Список книг
|
« Предыдущая | Оглавление | Следующая » Победоносцев К.П.
Курс гражданского права. Часть вторая: Права семейственные, наследственные и завещательные.
§ 56. Форма составления домашних завещаний. – Написание, подпись, переписчик, рукоприкладчик и свидетели. – Кто не может быть свидетелем на завещании? – Свидетельство духовного отца. – Подпись свидетелей и значение свидетельстваДомашнее завещание может быть писано на простой бумаге, писчей или почтовой,
всякого формата и размера, лишь бы только она составляла целый лист из
2 половинок, а не листочек, клочок или отрывок (исключение допускается
лишь для мусульман в Закавказском крае, ст. 1045 и прим.). Должно
быть написано набело без описок, подчисток, поправок и приписок между
строк: если они есть, надобно их оговорить в подписи завещателя или рукоприкладчика.
Несоблюдение этой формальности может обессилить содержание завещания в
соответственных распоряжениях, но не обессиливает подлинности целого акта.
Завещание и с такими неисправностями может быть принято к явке, но в самом
свидетельстве обозначается, какие именно описки и поправки в подписи не
оговорены; те из них, которые сделаны рукой завещателя, почитаются действительными,
а те, кои учинены посторонней рукой без оговорки, не имеют силы (1034
ст.; см. ст. 708, прил. I, ст. 26 и 61). Следует, кажется, отсюда, что
поправки, сделанные рукой рукоприкладчика, но не оговоренные в подписи,
тоже лишаются силы.
Наш закон не упоминает особливо (кроме общего правила для крепостных
актов в ст. 708, прил. I, ст. 62) о необходимости выставлять на завещательном
акте год, месяц и число написания, и потому нет повода отказывать в явке
завещания, без числа писанного. Но отсутствие числа может оказаться существенным
недостатком, когда по обстоятельствам дела приходится по числу написания
определять подлинность завещания, или силу его и значение сравнительно
с другим завещанием, после того же лица оказавшимся, или неспособность
свидетелей по личным отношениям к завещателю, возникшим прежде, или после
составления акта. В таких случаях, однако, закон не возбраняет, в недостатке
числа, определять время написания завещания и по другим признакам, буде
таковые имеются.
Необходимо выставлять число, потому что во многих случаях определение
числа, когда писано завещание, важно для утверждения силы его и действительности.
Подлинность числа, выставленного на завещании, может подвергаться сомнению;
но если бы доказано было, что число не подлинное, а подлинность текста
и подписи не подвергалась бы сомнению, то это одно обстоятельство само
по себе не могло бы служить достаточным основанием к опровержению подлинности
целого завещания: напр., положим, оказалось бы завещание 1840 года писанным
на гербовой бумаге с клеймом 1842 года. Подлинность завещания от сего
не пострадала бы, но число не имело бы достоверности; следовательно, основанные
на завещании права, поколику состоят в связи с временем его составления,
потеряли бы свою силу, если бы, впрочем, не было возможности определить
с достоверностью время составления завещания по внутреннему его содержанию.
Также, если оказалось после смерти завещателя несколько завещаний противоречивых
и надлежало бы определить, которое должно считаться отмененным, недостоверность
в числе могла бы послужить к признанию недействительным всего завещания.
В судебной практике такие случаи встречаются: так, в деле Баташовой,
Дурова и Атрешкова Государственный Совет в 1858 году, сравнивая по внутренним
и внешним признакам три противоречивые завещания, из коих одно было без
числа, определил, которое из них должно считаться первым и потому отмененным
последующими завещаниями.
Для изложения завещания особой формы не установлено, и потому утверждаемы
были завещания, писанные в форме письма к тому лицу, к коему распоряжение
относится (Сбор. Сен. реш. т. I, N 599). По делу Кривошеина Сенат признал
(там же, N 213), что оставление в завещании пробелов для означения квартала
и N дома, поколику сими пробелами не изменяется и не затемняется сущность
завещания, не препятствует к утверждению оного.
Завещание может быть писано другим, по просьбе и со слов завещателя (1046).
