14. Д. 30. Л. 120 об. Докладная записка ректора Петроградского университета проф. А.А. Иванова в народный комиссариат просвещения (ноябрь 1918 г.).

[75] ЦГА СПб. Ф. 14. Оп. 1. Д. 9775. Л. 10. На бланке этого заявления обращает на себя внимание графа “Звание” – сначала И.М. Тютрюмов обозначил свое социальное положение как “сенатор”, но затем зачеркнул написанное и исправил на “бывший тайный советник”.

[76] Там же. Л. 12.

[77] Народное просвещение. 1918. N 23–25. С. 22–23.

[78] Тютрюмов И. Рецепция русского права в Эстонии и Литве // Закон и Суд. Вестник Русского юридического общества. Рига, 1929. N 2. Ст. 42.

[79] См.: Николай Михайлович, вел. кн. Петербургский некрополь. СПб., 1913. Т. IV. С. 316.

[80] Маргулиес М.С. Год интервенции. Берлин, 1923. Кн. 3. С. 97, 103.

[81] Маргулиес М.С. Год интервенции. Кн. 3. С. 103, 119. См. также: Исаков С.Г. Русские в Эстонии (1918–1940): Историко-культурные очерки. Тарту, 1996. С. 146.

[82] Пользуюсь случаем выразить признательность профессору С.Г. Исакову и научному сотруднику Исторического архива Эстонии Т.К. Шор за ценные консультации в ходе сбора материалов, освещающих эстонский этап биографии И.М. Тютрюмова.

[83] Киселев Александр, протоиерей. Завершительный шаг // Русское возрождение: Независимый русский православный национальный альманах. Нью-Йорк; Москва; Париж. N 81. С. 63.

[84] Русское национальное меньшинство в Эстонской республике (1918–1940) / Под ред. проф. С.Г. Исакова. Тарту, Санкт-Петербург. 2001. С. 10, 23, 65.

[85] См.: (И.М.) Ревельское общество Белого Креста // Последние известия. 1921. 16 марта. N 62; Деятельность комитета Общества Белого креста // Последние известия. 1922. N 62. 17 марта.; Русское национальное меньшинство в Эстонской республике (1918–1940) / Под ред. проф. С.Г. Исакова. С. 65, 103.

[86]  См.: Обзоры деятельности Академической группы // Труды русских ученых заграницей. Берлин, 1922. Т. I. С. 272–280; Отчет о съезде Академических организаций в Праге // Труды русских ученых заграницей. Берлин, 1923. Т. II. С. 324–333.

[87] См.: Лекция И.М. Тютрюмова // Нарвский листок. 1928. N 21 (13 марта); Шор Т.К. Persona retro. Профессор Игорь Тютрюмов (1855–1943) // Радуга. Таллинн, 2003. N 1.

[88] “Во время праздника обычно служили молебен. Участники праздника в русских национальных костюмах устраивали шествие. В народном доме или на открытом воздухе проходил торжественный акт с речами и приветствиями, затем был концерт, где выступали оркестры народных инструментов, хоры исполняли народные песни, читались лекции о русских писателях и деятелях русской культуры. По примеру русских Эстонии День русской культуры стала отмечать русская эмиграция во всех странах рассеяния” (Русское национальное меньшинство в Эстонской республике (1918–1940) / Под ред. проф. С.Г. Исакова С. 181, 182).

[89]  См.: Шиллинг С. Русские школы в Эстонии // День русского просвещения. Таллинн, 1931.

[90] Бойков В.А. Русские в Эстонии // Балтийский архив. Рига, 1999. Т. V. С. 82–83.

[91] См.: Исаков С.Г. Русские в Эстонии (1918–1940): Историко-культурные очерки. C. 121–126; Русская академическая группа в Эстонии: Очерк деятельности за 10 лет. Юрьев, 1931.

[92]  См.: Русское национальное меньшинство в Эстонской республике (1918–1940) / Под ред. проф. С.Г. Исакова. С. 42, 46, 69, 251–252.

