Список книг
|
« Предыдущая | Оглавление | Следующая » Серебровский В.И.
Избранные труды по наследственному и страховому праву
§ 3. Юридическая природа страховых отношений, возникающих в силу закона Большой интерес вызывает рассмотрение юридической природы страховых отношений,
возникающих непосредственно в силу закона или по принуждению со стороны
закона.
В советском страховом праве такого рода страховые отношения имеют место
при так называемом "обязательном окладном" и "обязательном неокладном"
страхованиях[546].
По обязательному окладному страхованию имущества считаются застрахованными
силой самого закона без заключения о том особого договора с Госстрахом
и независимо от времени поступления страховой премии. Районы действия
окладного страхования, размер окладных страховых норм и страховых премий,
а также сроки страховых периодов определяются помимо воли страхователя.
Оценка имущества производится Госстрахом и считается окончательной. Не
уплаченная в срок страховая премия перечисляется в недоимку и взыскивается
в бесспорном административном порядке, согласно "Положению о взимании
налогов и сборов". Характерно также отметить, что при взыскании недоимок
по налогам, прежде всего из взыскиваемых сумм удерживаются причитающиеся
платежи по окладному страхованию и лишь после покрытия таковых остатки
взысканных сумм обращаются на пополнение прочих государственных и местных
налогов и сборов[547].
На иных началах построена в СССР организация неокладного страхования,
применяемого при страховании от огня и от опасностей перевозки[548].
С внешней стороны, обязательное неокладное страхование должно проявляться
в форме договора, заключаемого страхователем с Госстрахом. Но в отличие
от добровольного страхования, в котором заключение договора страхования
зависит от добровольного согласия сторон, при обязательном страховании
заключение договора является для той и другой стороны обязательным. Обязательным
является также для обеих сторон содержание всех необходимых условий договора,
касающихся имущества, отдаваемого на страх, рода опасности, срока страхования,
размера страховой премии и размера страховой суммы[549]. В отличие от порядка взыскания
страховой премии при окладном страховании взыскание страховой премии при
неокладном страховании производится не в административном порядке, а в
судебном, в порядке выдачи судебных приказов[550].
* * *
Вопрос о юридической природе обязательного окладного и неокладного страхований
еще до издания Положения о Государственном Страховании Союза ССР вызвал
в советской юридической литературе большой и весьма интересный спор, не
потерявший своего значения и до настоящего времени, шедший, главным образом,
в плоскости признания обязательного окладного и неокладного страхований
публично-правовым институтом или гражданско-правовой сделкой[551].
Если для изображения правил окладного страхования основой послужили правила
взаимного земского страхования, то для неокладного страхования, говорит
П. Д о м б р о в с к и й[552],
необходимо было строить новую правовую конструкцию, вполне отвечающую
существу этого страхования, так как прошлое страховое право не знало его.
Тем не менее, в силу традиции были позаимствованы правовые формы, применявшиеся
в дореволюционном праве к страхованию имуществ, заложенных в банках, сданных
в аренду и т. д., и как ранее в указанных случаях страхование осуществлялось
в форме договора, так и неокладное страхование в Госстрахе строится по
правилам добровольного, т. е. как и прежде в форме заключения договора
страхования, и этим как бы относится к праву частному. Ссылаясь на то,
что для частнопра-вового отношения является существенной свобода волеизъявления
на его ус-тановление, так как от субъекта права зависит воспользоваться
своим субъективным правом или нет, П. Д о м б р о в с к и й указывает,
что частнопра-вовые отношения не могут быть установлены, если этого не
желает участник его. Он может быть обязан уплатить неустойку, убытки,
но, при нежелании его, не может получить осуществления то правоотношение,
которое требует его участия. Но если арендатор не пожелает страховать,
не пожелает вступить в договор страхования, спрашивает указанный автор,
то как создавать правоотношения по неокладному страхованию, если остаться
на признании его частноправовой сделкой? Единственный выход - это конструировать
не-окладное страхование не как договор и отнести его всецело к институтам
пу-блично-правовым. Для такого вывода есть и убедительный пример - социаль-ное
страхование, устанавливающее ряд аналогичных взаимоотношений меж-ду сторонами,
но, несомненно, являющееся институтом публичного права.
К институтам публичного права относит как окладное, так и неокладное
обязательное страхование и С. Р ы б н и к о в[553].
Противоположную позицию заняли Е. М е н и проф. М. Я. П е р г а- м е н т.
Полемизируя с П. Д о м б р о в с к и м, Е. М е н находит[554], что с юридической точки
зрения оба вида обязательного страхования объединены одним существенным
моментом, который единственно и может породить спор в вопросе о юридической
природе обязательного страхования, именно моментом обязательности, ибо
во всем прочем, в самом существе возникающих по страховому договору между
сторонами правоотношений, нет решительно ни-какой разницы, ни между окладным
и неокладным страхованием, ни между каждым из них и страхованием договорным.
Подвергая подробному анализу понятие страхового договора, Е. М е н устанавливает
следующие харак-терные для него признаки: двусторонность, условность,
возмездность, ог-ра-ниченность ответственности страховщика, срочность.