Это не значит, что завещание должно быть продиктовано от слова до слова,
и неосновательно было бы допустить спор о том, что воля завещателя не
точно выражена, когда завещание в том виде, как написано было, подписано
завещателем и соблюдены все прочие формальности, требуемые законом для
удостоверения акта в подлинности (ср. Касс. реш. 1875 г., N 322; 1876
г., N 482).
Завещание может быть собственноручно[87] написано и затем подписано самим завещателем,
или переписано другим, а самим завещателем подписано, или, будучи писано
от имени безграмотного или больного, может быть и переписано и подписано
за него чужой рукой. Очевидно, что в каждом из сих случаев признаки подлинности
не одинаковы, и потому закон умножает формальности там, где нет собственноручной
переписки, а тем более там, где нет собственноручной подписи завещателя.
Это усугубление формальностей относится к личности переписчика, к личности
рукоприкладчика, к числу свидетелей и к формальностям подписи.
Личность переписчика никак не должна оставаться неизвестной. Требуется
не только означение переписчика, но и подпись его на самом завещании.
Без подписи переписчика завещание не принимается к явке, разве бы переписчик
в течение годового срока для явки явился в суд и письменным показанием
утвердил, что завещание точно им писано[88];
но и в сем случае, к подтверждению сего показания, производится сличение
рук; стало быть, последующее оглашение и заявление писца, хотя бы и в
срок, достаточно не само по себе, а по удостоверении, в связи с обстоятельствами
дела (ст. 1048, 1049). Кроме того, от переписчика требуется единство звания:
кто был переписчиком завещания, тот уже не должен принимать на себя в
том же завещании другого звания - ни рукоприкладчика, ни свидетеля (ст.
1048). Та же исключительность звания требуется и от рукоприкладчика. Подпись
рукоприкладчика вместо завещателя должна быть по просьбе завещателя, и
в ней должно быть означено, по какой причине призывается к подписи доверенное
лицо: за неумением ли самого завещателя или за болезнью; если эти обстоятельства
не означены, то завещание признается недействительным (Касс. реш. 1874
г., N 532). Кроме того, рукоприкладчик должен иметь все те качества, какие
требуются для свидетеля на завещании (ст. 1053). Таким образом, рукоприкладчик
является на завещании в качестве особливого, на сей случай упрощенного
и уполномоченного лица (поверенный, mandataire). Завещание, писанное не
рукой завещателя, требует большего числа свидетелей, сравнительно с собственноручным
(одним свидетелем больше, ст. 1048, 1051). Формальности подписей несколько
усложняются тем, что в них должно быть подробно означаемо звание завещателя[89]. Правило это, впрочем, выражено не совсем ясно;
по-видимому, оно относится к подписи переписчика и к подписям свидетелей.
Из 1051 ст. можно заключить, что правило это применяется и к собственноручным
завещаниям, но соблюдение его, на практике, не требуется безусловно, т.е.
принимаются к явке и такие завещания, на коих в подписи переписчика и
свидетелей нет подробного означения звания завещателя, означенного уже
в его подписи. Наконец, завещание, писанное не рукой завещателя, подлежит
скрепе по листам.
Существенная принадлежность завещания - подпись. Подписи нельзя заменить
никаким иным знаком, и неграмотный должен доверить подпись другому (Сборн.
Сен. реш. II, N 924). Подпись должна заключать в себе имя, отчество и
фамилию или прозвание. Несоблюдение правила об имени и отчестве (напр.,
неозначение отчества, неполное означение или неозначение имени) не препятствует
принятию завещания к явке, если нет сомнения в тождестве лица завещателя
(1046, 1047, Общ. Собр. Сен. 1869 года по делу Ягницкого). Однако эту
льготу, ни по буквальному смыслу статьи, ни по сущности формы, нельзя,
кажется, распространить на тот случай, когда не означена фамилия завещателя
в его подписи или есть имя его, но нет отчества или прозвания, которое
у простых людей заменяет родовую фамилию. Разница между имением и фамилией
или прозвищем существенная - в значении и в употреблении по обычаю. Означением
фамилии или прозвища довершается означение признаков личности и подпись;
следовательно, если выставлена фамилия, можно предположить, что имя не
поставлено по недосмотру, по забвению или по обычаю. А где есть имя, но
нет фамилии или прозвища, там скорее предположить следует, что подпись
не завершена, следовательно, не скреплен и не удостоверен окончательный
акт воли.
