Список книг
|
« Предыдущая | Оглавление | Следующая » Петражицкий Л.И.
Права добросовестного владельца на доходы с точек зрения догмы и политики гражданского права
§ 18. C. Наша задача и метод решения Обзор предложенных литературою теорий дал лишь отрицательные результаты.
Особенности института приобретения плодов добросовестным владельцем не
могут считаться объясненными ни юридическою последовательностью, ни произволом
императорского законодательства. Наш институт был развит практикою под
влиянием юриспруденции. Вероятнее предположить, что он, несмотря на кажущиеся
странности, все-таки имеет разумный смысл. Определение этого разумного
смысла, а именно функции, которую институт исполняет в народном хозяйстве,
составляет задачу последующего изложения. Но прежде чем приступить к решению
этой задачи, мы сделаем обзор пособий и средств, которые могут быть пригодны
для нашей цели. Что касается литературы, то здесь мы находим несколько
попыток оправдать наш институт иными соображениями, нежели конструктивные,
т. е. соображениями юр. последовательности. Приведем вкратце новейшие
попытки такого оправдания:
1. Backe[182] оправдывает наш институт соображениями справедливости (ratio
aequitatis): "Ea fuerit fructus acquirendi ratio universa apud Romanos,
tempore certe antiquissimo, h. e. dominium eorum acquirere percipiendo,
qui iure tantum perciperet" (стр. 132). С другой стороны: "justam esse,
quae bona fide fiat, rei alienae apprehensionem, h. e. talem, quae dominium
tribuat rei apprehensae simulatque forma acquirendi accesserit jure prodita,
seu causa civilis" (cтр. 134). Nec minuitur vis aequitatis ejus (rationis)
in fructibus, ut in ipso fundo diximus minui, altera obstante ex persona
domini, aequitatis ratione; quoniam, ut in ipso fundo Sempronii domini,
ita in fructibus Titii b. f. emptoris antiquius est jus, et in pari aequitatis
causa is videtur praeferendus esse, qui pruis ius apperehenderit (стр.
137).
2. Геймбах[183] приписывает добросовестному владельцу право на приобретение
плодов, потому что он (b. f. p.) уверен в этом праве. С другой стороны,
он обязан выдать fructus extantes, потому что они рассматриваются как
части главной вещи.
3. Huschke[184] сравнивает положение вещи в добросовестном владении с планом.
Добросовестный владелец, приобретая плоды как res nullius, не причиняет
этим несправедливости собственнику, связь которого с вещью прервана. Litis
contestatio в случае rei vindicatio рассматривает Гушке как postliminio
reverti вещи; аналогично, как в случае postliminium, право собственности
добросовестного владельца на плоды ipso jure возвращается собственнику
вещи.
4. Scheurl[185] и другие считают приобретение плодов последствием трудов, потраченных
добросовестным владельцем на производство, cultura et cura (стр. 246 и
сл.).
5. Keller[186] исходит из соображений справедливости, а именно он считает наш
институт справедливым решением борьбы двух противоположных интересов,
двух противоположных стремлений: с одной стороны, охранить интересы собственника,
с другой стороны, щадить по возможности добросовестного владельца ввиду
того, что непреследование своего права со стороны собственника обыкновенно
(durchschnittlich) коренится в большей или в меньшей его небрежности;
в других же случаях причина коренится в каком-либо неблагоприятном для
собственника случае, последствия которого справедливо терпеть ему самому.
Сюда присоединяется наблюдение, что b. f. possessor особенно значительного
имения проживает больше, чем прежде, так что необходимость выдать все
плоды, которые к тому же по большей части уже у него не находятся in natura
и уплачивались бы деньгами, повлекла бы за собою уменьшение имущества
владельца сравнительно с его прежним состоянием или даже несостоятельность.