Эти признаки Е. М е н усматривает не только при договоре добровольного
страхования, но и при страховании обязательном. Госстрах обязан уплатить
страховое вознагражде-ние, если убыток произойдет вследствие наступления
предусмотренного пра-вилами случайного явления (условность сделки); ответственность
Госстраха ограничивается пределами страховой суммы; страхователь обязан
уплачивать страховую премию (возмездность); изложенные в правилах обязательного
страхования права и обязанности обеих сторон (двусторонность) ограничиваются
установленным соком (срочность). Таким образом, при окладном страховании,
по мнению Е. М е н а, имеются налицо те же необходимые признаки страхового
договора, которые устанавливаются также правилами добровольного страхования
и ГК. К этому надо еще добавить присвоенное тому и другому виду страхования
право иска страхователя об исполнении до-говора и об убытках. Но если
так обстоит дело с обязательным окладным страхованием, то еще с большим
основанием можно утверждать, про-должает Е. М е н, о наличности договора
и при обязательном неокладном страховании, так как это прямо устанавливается
источником (Прав. § 33), где мы читаем, что подлежащие неокладному
страхованию имущества посту-пают на страх по правилам и тарифам добровольного
страхования. Что же ка-сается отсутствия свободы волеизъявления, то, по
мнению Е. М е н а, при-нуждение воли лица к совершению того или иного
действия законом ни в коем случае не может почитаться принуждением, порочащим
силу совершенной им сделки. Не может служить основанием к признанию обязательного
страхования институтом публичного права и порядок взыскания премии не
в судебном порядке, а в административном (при окладном страховании), так
как порядок взыскания - судебный или не судебный - ни в какой связи с
самой сделкой не стоит.
Интересны по своим построениям рассуждения о юридической природе обязательного
страхования проф. М. Я. П е р г а м е н т а[555].
Нередко, говорит проф. М. Я. П е р г а м е н т, правопорядок, все равно,
закон ли или уполномоченная на то административная власть, обязует субъекта
к заключению договора (Kontrahierungszwang). Типичный случай такого Kontrahierungswаng'a
представляет собой веление закона к железной дороге об обязанности заключения
договоров перевозки. Анализируя отношения до-роги к отдельному грузоотправителю,
проф. М. Я. П е р г а м е н т усматри-вает в них две стадии. Первая стадия
- обязанность дороги заключить дого-вор принятием предложения грузоотправителя;
вторая стадия - обязанность перевезти груз согласно договору. Первая стадия
создается законом, вторая - договором. Итак, сначала "obligatio ex lege",
потом "obligatio ex contractu"[556]. По мнению проф. М. Я. П е р г а м е н т
а, все различие между приведенными отношениями, вытекающими из железнодорожной
перевозки, и отношениями из страхования, сводится к тому, что во втором
случае обязанность не на стороне учреждения, а на стороне публики, граждан.
И в этом случае оказываются все те же два обязательства: одно, возникающее
силою закона, принуждающее заключить договор, и другое, возникающее из
заключенного вслед затем договора страхования, заключенного во исполнение
означенного принуждения. Поскольку же договор является заключенным, все
равно, добровольное ли страхование или обязательное, все происходит в
плоскости до-говорной и тем самым, конечно, частноправовой. Но ведь контрагент
не только принуждается к вступлению в сделку и само содержание договора
ему также диктуется! Можно ли при таких условиях говорить все же о договоре?
На этот вопрос проф. М. Я. П е р г а м е н т, ссылаясь на новейшие учения
о "договорах присоединения" (contrats d'adhésion) и "продиктованных
договорах" (dictierte Verträge), отвечает утвердительно, указывая,
что правильность учения, согласно которому содержание договора устанавливается,
непременно, соглашением сторон, уже в достаточной степени поколеблена.
Таким образом, по мнению проф. М. Я. П е р г а м е н т а, по общему правилу,
обязательное неокладное страхование остается в границах договорных, частноправовых.
Но можно ли видеть такие же частноправовые отношения при обязательном
окладном страховании, а также при неокладном обязательном страховании,
если страхователь отказался заключить страховой договор, либо, хотя таковой
договор и заключил, но не уплачивает страховой премии? Профессор М. Я.
П е р г а м е н т полагает, что правопорядок являет в этих случаях фигуру,
смешанную из элементов как публично-правовых, так и частноправовых[557]. Со стороны своего возникновения
правоотношение лежит в плоскости публично-правовой; но со стороны своего
содержания то же самое правоотношение преимущественно, в подавляющей мере
- гражданско-правовое. Правовая ткань тут соткана из нитей не однородных,
а двух родов[558]. Гражданско-правовым
институтом считает обязательное неокладное страхование и С. К р а с н
и к о в[559].
Изложенные здесь мнения различных авторов показывают, что вопрос о юридической
природе обязательного страхования в сущности представляет собою вопрос
о том, что лежит в основании страхового правоотношения при обязательном
страховании: договор или закон, и является ли само правоотношение отношением
права гражданского или публичного.