В завещании Бедржинского подпись сделана неразборчиво, без полного имени
и отчества, и написана в двойном виде, с добавлением к первой подписи
отдельного слова: Вид: Спорщики выводили из сего, что завещатель находился
в расстройстве умственных способностей, но Сенат отвергнул этот спор,
усмотрев, что все законные формальности соблюдены, а свидетели подтвердили
подлинность; хотя один из них в самой подписи упомянул о слабости физических
сил завещателя, но это обстоятельство указывает еще на причину неразборчивости
и неясности рукоприкладства (Сборн. Сен. реш. т. II, N 1031).
Есть решения Сената (Сборн. Сен. реш. т. II, N 366), коими утверждены
завещания с подписью завещателя без означения имени и отчества.
На завещании, при самом открытии его, подписи завещателя и свидетелей
оказались перечеркнуты чернилами, и не доказано, что сие было учинено
кем другим, а не самим завещателем: в таком случае Сенат по одному делу
признал завещание, не подлежащим явке. Журн. Мин. Юст. 1860 г., N 10.
В 1873 году Государственный Совет признал неподлежащим засвидетельствованию
завещание Феодосьевой, так как в подписи ее, хотя означено имя и отчество,
но не означена фамилия. Хотя завещание скреплено по листам самой завещательницей,
и фамилия ее в скрепе приходится на том самом листе, где ее незаконченная
подпись, но скрепа и подпись суть два действия, отличные одно от другого;
подпись же может быть признана действительной (и акт окончательно совершенным)
только тогда, когда она окончена сполна.
Кроме подписи завещатель должен скрепить завещание по листам, буде оно
писано на нескольких отдельных листах и не его рукой. В таких случаях,
для предупреждения подмена и подлога, закон требует, чтобы листы были
скреплены, и притом так, чтобы на каждом листе было не менее целого слова.
Вместо завещателя такую скрепу может сделать рукоприкладчик, или могут
сделать все, подписавшиеся на завещании свидетели, по особому на то уполномочию,
которое должно быть выражено в самом завещании, с объяснением причины
(1035).
Таковая скрепа должна быть сделана, конечно, по поводу самого составления
завещания, при жизни завещателя. Скрепа, сделанная по смерти завещателя,
не имеет силы перед законом.
Под завещанием разумеется цельный акт со всеми законными принадлежностями,
следовательно, к составу завещания, как подлинного выражения воли, относится
не только текст его, но и все подписи завещателя и свидетелей, служащие
законным удостоверением воли. На сем основании требуется, чтобы завещание,
в коем текст писан на одном листе, а подписи свидетелей или только продолжение
подписей, помещены на другом, было непременно скреплено по листам в установленном
порядке. Начала эти выражены в Высочайше утвержденными мнениями Государственного
Совета 22 февраля 1872 г. по д. Гущина, распубликованном в общее
сведение (см. П. С. З. N 50568).
О скрепе завещания, конченного на одном листе, с переносом на другой
лист подписи свидетелей, см. решения в Журн. Мин. Юст. 1866 г., т. IV,
стр. 295. Сбор. Сен. реш. т. II, N 1117. N 375. Еще Журн. Мин. Юст.
1860 г., N 10.
Есть мнения Государственного Совета по делам кн. Голицыной (1845 г.),
Коровкевич-Базилевич (1848 г.), Зыковой (1850 г.), коими признано возможным
принять к явке завещание, не скрепленное по листам, когда нет сомнения
в подлинности воли.
На всяком завещании должны быть подписи свидетелей, коих требуется не
менее определенного в законе числа. Для завещания, собственноручно писанного,
требуется не менее двух свидетелей; для завещания, переписанного чужой
рукой, - не менее трех; допускается, впрочем, и двое, если один из них
духовный отец завещателя (1051, 1048). Звание свидетеля (так же, как звание
переписчика и рукоприкладчика) не должно быть соединяемо в одном лице
с другими званиями по тому же завещанию, т.е. свидетель не может быть
в то же время ни переписчиком, ни рукоприкладчиком за завещателя (ст.
1048).
Нарушение этого правила не может само по себе разрушить силу завещания.