Несомненно, в этом объяснении заключается много справедливого, но и оно
не представляет удовлетворительного решения вопроса. Объяснение Келлера
только тогда могло бы казаться достаточным с точки зрения справедливости,
если бы причиной начала и продолжения b. f. pos-sessio можно было в виде
общего правила считать небрежность собственника. Но это едва ли так. Следует
скорее считать общим правилом, что собственники заботливо охраняют свое
имущество и что b. f. possessio возникает и продолжается по случайным
причинам. Но почему на собственника возлагаются последствия того случайного
обстоятельства, что кто-либо без его вины купил или получил в дар от третьего
лица вещь, которая дарителю или продавцу не принадлежала? Случай происходит
здесь собственно с добросовестным покупщиком и этот последний должен бы
нести его последствия. Право собственника именно для того и существует,
чтобы сохранять ему его имущество, несмотря на возможные случайности.
Иначе это было бы не право собственности, а владение. Именно требуется
объяснить, почему последствия случая несет не тот, с кем он произошел.
Эти последствия действительно могут быть очень вредны для добросовестного
владельца. Совершенно верно, что он может понести большие потери, проживая
больше, нежели позволяют его собственные средства. Точно так же очень
метко замечание, что вознаграждение деньгами затруднительнее, нежели выдача
fructus in natura. Но эти замечания имеют только тогда значение, если
решено по каким-либо основаниям оказывать особые снисхождения владельцу.
Такого основания, как мы видели, в небрежности собственника видеть нельзя.
Настоящее основание Keller скорее implicite видит в bona fides, которая
оправдывает особые снисхождения, так как небрежность собственника может
равным образом иметь место и в случае malae fidei possessio. Но если объяснения
института следует искать в справедливом принятии во внимание добросовестности,
то возникает еще вопрос: почему это покровительствование добросовестности
не выразилось в ограничении ответственности до размера обогащения? Выдача
обогащения от владения не произвела бы уменьшения прежнего имущества владельца.
6. Ihering[187] объясняет институт с точки зрения интересов третьего лица, которое
покупает плоды у добросовестного владельца. В. f. posses-sor получил право
собственности на плоды, потому что иначе нельзя было доставить покупщику
плодов возможности приобрести право собственности на купленные предметы.
С этой же точки зрения Иеринг пытается объяснить и возвращение fructus
extantes. "Если мнение, которое я защищаю, - говорит он, - думают опровергнуть
вопросом: как объяснить, что римское право дает добросовестному владельцу
право собственности на плоды и в то же время возлагает на него обязанность
возвращения fructus extantes, и, таким образом, берет другою рукою то,
то дало одною, то я отвечу: потому что нет другого способа достигнуть
требуемого права собственности третьего приобретателя плода".
И это остроумное объяснение не может быть, однако, признано удовлетворительным.
Оно не объясняет, почему добросовестный владелец освобожден от выдачи
обогащения. Затем интересы третьих лиц одинаковы, покупают ли они плоды
у добросовестного или у недобросовестного владельца. Между тем, по римскому
праву, третий приобретатель от недобросовестного владельца не приобретает
права собственности (ср.: Czyhlarz, стр. 513). Против этого возражения
можно указать на то, что римское право не хотело дать незаслуженной выгоды
недобросовестному владельцу и потому пожертвовало здесь интересами третьих
лиц. Но и эта точка зрения ничего не объясняет, потому что недобросовестного
владельца можно лишить всякой выгоды, не затрагивая третьих лиц, посредством
condictio ценности отчужденных плодов, и действительно римское право дает,
как известно, собственнику в случае отчуждения плодов condictio против
недобросовестного владельца. И в основании объяснения Иеринга лежит implicite
тот взгляд, что недобросовестные заслуживают строгого обращения с ними
права, добросовестные - особых милостей и снисхождений[188].
7. Поскольку предыдущие теории содержат в себе более специальные объяснения
нашего института сверх той общей точки зрения справедливости, по которой
добросовестный владелец ввиду своей добросовестности заслуживает особого
снисхождения и преимуществ (Begunstigung, Kon-cession) и, в частности,
должен пользоваться совсем другими правами, нежели недобросовестные, нечестные
владельцы, эти специальные теории (в частности, и теории Keller'a и Ihering'a)
не имели успеха в литературе и могут считаться устраненными и даже вообще
забытыми. Только теория cultura et cura в смысле теории вознаграждения
владельца за труд, потраченный на производство плодов, или в смысле "признания
производительности труда" в римском праве продолжает находить сторонников.