Разберем отдельно случаи окладного и неокладного страхования.
Что в основании обязательного окладного страхования лежит веление закона,
сомневаться нет никаких оснований. Имущество является застрахованным помимо
воли и желания страхователя и независимо от взноса им страховой премии.
Все существенные части страховых отношений между Госстрахом и страхователем,
как мы ранее видели, фиксируются законом и правилами страхования, и страховая
премия взыскивается в порядке, установленном для взыскания налогов, причем
премия эта взыскивается даже прежде других государственных налогов и сборов[560]. Поэтому вряд ли можно согласиться
с Е. М е н о м, утверждающим, что "в самом существе возникающих по страховому
договору между сторонами правоотношений нет решительно никакой разницы
между окладным и неокладным страхованием, ни между каждым из них и страхованием
добровольным"[561].
В том-то и дело, что при окладном страховании нет и признаков договора.
Непосредственным источником возникновения страхового отношения оказывается
закон, и само правоотношение, несомненно, является отношением публичного
права.
Но, признавая окладное страхование публично-правовым отношением, не должны
ли мы отнести обязательное окладное страхование к числу налогов, как это
делают некоторые, например, Н. З и л ь б е р ш т е й н[562].
По мнению Н. Зильберштейна, окладное страхование преследует те же цели,
что и так называемые целевые налоги (Пост. ЦИК и СНК СССР "об единовременном
налоге для нужд населения, пострадавшего от неурожая", Пост. ЦИК и СНК
СССР "О целевом квартирном налоге"). Как и в окладном страховании, так
и при целевых налогах население обязывается к уплате определенных взносов,
а соответствующие органы власти обязаны осуществить возложенные на них
хозяйственные задания путем целесообразного использования этих взносов.
Как при окладном страховании, так и при целевых налогах неуплата взносов
влечет определенные невыгодные последствия для неисправного плательщика,
Но не приостанавливает обязанности подлежащего государственного органа
к устранению вредных материальных последствий в хозяйстве. Поэтому указанные
сборы, как имеющие налоговой характер, используются для восстановления
таких хозяйств, которые обслуживают лиц, совершенно не платящих указанных
сборов (пост. СТО о плане окладного страхования). Вместе с тем, по мнению
Н. З и л ь б е р ш т е й н а, отпадают возражения, что страхование всегда
эквивалентно в отличие от налогов. Различие в актах властвования при окладном
страховании и целевых налогах, указывает названный автор, заключается
только в том, что в первом случае обязательные взносы устанавливаются
ввиду возможности наступления хозяйственного ущерба, а при целевых налогах
взимание сборов производится в связи с обнаружившимся ущербом.
Несмотря на внешнее сходство с налогом, мы все же полагаем, что обязательное
окладное страхование налогом не является.
Отличительная черта налога как принудительного сбора, взимаемого для
покрытия общественных расходов, в том именно и заключается, что плательщик
не получает при этом никакого специального эквивалента. И совершенно напрасно
Н. Зильберштейн в подтверждение своего взгляда ссылается на целевые налоги,
существующие в СССР. Несмотря на свой целевой характер, налоги эти так
же построены на отсутствии эквивалентности, как и другие налоги. Единовременный
налог на нужды населения, пострадавшего от неурожая, был установлен в
1924-1925 г. "в целях увеличения средств, отпускаемых правительством СССР,
на нужды населения, пострадавшего от неурожая, со всех граждан СССР, достигших
18-летнего возраста". В силу же целевого квартирного налога налогом "на
нужды строительства рабочих жилищ была обложена жилая площадь, занимаемая
в городах плательщиками подоходного налога, отнесенными к категории "В",
т. е. лицами, получающими доход от владения промышленными и торговыми
предприятиями и от других нетрудовых источников дохода".
Напротив, при обязательном страховании, как и при страховании вообще,
отношения между страхователем и страховщиком строятся на совершенно иных
началах. В основе обязательного окладного страхования, как и страхования
добровольного, лежит одна и та же идея - распределение необходимых для
страхования сумм между отдельными хозяйствами, могущими понести ущерб
от известной опасности[563].
Здесь нет стремления к удовлетворению фискальных интересов государства
или к обеспечению одних групп населения за счет других групп (как при
целевых налогах). В сущности, страховщик выступает всегда только как распорядитель
собранных средств между отдельными хозяйствами. Выступление государства
в качестве страховщика накладывает много специфических черт на проводимое
им страхование (способы установления страховой суммы, взимания премии,
льготы и т. п.), но не превращает все же страхования в налог. И как
социальное рабочее страхование не является налогом, так же не является
налогом и обязательное окладное страхование[564].
Значительно сложнее обстоит вопрос с обязательным окладным страхованием.
Положение о Госстрахе Союза ССР в не оставляющих никакого сомнения выражениях
указывает, что государственное обязательное неокладное страхование совершается
в форме договора, к заключению которого стороны обязываются силой закона.