Завещание теряет силу подлинности только в таком случае, если, за нарушением
этого правила, оказывается недостаточное число отдельных лиц, коих участием
обеспечивается по закону подлинность акта, напр., если на завещании переписчик
подписался и свидетелем в числе трех, а свидетелем его принять нельзя,
то остальные свидетели оказываются в недостаточном числе двух; конечно,
если свидетелей на завещании больше, чем нужно было по закону, то недостаток
одного пополняется другими. Закон не указывает, за смешение нескольких
званий в одном лице, отрицать в нем всякое из принятых им на себя званий,
и практика основательно выводит из буквы закона такое правило, что лицо,
соединившее в себе несколько званий, может оставаться в том, которое прежде
всех других им на себя принято; посему, если переписчик (самое раннее
действие по составлению акта) оказался и рукоприкладчиком, он остается
переписчиком, но не может быть рукоприкладчиком; следовательно, рукоприкладчика
в завещании нет. Если рукоприкладчик подписался свидетелем, он остается
рукоприкладчиком, но выключается из счета свидетелей.
Свидетель должен подписаться на завещании, и по свойству действия (см.
1050 ст.), подпись его должна следовать за подписью завещателя. Но спрашивается,
если свидетель не может или не умеет писать, допускается ли за него в
рукоприкладчики другое лицо? Многие отвечают отрицательно, полагая, что
неграмотный не может быть допущен во свидетели, ибо на основании 1050
ст. ему следовало бы свидетельствовать, что лицо, предъявившее ему завещание,
то самое, коим оно сделано и подписано. Есть в этом смысле и решения (напр.,
Сборн. Сен. реш. т. II, N 1002).
О подписи за неграмотных свидетелей Сенат, по делу Кутаха, рассуждал
так: довольно рукоприкладствовать за неграмотного завещателя, но в отношении
свидетелей подобного правила нет в законе, а подобное правило 397 ст.
2 ч. Х т. (224 ст. Зак. Суд. Гражд., изд. 1892 г.) о подписывании
показаний за неграмотного свидетеля к завещаниям применено быть не может,
ибо там доказательство составляет само показание, а здесь, кроме показания,
требуется подпись свидетеля на завещании, и сим требованием отрицается
уже возможность подписи за неграмотных; притом и на допросе, согласно
1050 ст. Зак. Гражд., неграмотный свидетель не мог бы удостоверить, кем
акт подписан (Сборн. Сен. реш. т. II, N 1002).
Есть даже решение Касс. Деп. 1872 года, N 285; но с выводами этого решения
нельзя, в точном смысле закона, согласиться. Ст. 1048 говорит о рукоприкладчике
за свидетеля и выставляет это звание столь важным, что не дозволяется
смешивать его в одном лице с другими званиями лиц, участвующих в составлении
завещания. Правда, что, кроме неграмотности, могут быть другие причины,
побуждающие свидетеля искать за себя рукоприкладчика; тем не менее закон
(изданный в 1860 году) предполагает рукоприкладчиков за свидетеля без
ограничений. Посему, кажется, нет законного основания не допускать неграмотного
к свидетельству при завещании. Едва ли справедливо предположить, что такое
лицо не может свидетельствовать в смысле 1050 ст. Если завещатель, лично
предъявив ему завещание и пригласив его в свидетели, при нем подписал
завещание, он может о сем свидетельствовать, хотя и неграмотный, в смысле
1050 ст.
О допущении неграмотных свидетелей см. Сборн. Сен. реш. т. II, N 720,
756.
Кто не может быть свидетелем при завещании. Во-1-х, лица, в пользу коих
составлено завещание. Слова "в пользу коих" обыкновенно толкуются в обширном
смысле, и потому всякий, кому отказывается по завещанию что-либо, ценность
имеющее, или делается какой-либо дар, считается неспособным к свидетельству,
как заинтересованный в утверждении завещательной воли. Нередко возникает
сомнение в том, может ли священник или другой член причта быть свидетелем
при завещании, коим делается назначение в пользу причта единовременной
суммы или ежегодного дохода за поминовение. Иные отвергают таких свидетелей
безусловно, другие различают: в пользу ли причта, состав коего изменяется,
или в пользу священно- или церковнослужителя лично делается назначение?
