Список книг
|
« Предыдущая | Оглавление | Следующая » Нерсесов Н.О.
Избранные труды по представительству и ценным бумагам в гражданском праве
Глава IV. История бумаг на предъявителя в Италии, Голландии и Германии.
В Италии получили свое первоначальное возникновение многие из важнейших
институтов торгового права, сделавшиеся впоследствии достоянием всего
промышленного оборота. Таковы: векселя, банковые операции, торговые фирмы,
страховые полисы, лотереи и т. п. Настоящие же бумаги на предъявителя
появились в Италии сравнительно в позднейшее время, в XVII, XVIII вв.,
когда употребление их между торговыми людьми стало обыкновенным явлением.
Но в Италии ранее, чем в других странах Европы, были известны документы
с предъявительской оговоркой, в которых исполнение обещивалось определенному
кредитору или владельцу документа. Появление их в Италии относится к IX,
X и XI вв.
Все разнообразные формы подобных обязательств могут быть сведены к четырем
типичным видам: 1) Tibi aut cui dederis ad exigendum, или tibi aut cui
cautum in manu emiseris. 2) Tibi aut cui hoc scriptum vice tua, или pro
parte tua in manu paruerit. 3) Tibi aut cui hoc scriptum in manu paruerit.
4) Ad hominem apud quem hoc scriptum in manu paruerit. В большинстве случаев
владелец подобных документов являлся или как adjectus solutionis causa,
или как цессионарий, или как мандатарий; т. е. в каждом конкретном
случае подобный владелец обязан был доказывать, что документ перешел к
нему законным порядком от первоначального кредитора. И только в редких
случаях, когда из сущности обязательства вытекало, что свойство кредитора
связано исключительно с фактом владения документом, не требовалось от
владельца доказательства перехода к нему долгового документа. У Бруннера[417]
приводятся четыре документа, в которых право требования предоставляется
просто владельцу, не обозначая при этом имени первоначального кредитора.
Все они по времени происхождения относятся к средине Х в. и взяты из Codex
сavensis. Эти четыре документа принадлежат не к области обязательственного
права в строгом смысле слова, а к завещательным распоряжениям. Например,
завещатель ради спасения души возлагает на наследника обязанность делать
известную выдачу; причем в случае неисправности наследник обязуется платить
неустойку тому, у кого в руках окажется документ.
Голландия
По вопросу об истории бумаг на предъявителя в Нидерландах имеется на
немецком языке обстоятельная монография Felix'а Hecht'a[418]. Изучив разнообразные юридические
документы из истории Голландии, Hecht говорит, что в XVI и XVII вв. в
Голландии были в большом употреблении обязательства с предъявительской
оговоркой. Формы, в которых проявлялась подобная оговорка, были различные:
NN, или предъявителю; NN, или правомерному владельцу; NN, или кому-либо
другому и т. п. Об юридическом значении подобной оговорки голландские
юристы той эпохи были различного мнения, и мнения эти сводятся к двум
крайностям.
Воззрения юристов более раннего периода, XVI и первой половины XVII в.
(автор начинает свой исторический обзор только с XVI в.), основываются
на точке зрения римского права, т. е. владелец документа с предъявительской
оговоркой считается, по их мнению, или adjectus solutionis causa, или
mandatarius praesumptus, или cessonarius. Другие же юристы, большинство
которых жило в XVII и XVIII вв., считают самый факт владения достаточной
легитимацией. Подобное же разногласие проглядывает в законодательных памятниках
и в судебных решениях.
В двух редакциях одного и того же законодательного памятника встречаются
два противоположные постановления об одном и том же вопросе. Так например,
по обычаям города Антверпена начала XVI в., владелец документа считался
как бы solutionis causa adjectus, а при кодификации этих кутюмов в конце
того же века мы видим иное отношение к обязательствам с предъявительской
оговоркой. По второму изданию Антверпенского статута, владелец считается
ipso jure управомоченным требовать уплаты от должника, причем он необязан
доказать титул своего права или causa traditionis. От добросовестного
владельца нельзя виндицировать подобные документы.
Влияние Антверпена отразилось и на законодательстве других городов. Geldernische
Landrecht 1619 г. и статут города Deurn'a повторяют в общем постановления
Антверпенского статута.