И в основании этой теории лежит постулат справедливости, состоящий в требовании
различного отношения права к честным приобретателям и к недобросовестным
именно вследствие честности первых и недобросовестности вторых. Трудовая
теория сама по себе не в состоянии объяснить, почему преимущества нашего
института не предоставлены и недобросовестным владельцам, которые ведь
тоже тратят труд на производство плодов и труд которых, конечно, тоже
не лишен производительности. Это затруднение не смущает сторонников трудовой
теории потому, что они исходят из точки зрения справедливости, по которой
только честный труд заслуживает признания и награды. Аналогично для объяснения
института specificatio романисты прибегают обыкновенно к точке зрения
труда, потраченного на производство новой вещи. Но к этому господствующее
мнение присовокупляет, что только добросовестная переработка чужого материала
дает право собственности, потому что только честный труд заслуживает награды
и признания (хотя это ограничение далеко не может считаться доказанным
на основании источников). Заметим здесь, между прочим, что трудовая теория
в вопросе о приобретении плодов является господствующей в литературе германского
права. Но среди романистов на звание господствующего мнения может претендовать
скорее упомянутая выше более общая точка зрения справедливого различия
честных, с одной стороны, и недобросовестных - с другой.
Несостоятельность этой точки зрения, т. е. теории справедливости[189], а равно и более специальной трудовой теории будет подробно
доказана ниже.
Что касается изречений источников, то и там мы не находим удовлетворительного
ответа на вопрос об основании и смысле нашего института. Институции (§
35 de rer. div. 2,1) объясняют, впрочем, право добросовестного владельца
трудом и заботами (cultura et cura), которые он потратил на производство
плодов: "naturali ratione placuit fructus quos percepit eius esse pro
cultura et cura... ei vero qui sciens alienum fundum possederit, non idem
concessum est.".
Интересно, что право собственности добросовестного владельца не выводится
здесь из более общих юридических принципов, а оправдывается непосредственно
ссылкою на cultura et cura. Что же касается самого объяснения института
указанием на cultura et cura, то оно не лишено для нас значения с исторической
точки зрения (ср. ниже § 23), но с теоретической точки зрения оно,
как сказано выше и подробнее будет обосновано ниже, не выдерживает критики.
Далее в l. 44 pr. D. de usuc. 41,3 указывается на публичный интерес как
на основание института, но в чем состоит этот интерес, подробнее не объясняется:
... ibi propter adsiduam et cottidianam comparationem servo rum ita constitui
publice interfuit, nam frequenter ignorantia liberos (sc. homines pro
servis) emimus.
Здесь еще интересно, что защита добросовестного владения поставлена в
зависимость от развития гражданского оборота (frequenter emimus). Это
заключает в себе некоторое общее указание относительно исторического развития
института, но особенностей последнего не объясняет.
А эти особенности чрезвычайно своеобразны и будут мучить науку, пока
не будет найдено удовлетворительного объяснения. Те писатели, которые
не выставляют специального объяснения приобретения права собственности
на плоды, называют это право справедливым преимуществом, которого заслуживает
добросовестность, и на этом успокаиваются. Но это оригинальное возвращение
fructus extantes! Почему одинаковые ценности предоставляются различным
лицам, смотря по их внешней форме? С точки зрения справедливого распределения
благ ведь безразлично, получил ли кто 100 рублей в естественных продуктах
или в другой форме, сберег ли он их или издержал. Распределение, основанное
на таких случайных различиях, кажется произвольным и несправедливым. Несправедливостью
является и то обстоятельство, что наш институт создает, по-видимому, особое
преимущество для расточителей и privi-legium odiosum для бережливых.
Ввиду этого неудивительно, что наука стала искажать объяснения института
в произволе законодателя. Несмотря на все доводы, которые мы привели против
теории интерполяций, для подобных теорий остается благоприятная почва,
пока мы не укажем возможности другого исхода.
Чтобы отыскать функцию института, чтобы определить потребность, вызвавшую
его к жизни, как его оправдание и причину, мы обращаемся к методу определения
причин, т. е. к индукции[190]. Ближайший материал для применения индуктивного метода, а именно
метода различий, дают нам сами римские правила:
1. Они относятся к плодам, но не относятся к прочим приращениям; следовательно,
причины следует искать в отличии плодов от прочих приращений.