Есть Сенатские решения в том и в другом смысле[90]. Но, кажется, справедливо будет признать, что
такой свидетель во всяком случае заинтересован в завещании, следовательно
и по духу, и по букве закона не может быть свидетелем.
Возникает другой вопрос: может ли быть свидетелем предстоятель или член
учреждения (благотворительного, государственного, общественного или частного),
в пользу коего делается назначение по завещанию? Закон не дает прямого
разрешения на сей вопрос, но несомненно, что такое лицо, если не лично
и материально, то нравственно предполагается заинтересованным в назначении,
и потому, кажется, было бы соответственно духу и цели закона устранить
оное от свидетельства. Затруднение состоит в том, что в подобных случаях
нельзя не допустить общих предположений о том, в какой мере то или другое
должностное или сословное лицо заинтересовано выгодами учреждения или
сословия (придется, напр., отличить интерес директора или попечителя школы,
больницы - в завещательном назначении на пользу сего учреждения от
участия, принимаемого членом земского собрания, - в назначении на пользу
земства), а такие соображения, в недостатке положительного законного правила,
всегда будут шатки и сопряжены с личным воззрением (ст. 1054 п. 1, ср.
ст. 708, прил. I, ст. 71 и Нотар. Пол. ст. 87 п. 3).
Может ли почитаться законным свидетелем на завещании священник или другое
духовное лицо, когда в завещании назначена тому причту, к которому лицо
сие принадлежит, денежная выдача на поминовение завещателя?
1054 ст. Зак. Гражд. постановлено: свидетелями при завещании не могут
быть лица, в пользу коих составлено завещание. На этом основании некоторые
полагают, что если по завещанию назначается денежная выдача церковному
причту за поминование души завещателя, то священник, принадлежащий к тому
причту, вправе подписаться свидетелем на завещании и что свидетельство
его в таком случае должно почитаться действительным. Такое мнение основывается
обыкновенно на следующих соображениях: свидетель есть лицо физическое,
определенное, именно означенное. Закон, вычисляя свидетелей незаконных,
упоминает именно о лицах, в пользу которых составлено завещание. Но когда
завещатель назначает денежную выдачу "в такую-то церковь" или "причту
такой-то церкви" на поминовение души, то нет в виду лица, в пользу которого
составлено завещание. Назначение делается здесь не в пользу определенного
лица, такого-то священника Ивана или диакона Петра, а на весь причт. Состав
причта может измениться от случайных причин, но завещательное распоряжение
от того не изменяется и не уничтожается: переменяются лица, но причт остается
при церкви, как неизменное учреждение. В этом случае священнослужитель,
или причетник, свидетельствующий завещание, не может быть назван ни представителем
личной своей пользы, потому что личность его в составе причта есть преходящая
и случайная, ни законным представителем всего причта, к которому принадлежит.
Завещательное назначение дачи в церковь или на причт для помина души искони
почиталось и доныне почитается у нас в общем мнении делом благочестивым,
делом христианского попечения о пользе души умирающего. С этим действием
и не соединяют обыкновенно понятия о пользе, какая может от того произойти
для причта, совершающего поминовение. Здесь нет ничего похожего на юридическое
действие, на договор, по которому одна сторона за известную плату обязалась
бы потрудиться в церковном поминовении другой, и с поминальной дачей невозможно
в строгом смысле соединить понятие о плате или добровольном вознаграждении
за труд. Само пожертвование части имущества "на душу" или на корм церковному
причту есть в народном понятии дело благочестия. Иного значения не придает
такому действию закон положительный, и несправедливо было бы, при истолковании
1054 ст., оставлять без внимания этот главный, существенный смысл поминальной
дачи и придавать ей значение юридического действия, - значение, которого
она не имеет. Закон придает особенную достоверность свидетельству духовника,
и потому вошло в обыкновение приглашать духовного отца к свидетельству
завещаний, а духовным отцом бывает обыкновенно приходский священник. Также
за обычай принято у людей достаточных назначать по завещанию денежные
суммы на вечное поминовение души в церкви того прихода, к которому принадлежал
завещатель. Если допустить, что свидетельство духовного отца в приведенном
случае недействительно, то необходимо должно будет уничтожить большую
часть подобных завещаний.