По всей вероятности, в Голландии произошло то же явление, что и во Франции,
т. е. под влиянием романистов XVI и отчасти XVII в. была искажена
первоначальная природа бумаг с предъявительской оговоркой, но уже в конце
XVII и главным образом в XVIII в. начинает преобладать воззрение, противоположное
римской точке зрения. Без сомнения, на это обстоятельство повлияли нужды
развитого торгового оборота. Известно, что Нидерланды в XVII и XVIII веках
занимали в Европе первенствующее место в отношении промышленности и торговли.
По словам Hecht'a уже в 1653 г. встречаются в Голландии города, имеющие
право делать займы посредством выпуска обязательств на предъявителя. Форма
такового обязательства была следующая: "я, кассир ... признаю, что с сим
вместе получил из рук такого-то такую-то сумму, которую вместе с процентами
обязуюсь возвратить тогда-то ему или владельцу этого документа. Обеспечением
служит городское имущество. По приказу бургомистра NN".
Такое же право имели и большие акционерные компании, акции которых в
то время были именные, но облигации были на предъявителя. Кроме заемных
обязательств, и полисы морского страхования могли быть на предъявителя,
как это видно из ордонанса Филиппа II 1563 г.
из правил Амстердамского ломбардного банка 1614 г. видно, что закладателю
давался документ, предъявителю которого банк обязывался возвратить заложенную
вещь по уплате занятой у банка суммы. Облигации Ост-Индской компании 1602
г. были именные, но с предъявительской оговоркой[419].
Несовершенная форма бумаг на предъявителя, в которых обещание дается
определенному кредитору или всякому владельцу документа, встречается в
Германии в конце XIII и начале XIV в. Предметом подобных документов служили
по преимуществу продажа рент и пожертвование (в виде постоянного ежегодного
дохода) в пользу церквей и монастырей. Под рентой понимается право требования
ежегодного дохода или взноса бессрочно, пожизненно или на определенный
срок. Такое требование являлось последствием передачи другому лицу денежных
капиталов или недвижимого имущества. В средние века в Западной Европе
были в употреблении особливо ренты второго рода, где взамен отчужденного
имущества приобреталось право требовать определенный ежегодный доход от
всякого лица, кто будет владельцем того имения. Следовательно право на
ренту было реальной повинностью, лежащей на имении, а не на лице.
Внешняя форма, в которую облекалась предъявительская оговорка, была разнообразна.
Более ранней формой была та, где должник обязывается уплатить определенному
кредитору или владельцу документа (aut cui hoc scriptum in manu parueris,
wer diesen Briеf innehat, или dem Behälter, Inhaber dieses Briefes).
Впоследствии указанная форма видоизменилась в том смысле, что обещание
давалось определенному кредитору или тому, кто настоящее письмо с его
согласия будет иметь в руках (oder wer diesen Brief mit ihrem Willen (иногда
guten Willen) innehat или mit seinem Willen und unter Kunts-chaft). В
XVI и XVII вв. употреблялась более краткая форма: "dem NN, oder dem getreuen
Briefsinhaber, или wissentlicher, befugter Briefsinhaber".
В вопросе о юридическом значении владения по документам с альтернативной
оговоркой мы встречаем в германской литературе два противоположных воззрения.
Одни писатели считают владение достаточным легитимационным основанием
для требования удовлетворения от должника, так что последний не вправе
требовать от истца доказательств того юридического отношения, в силу которого
документ перешел к нему[421].
По мнению Renaud, не имеет даже никакого значения форма, в которой проявляется
предъявительская оговорка, т. е. безразлично, сказано ли в документе,
что удовлетворение производится просто владельцу или же тому, кто владеет
с согласия первоначального кредитора, так как стороны при составлении
подобного документа вовсе не думали о различии между Inhaber и getreuer
Inhaber. Другие же писатели утверждают, что простое владение документом
недостаточно еще, чтобы владелец мог требовать удовлетворения от должника.
Всякий владелец рассматривается только как цессионарий, следовательно
необходимо доказать правомерный переход документа к нему от первоначального
кредитора[422].
Современные юристы в своих воззрениях основываются отчасти на теоретических
данных, отчасти на свидетельствах юристов прошлого времени.
из последних же, которые высказывались о юридической природе несовершенных
бумаг на предъявителя, большинство жило в XVII в. и очень немногие в XVIII
в.[423] Поэтому не совсем
правильно основываться на мнениях этих юристов по вопросу об обязательствах
на предъявителя, появившихся в Германии уже в XIII в. В то время, когда
жили означенные юристы, римское право было окончательно реципировано в
Германии как действующее. Немецкие юристы, воспитанные на началах римского
права и находясь под исключительным его влиянием, должны были переделать
все по образцу римского права; нормы этого последнего они применяли нередко
к институтам, возникшим на почве потребностей новых народов, чуждых римскому
мировоззрению. То же самое было с исследуемым нами институтом.