Дальше, Положение о Госстрахе говорит, что условия, которым должны удовлетворять
договоры обязательного неокладного страхования, порядок их заключения
и последствия, которые наступают в случае их незаключения или несвоевременного
заключения обязанными к тому сторонами, определяются правилами обязательного
неокладного страхования (полисными условиями), издаваемыми порядком, установленным
Положением о Госстрахе. Вместе с тем Положение о Госстрахе фиксирует,
что страховая сумма не может быть выше страховой оценки имущества, но
в то же время не может быть и ниже страхового интереса, обеспечиваемого
обязательным неокладным страхованием[565].
Положение о Госстрахе СССР предусматривает также и тот случай, если страхователь
уклонился от вступления в договорное отношение. В этом случае на Госстрахе
лежит обязанность вчинить иск о признании за ним всех прав, вытекающих
из заключения такого договора. После признания за Госстрахом этих прав,
последний может уже приступить ко взысканию страховой премии в бесспорном
судебном порядке.
При безуспешности взыскания со страхователя страховой премии, удостоверенной
судебным исполнителем, Госстрах предъявляет требование об уплате премии
и к тому государственному органу, в ведении которого находится имущество,
подлежащее страхованию в обязательном неокладном порядке. Если подлежащий
орган в двухнедельный срок не внесет страховой премии, то договор страхования
считается утратившим силу, и ответственность Госстраха по нему прекращается[566].
Формулировка Положения о Госстрахе означает, что Советское страховое
право мыслит юридическую природу обязательного неокладного страхования
как правоотношения, основанного на принудительном договоре, заключаемого
сторонами по требованию со стороны закона (Kontrahierun-gszwang - проф.
М. Я. Пергамента).
Но что же это за "принудительный договор"? Является ли он разновидностью
обыкновенного договора гражданского права (ст. 130 ГК) или чем-нибудь
иным?
Проверим теоретическую ценность понятия принудительного договора.
Понятие "принуждения к заключению договора" (Kontrahierungszwang) получило
сравнительно недавно подробную разработку в работе Иенского приват-доцента
Н и п п е р д е я - "Kontrahierungszwang und dictierter Ver-trag", - горячего
сторонника этого института. Последуем за указанным автором[567].
Одним из основных индивидуалистических понятий частного права, говорит
Н и п п е р д е й, является начало договорной свободы. Начало договорной
свободы проявляется в свободе установления содержания договора, вступления
в него, определения личности контрагента и распоряжения установленным
договорным отношением. Однако это начало договорной свободы подвергалось
ради общей пользы еще до войны, а в особенности во время войны, ряду ограничений[568].
Формой такого ограничения договорной свободы является "принуждение к
заключению договора" - Kontrahierungszwang и подписанный договор (буквально
- продиктованный договор), так называемый, dictierter Vertrag.
Под Kontrahierungszwang'ом Н и п п е р д е й понимает возложенную на
субъекта помимо его воли в силу нормы существующего правопорядка (объективного
права) в интересах другого лица обязанность заключить договор, содержание
которого установлено заранее или будет установлено кем-либо, стоящим вне
этого договора.
Такой нормой существующего правопорядка (объективного права) может быть
закон, административный акт, уставы публично-правовых соединений и даже
соглашения частных лиц, порождающие известный правопорядок (коллективные
договоры)[569].
Kontrahierungszwang есть явление правового характера. Поэтому не подходит
под понятие Kontrahierungszwang'a всякое принуждение к заключению договора
фактического свойства (покупка пищи, дабы не умереть с голоду, вступление
самостоятельного промышленного предприятия в синдикат вследствие объявленной
ему синдикатом промышленной войны и т. п.).
Kontrahierungszwang имеет целью возникновение договора. Но договор есть
в основном институт частного прав. Приходится с самого начала отграничить
от Kontrahierungszwang'a те институты публичного права, которые внешне
проявляются в тех же формах, как и Kontrahierungszwang.
Сравнительно просто это отграничение проявляется в тех случаях, когда
публично-правовая корпорация выступает по отношению к гражданину с каким-либо
приказом или принуждением (например, принудительное отчуждение).
Труднее разрешаются вопросы в тех случаях, когда субъектом отношения
является публично-правовое учреждение (Anstalt). В этих случаях мы часто
имеем отношения, похожие на Kontrahierungszwang, но в действительности
иного порядка.
Учреждение принуждается выполнить известную обязанность по отношению
к гражданину (Zulassungszwang), в свою очередь, гражданин принуждается
к использованию в этом отношении соответствующего учреждения (Nutzungszwang).
Примером такого рода отношений может служить принудительное присоединение
к водопроводной или канализационной сетям, принадлежащим городу. Нет также
Kontrahierungszwang'a, указывает Н и п- п е р д е й, при
обязательном народном школьном обучении, при обязательном оспопрививании,
при обязательном социальном страховании, при обязательном государственном
страховании строений от огня или скота от падежа и др[570]. Во всех указанных здесь случаях отношения
лежат в плоскости публичного права.