С этим мнением трудно согласиться. Мы со своей стороны думаем, что, по
буквальном смыслу 1054 ст. Зак. Гражд., не может быть свидетелем никакое
лицо, если завещательное распоряжение клонится к его выгоде. Весьма естественно,
что в назначении денежной суммы причту на поминовение души главный предмет
есть само поминовение и главная цель - польза души. Но не подлежит сомнению,
что непременным последствием такого распоряжения бывает и польза причта,
ибо с понятием о денежной даче необходимо соединяется понятие о выгоде,
о материальной пользе того лица, которому та дача назначена, каким бы
именем мы ее ни назвали: даром ли, добровольной ли платой, наградой или
пожертвованием, во всяком случае есть приобретение, есть польза для приобретателя,
есть, следовательно, предположение о том, что лицо, которому дача назначена
завещательным распоряжением, заинтересовано в нем, а это именно предположение
и служит главным поводом, по которому закон запрещает быть свидетелем
на завещании тому, в пользу кого оно составлено. Денежное пожертвование
на поминовение души действительно почитается благочестивым делом; но всякое
благочестивое дело так же, как благодеяние, если выражено в юридической
форме, должно иметь свою юридическую сторону, которой прикасается к области
прав и обязанностей к положительному закону. Поминальное назначение выражено
в форме завещательной, конечно, для того, чтобы исполнение воли завещателя
было обеспечено всеми законными средствами; следовательно, это действие
юридическое. На душеприказчика или наследника возлагается обязанность
внести денежную сумму, куда назначено, в пользу причта на поминовение
души. Может ли быть, чтобы там, где, с одной стороны, возникает юридическая
обязанность, не возникало, с другой стороны, право? Такое отношение в
юридическом смысле невозможно, и действительно никто не может отнять у
причта права требовать исполнения воли завещателя судебным порядком, если
бы, напр., душеприказчик не исполнил ее добровольно. Нет законной причины
лишить причт права на иск; в этом случае лица, принадлежащие к причту,
конечно, будут искать в свою пользу того, что в пользу их назначено.
Свидетель, подписывающийся на завещании, есть лицо физическое; но если
завещание делается в пользу лица юридического - причта, то и священнослужитель,
принадлежащий к составу причта, необходимо участвует в этой пользе. Лица,
принадлежащие к составу причта, действительно меняются, и может случиться,
что духовное лицо, засвидетельствовавшее завещание, при исполнении его
не будет уже принадлежать к составу того причта, в пользу коего сделано
распоряжение; но это случайное обстоятельство не имеет никакого отношения
к форме акта, прежде совершенного. Личное качество всякого свидетеля может
измениться впоследствии, но в отношении к форме завещания важно то, имел
ли свидетель в минуту составления его все качества, требуемые законом
(см. реш. Общ. Собр. Сен. 1869 г. по д. Круговова, Кузьмина-Коро-ваева).
Закон требует, чтобы свидетель не имел интереса в завещании, которое свидетельствует;
лицо, принадлежащее к тому причту, в пользу коего назначена выдача, имеет
интерес в завещании, следовательно, оно не может почитаться законным свидетелем.
Иное дело, если денежная выдача назначена в пользу церкви; имущество
церковное существует отдельно от собственности причта священно- и церковно-служителей;
и на особых правах. Причт в этом случае ничего не приобретает в свою пользу,
следовательно, нет и препятствия служителю церкви подписаться свидетелем
на завещании, сделанном в пользу церкви, при которой он служит, и если
бы довелось впоследствии искать и ходатайствовать об исполнении завещания
(т. IX ст. 379), то он будет просить не как участник в деле, но как представитель
церкви на суде, и не о своей пользе будет ходатайствовать, а о пользе
церковной. По этим соображениям и в судебной практике допускаются в свидетели
при завещании лица, принадлежащие к причту той церкви, в пользу которой
в завещании сделан отказ (Касс. реш. 1874 г., N 53).