2. Они относятся к добросовестному владельцу, но не относятся к недобросовестному;
следовательно, причина коренится и в отличии bona om mala fides.
3. Они иначе относятся к fructus extantes, нежели к fructus сonsumpti;
следовательно, причина коренится и в отличии fructus extantes от сonsumpti.
Напротив, основания института не следует искать во владении в виде собственности,
в давностном владении, в titulus verus или putativus, causa lucrativa
или onerosa владения главною вещью, в cultura et cura, в отличии fructus
industriales от naturales, в интересе третьего приобретателя, в небрежности
собственника и т. д., потому что присутствие или отсутствие этих обстоятельств,
как мы убедились, остается без влияния на институт. Несмотря на упрощение
задачи вследствие устранения этих осложнений негодным материалом, вопрос
остается очень сложным ввиду взаимодействия трех указанных факторов. В
окончательном результате кроется одновременное влияние трех моментов.
Задача состоит в определении того участия, которое следует приписать в
институте каждому из трех факторов[191]. Для этой цели мы должны привлечь такие явления гражданского
права, в которых названные факторы в других комбинациях и сочетаниях проявляют
различное или аналогичное действие. Положим, обыкновенно утверждают, что
во всей системе римского права нельзя ничего найти аналогичного постановлениям
нашего института, но в действительности дело не обстоит так плохо. Уже
теперь (ср. ниже § 21) мы приведем два аналогичных случая, чтобы
извлечь из них известное методологическое поучение:
Fundum quis donavit; si non restituat, ut quivis possessor damnandus
est: si autem fundum restituit, fructuum nomine, si non eos con-sumpsit,
in solidum condemmandus est: potuit enim non periclitari, si statim restituisset:
si dolo desiit possidere, in litem iurabitur, et tanti sequetur condemnatio
(l. 41 § 1 D. de re iuducata 42,1).
Второй случай более известен, чем этот, но также не принимается во внимание
в качестве аналогии в исследованиях о приобретении собственности на плоды
добросовестным владельцем:
Interdum etiam de fructibus arbitrari debet iudex, ut, ex quo lis inchoata
sit, ex eo tempore etiam fructibus condemnet. quid enim si minoris sit
praedium, quam debetur? nam de antecedentibus fructibus nihil potest pronuntiare,
nisi exstent et res non suffucit (l. 16 § 4 D. de pign. 20,1 Marcianus).
В первом случае речь идет о дарителе, который после перенесения права
собственности удерживает в своем владении подаренный участок, во втором
случае - об ответчике по закладному иску. Оба случая, что касается юридической
конструкции отношения к плодам, ничего не имеют общего с bonae fidei possessio,
тем не менее и здесь возвращаются fructus extantes, как и при b. f. possessio.
Эта аналогия пригодится нам в будущем в других отношениях, а теперь мы
извлекаем из нее только то поучение, что нам следует дальше отдельно искать
оснований, по которым римское право предоставляет добросовестному владельцу
материальную выгоду, lucrum потребленных плодов, и отдельно объяснить,
почему этого материального эффекта оно достигает посредством такой, а
не иной возможной юридической конструкции.
Материальный эффект института метко выражен кратким изречением: b. f.
possessor fructus consumptos suos facit. Отыскав основание этого положения,
нам будет нетрудно решить вопрос, почему для предоставления владельцу
lucrum потребленных плодов избрана такая, а не иная комбинация юр. форм.
Итак, после обсуждения трех названных факторов мы сначала ответим на первый
вопрос. При этом нам следует исходить из того основного положения современного
частно-правного строя, что собственнику капитала принадлежит и доход от
этого капитала и что наш институт представляет исключение из этого общего
принципа современного капиталистического строя. Требуется объяснение и
ответ, стало быть, отнюдь не на вопрос, почему добросовестный владелец
не получает всех плодов, а, напротив, на обратный вопрос, а именно почему
ему предоставляется lucrum потребленных плодов, почему права собственника
ограничиваются только наличными плодами.
Примечания:
|