Так как, с точки зрения римского права, требовать удовлетворение от должника
мог или первоначальный кредитор, или юридический преемник его, то, по
учению новых немецких юристов (за редкими исключениями), одно владение
документами с альтернативной предъявительской оговоркой не считалось достаточным
легитимационным основанием для реализации прав требования по ним; нужно
было доказывать в каждом конкретном случае cessio или, по крайней мере,
causa traditionis этих документов от первоначального кредитора к настоящему
владельцу.
Нам кажется, что самая форма: getreuer Inhaber, или wer diesen Brief
mit ihrem guten Willen hat, стала практиковаться благодаря влиянию романистов;
более же древней формой предъявительской оговорки, вероятно, была та,
в которой обещивается уплата просто владельцу.
В приведенных у Dunker'a старинных документах от XIII и XIV вв. говорится:
кто документ имеет в руках, без дальнейшего пояснения свойств владельца[423].
Brunner приводит одно судебное решение, относящееся к XIV в., в котором
говорится, что, кто имеет в своем владении документ, тот имеет и все права,
из него вытекающие (спор возник по случаю потери документа)[424].
Таким образом, в Германии, так же, как и во Франции, при самом возникновении
обязательств с предъявительской оговоркой факт владения документом (предполагалось,
что владение было добросовестное) считался достаточным правомерным основанием
для осуществления прав требования; и только впоследствии, под влиянием
реципированного римского права, одно владение документом не считалось
достаточным: от каждого владельца, предъявлявшего документ ко взысканию,
требовалось доказательство cessio или, по крайней мере, добросовестного
перехода документа.
Что касается до настоящих бумаг на предъявителя, где должник просто обязывается
произвести исполнение всякому владельцу документа, то в средневековой
Германии подобные документы встречаются очень редко. Dunker[425] приводит один документ от 1378 г., где лицу,
у кого в руках окажется документ (wer dann den Brief innehat), дается
право требовать исполнение по оному (в документе обещивается ежегодный
платеж в пользу монастыря). Stobbe[426] приводит два документа на
предъявителя, относящиеся к XIII в. Один от 1282 г., в котором правитель
(Gunther) Шварцбурга поручает городскому совету Любека уплатить exhibitori
presentum ex parte serenissimis domini nostri Romanorum Regis. Второй
документ от 1286 г., где городу Кельну предписывается уплатить exhibitori
presentum, quicunque fuerit. Brunner[427]
приводит несколько документов подобного же содержания, т. е. приказ
об уплате всякому предъявителю.
Приведенные упомянутыми писателями документы, как видно из содержания
их, не походят на современные бумаги на предъявителя, предназначенные
к циркулированию в промышленном обороте. Они имеют очень ограниченное
применение: или они суть приказы суверенного владельца о выдаче определенной
суммы денег предъявителю, или же они суть обязательства об уплате ежегодного
взноса в пользу юридического лица (церквей и монастырей). Следовательно
по своему содержанию эти документы скорее относятся к публичному, чем
к гражданскому праву. Что же касается настоящих бумаг на предъявителя,
вызванных нуждами развитого торгового оборота, то появление их в Германии
относится к XVII и главным образом XVIII в.[428]
По всей вероятности, обычай пользования этими бумагами перешел в Германию
из Франции, где они получили в это время право гражданства.
Так как из всех Германских государств бумаги на предъявителя появились
раньше других в Саксонии, то Kuntze думает, что на появление их в Саксонии
повлияли еврейские mamre ввиду постоянных сношений Саксонии с Польшей[429].
Такое объяснение кажется не совсем правильным, так как mamre были давно
в употреблении у евреев, и тем не менее народы, среди которых они жили,
не знали долгое время о них благодаря замкнутой жизни евреев. Должно быть
евреи прибегали к этой форме обязательства для скрытия своего имущества
в критическую минуту во время постоянных гонений на них.
Прежде всего форма на предъявителя была найдена удобной для государственных
займов в XVIII в. Впервые Саксония стала облекать государственные замы
в форме бумаг на предъявителя; примеру Саксонии последовали и прочие Германские
государства. В Пруссии, по закону 1766 г. об аварии и морском страховании,
допускалась выдача страхового полиса на предъявителя (an Zeiger). Это
правило заимствовано из Гамбургского закона о страховании 10 сентября
1731 г. (tit. I, art. 4)[430].