Но если учреждение публично-правового характера преследует цели извлечения
прибыли, отношения между ним и гражданином, его использующим (Benutzer),
могут рассматриваться, по мнению Н и п п е р д е я, как вытекающие из
Kontrahierungszwang'a. К числу последних Н и п п е р д е й относит железные
дороги, государственный банк, электрические станции, принадлежащие государству
или городам, и т. п. Правоотношения, возникающие в этих случаях,
по мнению указанного автора, являются правовыми фигурами смешанного типа
(публично- и частноправовыми)[571].
Чтобы усвоить понятие Kontrahierungszwang'a, надо еще заметить, что Kontrahierungszwang
имеет место только тогда, когда принудительный договор заключается с тем
субъектом, в пользу которого установлена обязанность к заключению договора.
Kontrahierungszwang предполагает, что будущий кредитор по договору будет
и лицом, непосредственно получающим от договора выгоду. Поэтому не будет
Kontrahierungszwang'ом возлагавшаяся некоторыми актами военного и переходного
времени на владельца предприятий обязанность страхования некоторых категорий
припасов (например, древесной массы, необходимой для выделки бумаги).
В последнем случае цель закона - не доставление выгоды страховому обществу,
а обеспечение интересов государства.
Ниппердей делит разнообразные проявления Kontrahierungszwang'a на две
категории. К первой он относит те случаи, когда принуждение к заключению
договора имеет целью регулирование таких взаимоотношений, которые находят
свое проявление в имущественном обороте независимо от вмешательства со
стороны объективного правопорядка. Ко второй категории он относит те случаи,
когда принуждение к заключению договора имеет целью создание в обороте
таких договорных отношений, которые без вмешательства правопорядка совсем
не имели места или создавались бы в ином виде, нежели этого требует общественный
интерес[572].
В качестве субъектов отношения в первую категорию входят: 1) железные
дороги, государственный банк, почта и т. п.; 2) лица, занимающиеся
профессиями или ремеслами, нуждающимися для осуществления своей деятельности
в разрешении, утверждении и т. п. со стороны правительственного учреждения
(извозчики, аптекари, акушерки и т. п.); 3) лица, выполняющие известные
профессии в силу предоставленного им властью исключительного права на
осуществление этих профессий (Bannrechte старого немецкого права; для
современного права как исключение - трубочисты в Гамбурге, владельцы живодерен,
во время войны торговцы мясом и некоторые др.)[573].
Вторая категория обнимает, по преимуществу, случаи, возникающие в условиях
принудительно-организованного народного хозяйства. Во время войны часто
издавались правительственные акты, возлагавшие на продавцов обязанность
продавать товар по твердой цене под угрозой его отчуждения органом власти;
существовали также обязательные постановления, преследовавшие целью принудительное
заключение договоров найма жилых помещений под застройку и т. п.[574]
В случае отказа обязанного лица от заключения договора нормальным средством
принуждения к заключению договора является заключение договора в судебном
порядке, предусмотренном § 894 германского гражданско-процессуального
устава.
§ 894 германского гражданско-процессуального устава гласит: "если
должник присужден к выражению волеизъявления, то это волеизъявление считается
выраженным со времени вступления в силу судебного решения".
В силу принятой фикции договор считается, таким образом, заключенным,
хотя бы обязанное лицо и не выразило соответствующего волеизъявления.
Иск о заключении договора, по мнению Н и п п е р д е я, в интересах кредитора
должен быть соединен с иском об исполнении по договору[575].
В тех случаях, когда этот обычный путь принуждения к заключению договора
закрыт (случаи второй категории), принуждение к заключению договора осуществляется
в форме так называемого предписанного договора (dic-tierter Vertrag),
где все содержание договорных отношений устанавливается помимо воли сторон.
При продиктованном договоре подлежащий орган власти не подтверждает уже
существующего права, а создает новое право (например, утверждение в Германии
комиссаром по демобилизации трудового договора между предпринимателем
и лицами, работавшими у него ранее, подлежащими по демобилизации обратному
приему на службу, в случае отказа в выполнении приговора третейского суда)[576].
Приходится отметить, однако, что учение "о принуждении к заключению договора"
(Kontrahierungszwang) в очерченном здесь объеме имеет против себя достаточно
авторитетных противников, не усматривающих в нем особой теоретической
ценности.
Как, по нашему мнению, правильно указывает Т у р, весьма сомнительно,
чтобы понятие Kontrahierungszwang'a могло служить хорошим средством для
понимания юридической природы рассматриваемых отношений. Обязанности железной
дороги и почти настолько подробно регламентированы законом, что не оставляют
почти никакого места для договорных соглашений. Железная дорога и почта
обязаны к перевозке грузов и доставке писем уже в силу закона, и вовсе
не требуется, чтобы перевозке грузов или пересылке писем предшествовал
особый договор перевозки или почтовой пересылки[577]. Также обстоит дело и в других приведенных выше случаях, где
усматривают наличие "Kontrahierungszwang'a. По мнению Т у р а, во всех
этих случаях в силу закона возникает не обязанность к заключению договора,
но только обязанность к доставке воды, электричества, к приему больного
и т. д. Поэтому оформление в договорную форму таких возникающих из
закона обязательственных предоставлений являлось бы, безусловно, лишним.