Во-2-х, не могут быть свидетелями родственники тех лиц, в пользу коих
составлено завещание, до четвертой степени и свойственники до 3-й сте-пени,
если завещание делается не в пользу прямых наследников вполне или хотя
частью. Закон, по-видимому, предполагает, что если завещание делается
все в пользу прямых наследников, то их родственники и свойственники могут
быть допущены в свидетели безопасно, ибо и без сего завещания, в составлении
коего свидетели содействовали, наследовали бы по закону те же самые лица,
кому назначается имение по завещанию; здесь нет места действию запретительного
правила. Напротив того, есть ему место, и случай неспособности свидетеля
возможен, если завещается имение непрямым наследникам, или кроме прямых
наследников указаны другие лица, в пользу коих делаются назначения. В
таком случае родственники и свойственники сих лиц в запрещенной степени
не могут быть свидетелями. Под прямыми наследниками надлежит разуметь
те лица, кои состоят наследниками по закону во время составления завещания
и во время свидетельства, ибо именно в эту минуту закон предполагает устранить
пристрастное, интересное отношение свидетелей к предмету завещательного
распоряжения; следовательно, если в эту минуту был порок свидетельский,
он не может исправиться от того, что в лице прямых наследников последовала
от случайных причин перемена ко дню кончины завещателя.
А) Не в пользу прямых наследников. Есть мнение, что закон противополагает
в сем случае прямых наследников вообще посторонним, т.е. не наследникам.
Есть и решения в сем смысле. См. решение Моск. Обш. Собр. по делу Киндяковых
Ж. М. Ю. 1861 г., N 1. В сем деле мать предоставила имение дочери, мимо
братьев, из коих один подписался на завещании рукоприкладчиком. По сему
случаю возник вопрос: можно ли счесть завещание, составленным в пользу
прямых наследников, когда оно составлено в пользу дочери, мимо братьев.
Сенат решил, что можно. По тому же предмету см. решения в Ж. М. Ю. 1866
г., т. III, стр. 278. Сб. Сен. реш. II, N 546. См. еще решение Общ.
Собр. Сен. 1869 г. по д. кузьмина-Короваева. В этом деле завещание было
составлено в пользу детей, которые были прямыми наследниками, и свидетелями
подписались их свойственники. После того завещатель вступил в другой брак
и прижил новых детей, так что по смерти его завещание оказалось составленным
частью не в пользу прямых наследников, и на этом основано было возражение
против правильности свидетелей. Завещание признано, однако, правильным,
по соображению с той минутой, когда оно было составлено. В реш. Общ. Собр.
Сен. 1869 г. по д. Круговова 1054 ст. - едва ли основательно - истолкована
так, что большая или меньшая степень предоставленной по завещанию пользы
или выгоды не имеет никакого значения. Едва ли также возможно согласиться
с выраженным в Касс. реш. 1881 г., N 79 взглядом, что родственники до
четвертой и свойственники до третьей степени тех лиц, в пользу коих составлено
завещание, могут подписаться свидетелями, несмотря на то, делается ли
завещание в пользу всех или же только некоторых наследников.
Взгляд о противоположении в ст. 1054 наследников посторонним лицам, кажется,
не согласен ни с буквой, ни с целью закона. Буква закона говорит не просто
о наследниках, но о прямых наследниках, следов., противополагает не только
наследника стороннему лицу, но и прямого наследника непрямому. При всей
неопределительности термина: прямой наследник, нельзя не признать, что
им обозначается один из видов наследничьего состояния, т.е. состояния
кровных родственников, имеющих вообще законное право наследовать. Цель
закона не была бы достигнута, когда бы под него не подходили дальние родственники,
облагодетельствованные завещанием в ущерб ближайшим или прямым наследникам
(решение в сем смысле Касс. Д-та 1874 г., N 125).
Не могут быть свидетелями родственники лиц, в пользу коих составлено
завещание, если оно делается не в пользу прямых наследников вполне или
хотя частью. Итак. для применения закона надлежит привести в ясность,
во-1-х, то лицо, по отношению к коему опорочен свидетель, состоит ли прямым
наследником по завещателе и какая была бы наследственная его доля; во-2-х,
если оно имело бы по закону свою долю наследства, то в чем назначенная
ему доля превышает законную.