[93] Исторический архив Эстонии. Ф. 2100. Оп. 2 а. Д. 29. Л. 3 (цит. по: Шор Т.К. Persona retro. Профессор Игорь Тютрюмов (1855–1943) // Радуга. Таллинн. 2003. N 1); Торжественное чествование памяти Александра II // Закон и Суд. Вестник Русского юридического общества. Рига, 1931. N 20. Ст. 653.

[94] См.: Закрытие журнала “Закон и Суд” // Закон и Суд. Вестник Русского юридического общества. Рига, 1938. N 88–90. Ст. 4142; Ковальчук С. Судьба журнала “Закон и суд” // Балтийский архив. Русская культура в Прибалтике. Рига, 1999. Т. IV. С. 89, 90; Tartu Ülikooli ajalugu. Kd. III. Tallinn, 1982. Lk. 107.

[95]  Тютрюмов И. Рецепция русского права в Эстонии и Литве // Закон и Суд. Вестник Русского юридического общества. Рига, 1929. N 2. Ст. 42.

[96] Отчет о работе за 1928 г., составленный Тютрюмовым 12 июля 1929 г. // Исторический архив Эстонии. Ф. 2100. Оп. 2. Д. 1233. Л. 23, 28-28 об. (цит. по: Шор Т.К. Persona retro. Профессор Игорь Тютрюмов (1855–1943) // Радуга. Таллинн. 2003. N 1).

[97] См. также curriculum vitae И.М. Тютрюмова в собрании писем русских ученых из архива Марии Врангель (Hoover Institution Archives, Baronne Marie Wrangell. 16–30, M. 18. p. 10). Это обстоятельство породило известную путаницу. Так, например, в 1940 г. газета “Postimees” напечатала фотографию И.М. Тютрюмова к его 75-летнему (!) юбилею.

[98]  Исторический архив Эстонии. Ф. 2100. Оп. 2. Д. 1233. Л. 214; ф. 2111. Оп. 1. Д. 12222.

[99] Там же. Д. 29. Л. 3. (цит. по: Шор Т.К. Persona retro. Профессор Игорь Тютрюмов (1855–1943) // Радуга. Таллинн, 2003. N 1).

[100] См.: Исаков С.Г. Русские в Эстонии (1918–1940): Историко-культурные очерки. С. 64, 121.

[101] Исторический архив Эстонии. ф. 2100. Оп. 2. Д. 1233. Л. 53, 165 (цит. по: Шор Т.К. Persona retro. Профессор Игорь Тютрюмов (1855–1943) // Радуга. Таллинн, 2003. N 1).

[102] ИАЭ. Ф. 2100. Оп. 2. Д. 1233. Л. 179 (цит. по: Шор Т.К. Persona retro. Профессор Игорь Тютрюмов (1855–1943) // Радуга. Таллинн, 2003. N 1).

[103] ИАЭ. Ф. 2100. Оп. 2. Д. 1233. Л. 190–192 (цит. по: Шор Т.К. Persona retro. Профессор Игорь Тютрюмов (1855–1943) // Радуга. Таллинн. 2003. N 1).

[104]  См.: Шор Т.К. Христианский союз русских студентов при Тартуском университете (1922–1934) // Просветители. Сборник к 75-летию Союза русских просветительных и благотворительных обществ Эстонии. Таллинн, 1998. С. 48.

[105] См.: Исторический архив Эстонии. ф. 1659. Оп. 1. Д. 3. Л. 31–32.

[106] Пожелания почетных членов ко дню десятилетнего юбилея Общества русских студентов // Общество русских студентов при Дерптском университете. 1930. С. 17.

[107]  Тютрюмов И. Рецепция русского права в Эстонии и Литве // Закон и Суд. Вестник Русского юридического общества. Рига, 1929. N 2. Ст. 42.

[108] Prof. I. Tjtrjumov † // Postimees. 1943. N. 81 (7 apr). Lk. 3.