Вполне последовательно Т у р делает и тот вывод, что при отказе в выполнении
этих обязательств надлежит предъявлять иск не о заключении договора, а
об истребовании того, что истцу причитается в силу действующих постановлений
закона. Таким образом, о договорной природе приведенных сейчас правовых
явлений не может быть и речи[578]. Обязательства железной дороги, почты и т. п.
возникают непосредственно в силу закона (aus einem gesetzlichen Tatbestand)[579].
К этим соображениям Т у р а надо добавить еще следующее.
Если в случае отказа лица, обязанного заключить договор, таковой совершается
судом, то это означает, в сущности, не что иное, как отрицание всей договорной
конструкции, поскольку в наличности не оказывается ни одного элемента
договора.
Такой же вывод мы должны сделать и в отношении "предписанного договора".
Как совершенно точно указывает проф. М. М. А г а р к о в, о договоре
может идти речь только тогда, когда в составе юридических отношений между
сторонами остаются хотя бы немногочисленные, даже единичные элементы,
для возникновения коих необходима встреча двух свободных волеизъявлений.
Поэтому в том правоотношении, в котором воля одной из сторон не будет
иметь никакого значения ни для установления правоотношения, ни для выбора
другой стороны, ни для определения содержания прав и обязанностей, нет
и встречи двух волеизъявлений, нет и договора[580].
Может ли при неокладном страховании страхователь по своему усмотрению
установить страховые правоотношения? Нет, не может, так как его принуждает
к этому законодатель, устанавливающий обязательность страхования известных,
строго определенных категорий имуществ.
Но, может быть, страхователь имеет право выбора контрагента[581]? Тоже нет, так как единственным
страховщиком является Госстрах.
Но, наконец, не предоставлено ли страхователю право установить содержание
тех страховых отношений, которые возникают между ним и страхователем?
И на этот вопрос следует дать столь же отрицательный ответ, как и на два
первых. Как мы уже видели, все существенные части правоотношения при неокладном
страховании устанавливаются помимо желания и воли страхователя даже тогда,
когда он изъявляет желание оформить эти отношения в виде договора, как
этого требует Положение о Госстрахе СССР (ст. 12).
Но, в свою очередь, и Госстрах принуждается законом к вступлению в страховое
отношение, пределы и объем которого также определены законом.
Мы полагаем, что то правоотношение, которое возникает между страхователем
и Госстрахом при неокладном страховании в случае добровольного вступления
сторон в страховые отношения представляет собою в действительности не
договор в смысле гражданского кодекса (ст. 130), а тот публично-правовой
институт Zulassungszwang'a и Nutzungszwahg'a, о котором речь шла выше.
С одной стороны, публично-правовое учреждение, не имеющее своей основной
целью извлечение прибыли (Госстрах)[582],
принуждается к принятию на страх известных, строго определенных в законе
категорий имуществ (Zulassungszwang); с другой же стороны, опять-таки
точно указанные в законе лица принуждаются к использованию в этом отношении
Госстраха (Nutzungszwahg).
Подобного рода отношения известны и иностранному страховому праву (германскому).
В комментарии к германскому страховому закону 1908 г. М а н е с а среди
описаний различных публично-правовых страховых учреждений, существующих
и поныне в Германии, приводится описание подобного учреждения, существующего
в Баварии. Это публично-правовое страховое учреждение, возникшее еще в
1817 г., действует в качестве организации, принимающей на страх от огня
недвижимые имущества на всей территории страны. Учреждение это осуществляет
свою деятельность на началах принудительности и монополии. Начало принудительности
проводится в отношении всех общественных строений, т. е. строений,
принадлежащих государству, городам, школам и т. п., которые в порядке
прямого принуждения (directer Zwang) должны быть застрахованы в указанном
страховом учреждении. В силу же монополии страхование указанных строений
воспрещено в других страховых учреждениях под страхом недействительности
и даже штрафа[583].
Отчетливо оттеняет юридическую природу тех взаимоотношений, которые возникают
в силу Zulassungszwang'a и Nutzungszwahg'a, известный немецкий специалист
по административному праву Ф л е й н е р[584].
Ф л е й н е р рассматривает эти отношения как публично-правовые. По мнению
Ф л е й н е р а, публично-правовой характер указанных отношений проявляется
в нескольких направлениях. Здесь мы укажем только главнейшие.
Принуждение к использованию соответствующего учреждения может иметь место
только тогда, когда это прямо предусмотрено законом (обязательное школьное
обучение, обязательное страхование и т. п.). Здесь все отношения
покоятся не на договоре, а на норме объективного права - законе. Отсюда
вытекает важное последствие, что учреждение не может отказаться от вступления
в соответствующее отношение с отдельным гражданином на равных с другими
гражданами условиях.
Используя учреждение, лицо тем самым подчиняет себя власти этого учреждения
(школьная дисциплина и т. п.). В отличие от договора, где стороны
юридически являются равноправными, в рассматриваемом случае мы имеем отношение,
строящееся по началу власти и подчинения. Внешне это находит свое выражение
в различного рода постановлениях, издаваемых подобного рода учреждениями,
обязательных для их использователей.