В XVIII же веке в Пруссии появился один вид бумаг на предъявителя, который
получил особенное развитие в современном промышленном обороте. Это именно
закладные листы, Pfandbriefe. Они появились в царствование Фридриха Великого,
который в интересах поднятия сельскохозяйственного кредита позволил, чтобы
землевладельцы данной провинции, составляя корпорацию, оценивали свои
земли, и в размере 2/3 или 3/4 стоимости принадле-жащей им недвижимости
выпускали документы на предъявителя (закладные листы). Собственник земли,
получивший из общества подобный документ, мог достать необходимые денежные
средства посредством продажи его. Владелец закладного листа имел непосредственное
отношение только к целой корпорации (поземельному обществу), которая являлась
посредницей между отдельным собственником и капиталистом. Гарантией исправного
платежа % и погашения долга служило залоговое право общества на землю
отдельных сочленов. Подобные бумаги, как уже было замечено, явились в
60-х годах пошлого столетия, быстро распространялись на все провинции
Пруссии и перешли за пределы ее в другие Германские страны, даже в Остзейские
провинции России[431].
Около того же времени рескриптом от 29 октября 1766 г. прусскому банку
предоставлено было право выпускать так называемые банкноты, которые суть
обязательства на предъявителя и по предъявлению. в XVIII же веке появились
в Германии лотерейные билеты на предъявителя; до этого времени (начало
их относится к XVI в. в Генуе) они были именные[432].
С течением времени, когда образовались в Германии акционерные компании
для различных предприятий, рядом с государственными бумагами на предъявителя
появились и бумаги частных лиц и товариществ.
В Южной Германии, а также и в Австрии, законодательство гораздо позднее
обратило внимание на обязательства на предъявителя. Так, баварское земское
уложение 1756 г. (Cod. Maxim. Bav., ч. II, гл. 3, § 8) не допускает обязательств
на предъявителя; но в нем говорится об обязательствах с предъявительской
оговоркой, причем законодатель стоит на точке зрения римского права, ибо
требует для всякого предъявителя документа доказательство cessio.
Австрийское законодательство только в законе 1803 г. от 28 марта и 26 апреля
упоминает о бумагах на предъявителя. Положительное австрийское законодательство
признает эти обязательства действительными, за исключением некоторых особенных
случаев, в которых закон требует, чтобы имя кредитора было обозначено
(ср. § 393, 371 австрийского гражданского уложения, а также закон 3 мая
1868 г. об амортизации ценных бумаг[433].
Обращаясь к причинам, вызвавшим форму на предъявителя, мы встречаемся
с ходячим мнением, что причины эти находятся в желании быстрой и легкой
передаваемости обязательства. Кредитору часто бывает необходимо реализировать
свое право требования до наступления срока, поэтому и говорят, что предъявительская
оговорка была найдена удобной формой для избежания неудобств, сопряженных
с передачей обязательств посредством особого договора тому или другому
лицу. Такое объяснение может быть применимо только к чистой форме на предъявителя.
Что же касается несовершенных бумаг на предъявителя, то их происхождение
в приведенных странах объясняется стеснениями процессуального представительства,
как и во Франции. Как в римском праве ограничения судебного представительства
привели постепенно к cessio, так точно подобные же ограничения процессуального
представительства у новых народов должны были повести к изобретению обязательств
с предъявительской формой. Удобство легкой передаваемости было не побудительной
причиной, вызвавшей эти обязательства в промышленном обороте, а необходимым
и неизбежным последствием.
У всех европейских народов процессуальное представительство вначале было
запрещено. Переход от этого состояния до полного свободного судебного
представительства совершался медленно в течение довольно продолжительного
времени посредством исключений из первоначального общего правила о безусловной
недопускаемости судебного представительства. В законодательных памятниках
европейских народов, дошедших до нас, можно найти подтверждение вышеприведенного
общего положения.
По мировоззрению германских народов, всякое, даже частное, правонарушение,
считалось deliсtum privatum[434]. Защиту такого нарушения потерпевшее лицо находило посредством
своего рода единоборства; исход зависел от Божеского суда, судья являлся
как бы представителем Божества на земле. Обязательство должно было быть
исполнено с точностью должником, неисполнение делало его eo irso виновным;
отсюда слово Schuld на немецком языке означает одновременно и виновность,
и обязательство (долг). Понятно, что при таком воззрении на обязательства
должника и на гражданский процесс вообще личное участие на суде явилось
необходимым условием.