Наконец, публично-правовая сторона отношения сказывается и в характере
ответственности учреждения. За вред, причиненный действиями своих органов,
учреждение отвечает не в обычном гражданском порядке, а в порядке ответственности
за действия должностных лиц.
Профессор М. Я. П е р г а м е н т, который особенно подробно аргументирует
необходимость признания частноправовыми страховых отношений, возникающих
из обязательного неокладного страхования[585], в подтверждение своего взгляда ссылается,
между прочим, на мнение таких авторитетных знатоков западноевропейского
страхового права, как Э р е н б е р г и Г а г е н[586],
указывающих, что, если отношения по страхованию покоятся на принуждении,
то все же во всех случаях помощью страхования возникают частноправовые
отношения между страховым учреждением и страхователем. Нам кажется, однако,
что эта ссылка на Э р е н б е р г а и Г а г е н а вряд ли может быть признана
особенно доказательной.
Не надо забывать, что социально-экономические условия западно-европейских
государств и СССР более чем резко отличаются друг от друга. Поэтому в
условиях индивидуалистического народного хозяйства вполне естественны
высказывания, подводящие очень многие отношения под категорию отношений
частного права, но подобные же высказывания в условиях планового народного
хозяйства СССР являются уже слишком отвлеченными и мало считающимися с
действительностью. Частноправовой оборот в СССР и ограничен, и узок, и
вообще нормы частного (гражданского) права являются только известной уступкой
частнохозяйственным началам[587], являются исключением из
обширной сферы норм публичного права. Поэтому ссылка на теоретиков западноевропейского
страхового права, конечно, не может быть признана убедительной[588].
К этому надо добавить, что и в западноевропейском страховом праве к страховым
отношениям, возникающим в силу закона, применяется ряд положений, наглядно
обнаруживающих резко выраженный публично-правовой характер этих отношений[589].
Если мы сделаем теперь хотя бы самый беглый просмотр отдельных наиболее
существенных положений, применяемых при обязательном неокладном страховании,
то увидим, вопреки проф. М. Я. Пергаменту, как сильно сказывается в этом
виде страхования наличие публично-правовых свойств.
Принципиальное исключение норм гражданского права в отношении неокладного
страхования мы видим в ст. 398 ГК, указывающей, что постановления XI главы
ГК не распространяются на все виды обязательного страхования, поскольку
в правилах о последних нет указаний на эти постановления.
Правда, в правилах обязательного страхования от огня 1922 г. содержится
положение, указывающее, что подлежащие неокладному страхованию имущества
поступают на страх по правилам добровольного страхования (§ 33)[590]. Но к этому параграфу еще
при издании в 1922 г. указанных правил было сделано достаточное количество
дополнений и изменений, резко меняющих общие правила добровольного страхования.
Изданные в дальнейшем инструкции по страхованию коммунальных и государственных
имуществ, циркуляры Госстраха и Положение о Госстрахе СССР в еще большей
степени подчинили обязательное неокладное страхование действию права,
не находящего себе выражения в нормах ГК о страховании.
При возникновении страхового правоотношения из договора страховое отношение
лежит в сфере гражданского права; в этом случае, действительно, можно
с некоторыми общими оговорками об известной условности границы между публичным
и частным правом и об общей насыщенности страхового договора публично-правовыми
началами говорить о частноправовой природе страхового отношения[591].
Напротив, при возникновении страхового отношения в силу веления закона
страховое отношение в условиях советского правопорядка, несомненно, проникается
в столь сильной степени публично-правовыми свойствами, что говорить о
принципиальном подчинении его нормам частного (гражданского) права уже
не приходится.
Мы не будем отрицать, что при обязательном неокладном страховании в некоторых
второстепенных случаях могут применяться правила договорного страхования,
т. е. положения ГК и соответствующих правил добровольного страхования.
Но уже в наиболее существенном моменте - в определении размера страховой
суммы - выставляется положение, могущее найти себе объяснение только в
полном подчинении неокладного страхования публично-правовым началам: имущества,
подлежащие неокладному страхованию, должны быть застрахованы в сумме,
которая не может быть выше страховой оценки имущества и не может быть
ниже страхового интереса, обеспечиваемого неокладным страхованием[592].
Равным образом по тем же причинам не предоставлено свободному усмотрению
сторон определение других основных элементов страхового правоотношения
- страхового риска, премии и срока[593].
Но не только в указанных моментах проявляется публично-правовая природа
неокладного страхования. Свое сильнейшее отражение она находит и в начале
"принудительности", которому Е. М е н совершенно напрасно отводит так
мало значения.
Принуждение страхователя страховать известные категории имуществ в Госстрахе,
а Госстрах принимать это имущество на страх связывает стороны такими крепкими
нитями, которые они не могут разорвать по своему желанию. Поэтому не только
страхователь, но и Госстрах не могут по своему желанию уйти из страхового
правоотношения, ни отказаться войти в него, за исключением случаев, указанных
в законе.
Это начало принудительности, связывающее страхователя с Госстрахом, не
делает их сторонами, юридически равноправными. Страхователь, помимо своего
желания, подчиняется власти Госстраха, выражающейся внешне в правилах,
издаваемых Госстрахом, регулирующих условия и порядок заключения неокладного
страхования, а равно и последствия незаключения такового (Полож. о Госстрахе,
ст. 12). В отличие от добровольного страхования, где правила страхования
являются только типовыми условиями договора, которые лицо, желающее застраховать
имущество, может принять или от-вергнуть, при неокладном страховании воле
страхователя нет места. Знает ли он или не знает содержания этих правил,
согласен он на них или нет, правила эти для него равно обязательны. Здесь
нет места началу юриди-ческого равноправия, свойственного договору гражданского
права. Перед нами - отношения власти к подвластному[594].
Столь же ярко сказывается публично-правовое свойство отношения и при
выдаче страхового вознаграждения. Согласно действующим до настоящего времени
инструкциям, при страховании коммунальных имуществ, если имущество сгорело
целиком, страховое вознаграждение уплачивается коммунальному учреждению,
которому оно принадлежало, если же имущество пострадало частично, то страховое
вознаграждение выдается арендатору, при страховании же государственных
имуществ, по общему правилу, вознаграждение выдается госоргану - сдатчику
имущества. Арендатор, получивший страховое вознаграждение, обязывается
немедленно обратить его на восстановление пострадавшего имущества, отвечая
за израсходование не по назначению в порядке ст. 185 Угол. Код., как за
растрату[595].
Итак, внимательный анализ страхового правоотношения по неокладному страхованию
показывает, что это правоотношение и по основанию своего возникновения,
и по характеру установления всех своих существенных элементов, и по свойству
прав и обязанностей сторон, несомненно, является отношением публичного
права.
Поэтому, хотя Положение о Госстрахе и квалифицирует отношение по неокладному
страхованию между Госстрахом и страхователем как "принудительный договор",
в действительности же мы имеем пред собой разновидность особого института
публичного права - принудительного использования публично-правового учреждения
обязанным к тому лицом[596].
* * *
Еще менее можно говорить о договорном характере неокладного страхования,
когда страхователь уклоняется от оформления этого правоотношения и когда
имущество считается застрахованным в судебном порядке со времени получения
Госстрахом судебного приказа о взыскании страховой премии[597].
Говоря о § 894 германского гражданско-процессуального устава, мы
уже охарактеризовали его применение как безусловное отрицание всей договорной
конструкции. Этот взгляд надлежит применить и к случаю, предусмотренному
ст. 16 Положения о Госстрахе. Эффект, достигаемый Госстра-хом при уклонении
страхователя от исполнения возложенной на него законом обязанности путем
особой формы судебного воздействия, к слову сказать, не предусмотренной
гражданско-процессуальным кодексами союзных республик, является несомненным
проявлением власти Госстраха как публично-правового учреждения.
Но этого эффекта можно было бы достигнуть и другими средствами чисто
административного характера, не прибегая к помощи судебного аппарата,
собственно говоря, чуждого природе правоотношения по обязательному неокладному
страхованию.
Между прочим, очень интересно отметить, что в то время, как в РСФСР еще
циркулярами НКЮ за № 120-1924 г. и Госстраха за № 737 и 759 было разъяснено,
что неуплаченная страховая премия по обязательному неокладному страхованию
должна взыскиваться в порядке судебного приказа, хотя в ст. 210 Гр.-Пр.
Код. по этому поводу и не имелось определенных указаний, на Украине до
самого последнего времени применялось (и совершенно, по нашему мнению,
с теоретической точки зрения, правильно) взыскание страховой премии по
неокладному страхованию в порядке административного бесспорного взыскания,
что, несомненно, подчеркивало юридическую природу обязательного неокладного
страхования как публично-правового отношения[598].
* * *
Приходится, однако, заметить, что правила об обязательном неокладном
страховании, изложенные в Положении о Госстрахе, не являются законченными,
с точки зрения своего юридического построения, и дают возможность свести
на нет весь институт обязательного неокладного страхования.
Как мы уже указывали, согласно ст. 16 Положения, в случае удостоверенной
судебным исполнителем безуспешности взыскания со страхователя страховой
премии, Госстрах должен предъявить требование об уплате премии к тому
государственному органу, в ведении которого находится имущество, подлежащее
страхованию, причем, если этот орган в двухнедельный срок не внесет страховой
премии, то договор страхования считается утратившим силу.
Создается такое положение вещей, что, в сущности, все требования закона
об "обязательности" неокладного страхования, о "принудительности" его
являются, в действительности, не подкрепленными никакой санкцией. Достаточно
судебному исполнителю потерпеть неудачу при взыскании с упорствующего
страхователя страховой премии[599], а подлежащему госоргану не пожелать внести в двухнедельный
срок эту премию, что, разумеется, во многих случаях и будет иметь место,
и правоотношение из обязательного (?) неокладного страхования прекращает
свое существование.
Примечания:
|