Процесс имел характер личного оскорбления, в котором были заинтересованы
все члены фамилии. Такой порядок господствовал у немцев до конца XV в.[435]
По Лонгобардскому праву, допускалось иметь вместо себя представителя
на суде вдовам, сиротам и qui causam suam agere non potest, незнакомым
с правом, и то лишь с согласия противной стороны. Судья, допустивший представительство
от имени других лиц, кроме поименованных, подвергался штрафу[436].
Ограничение судебного представительства имело место в средневековой Германии
до XVI в.[437] Правом
судебного представительства пользовались только некоторые привилегированные
лица (суверенные владельцы, прелаты, городские муниципии и т. п.).
Даже городовое право наиболее промышленных городов средневековой Германии
(Гамбург, Любек, бремен и др.) допускало судебное представительство с
ограничениями, а именно: при согласии противной стороны, только в лице
членов семьи, в случаях крайней нужды и т. п.
Самое установление судебного представителя допускалось лишь после начала
процесса, когда сторона, лично присутствуя на суде, передавала свое право
уполномоченному посредством формального акта. Требование личной явки сторон
при начале процесса встречается в законодательных памятниках XVI в.[438]
Чтобы избежать ограничений, сопряженных с судебным представительством,
стали выдавать документы ордерные и с предъявительской оговоркой. Владельцы
подобных документов, наподобие французских porteurs de lettres obligatoires,
считались уполномоченными на ведение процесса против должника[438]. Различие между двумя указанными
видами документов заключалось в том, что ордерные бумаги переходили посредством
особого Willebrief, следовательно владение должно было быть добросовестным,
а права по альтернативным бумагам на предъявителя основывались исключительно
на факте владения[439].
Документы эти, будучи вначале актами судебного уполномочия, стали впоследствии
и актами передачи прав по обязательствам[439].
Но постепенное усиление влияния римского права в Германии привело к тому,
что юристы XVII и XVIII вв. считали необходимым требовать от каждого владельца
документа доказательство cessio или традиции[440].
Что же касается употребления настоящих бумаг на предъявителя в Германии,
то оно началось в XVIII в., по примеру Франции, культурное влияние которой
на другие европейские государства было особенно сильно именно в эту эпоху.
Можно высказать, как общее правило, что у всех народов Западной Европы
в средние века появились в гражданском быту документы с целью облегчения
судебного представительства, стесненного положительными законодательствами[441].
Общие основы Салического закона, действовавшего в Нормандии, перешли
и в Англию с завоеванием ее норманнами. У англо-саксов всякий должен был
явиться лично в суд; исключение делалось только для женщин. Судебное представительство
допускалось также, как и во Франции, только с особого королевского разрешения.
Но в следующую эпоху, именно в период смешения саксов и норманнов, было
допущено судебное представительство в виде общего правила. На это есть
указание во 2-м Вестминстерском статуте, изданном в 13 году царствования
Эдуарда I[442]. То же
самое было и по шотландскому праву, что видно из книги законов Regiam
majestatem[442].
В Скандинавском государстве в первое время также не допускалось вовсе
добровольное представительство[443]. Не дозволялась и передача права по сделкам
между живыми. Чтобы обойти последнее запрещение в случае, если обстоятельства
того требовали, обращались к судебному представительству (procuratio in
rem suam). Но уже в XIII в. встречаются отступления от упомянутого запрещения
в смысле допущения передачи права пользования (наем, аренда и т. п.).
Точно так же передавалось суверенным владельцем право собирания десятины
частным лицам, причем не требовалось никакого согласия от обязанной стороны.
Впрочем последняя форма передачи права требования, по верному замечанию
Брунса[444], не есть cessio, т. е. mandatum actionis, а приобретение
известного права по непосредственному предписанию закона, ex lege. К такой
передаче не могут быть применяемы начала частного права, а лишь публичного.
Во всех странах, не исключая и древнего Рима, государство осуществляло
некоторые из своих имущественных прав в качестве фиска не само, а передавало
их осуществление частным лицам, причем оно действовало в силу своего верховного
права.
В норвежско-исландском законодательном памятнике 1271 г., под названием
Iarusida, есть такое положение, что всякий должен отыскивать свою вещь
самолично[445].
Примечания:
|