Но строгое применение такого правила крайне затруднительно и во многих
случаях было бы несправедливо. Справедливое применение должно быть не
просто механическое, но с рассуждением. Если всякое, хотя и незначительное,
по учету ценностей, превышение законной доли может быть подведено под
формулу закона (напр., когда бы отец назначил при сыновьях дочери некоторые,
сверх ее доли, движимые вещи), в таком случае исполнение закона шло бы
дальше цели его и намерения, в нарушение справедливости, и потому недостаточно
в сем случае одного числового расчета ценностей по десятинам, рублям и
копейкам. Необходимо установить, по усмотрению суда, тот факт, что в завещании
выражено намерение сделать назначение преимущественно в пользу известного
лица, его облагодетельствовать перед другими.
Немало недоумений возбуждает в практике точное определение степеней,
в коих родственникам облагодетельствованного по завещанию лица запрещается
(1054 ст.) быть свидетелями на завещании. В законе сказано: родственники
до четвертой степени и свойственники до третьей степени. Закон не поясняет:
включительно, и затем остается неизвестно, простирается ли запрещение
до 4-й и 3-й степени, вмещая лишь три степени родства и две свойства,
или вмещает сверх того 4-ю и 3-ю степень? Судебная практика решала этот
вопрос разно, склоняясь то к строгому (как, напр., реш. 4 Деп. Сен. 28
мая 1868 г. по делу Симборского), то к более обширному и снисходительному
толкованию. И действительно, при невозможности провести отвлеченную, по
определительным внутренним признакам, границу родства, на которой останавливается
и пресекается предположение о пристрастии близкого родственника, - естественно
и разумно принять самый тесный предел, указываемый буквой закона, в самом
простом грамматическом и логическом толковании речения: до: В обыкновенном
смысле это речение указывает на предельную черту движения во входной,
а не в исходной точке того предмета, до которого движение простирается.
Когда я говорю о своем восхождении по лестнице: я дошел до пятой ступени,
эти слова не могут означать, без нарушения прямого смысла, что я взошел
и на пятую ступень. Иных элементов для истолкования буквы закона не было,
потому что правило 2 п. 1054 ст. не состоит в прямой исторической
или логической связи ни с какими предшествовавшими законоположениями,
и составляя буквальное повторение статьи положения 1831 г. о завещаниях,
не сопровождается никаким объяснением и в этом положении. Итак, признавать,
что в 1054 ст. степени разумеются включительно, значило бы, кажется, налагать
на частное лицо в праве гражданском излишнюю тяготу, которой прямой закон
не возложил на него. Притом еще надобно заметить, что в редакции других
статей Св. Зак. слово до означает обыкновенно крайний предел, если не
прибавлено слово: включительно. См., напр., Ул. о наказ. изд. 1885 г.,
ст. 1559, 1594; Уст. Угол. Суд. ст. 707.
В последнее время судебная практика приобрела еще предлог к расширению
запрещения, установленного 1054 ст. По издании Нотариального Положения
в нем оказалось (ст. 75 и 87) правило, воспрещающее, под опасением недействительности
нотариального акта, подписываться на нем свидетелями родственникам лиц,
к пользе коих акт писан, до четвертой степени и свойственникам до третьей
степени, включительно. Очевидно, что это правило, положительно выраженное
в Нотариальном Положении, может применяться к завещанию, только совершаемому
в нотариальном порядке, но нисколько не касается до завещания как домашнего
акта. Тем менее возможно пользоваться статьей Нотар. Положения для истолкования
статьи о форме домашних завещаний. Однако есть пример подобного толкования
в решениях Касс. Д-та янв. 1874 г., N 125, 1877 г., N 14.
Б) Свидетели, в пользу коих составлено завещание, считаются незаконными
и свидетельство их недействительным, хотя бы они впоследствии и отказались
от завещанного в их пользу. Сб. Сен. реш. II, N 503. Вообще при разрешении
вопроса о том, вправе ли подписавшиеся на завещании лица быть свидетелями
завещания по личным качествам своим и отношениям, надлежит принимать в
соображение не время смерти завещателя, а время составления завещания
(правильнее время призвания к свидетельству и самого свидетельства). Ср.
реш. Сен. Ж. М. Ю. 1865 г., N 5.
В) Возникали вопросы: не следует ли пороку, означенному в 1 и 2 п. 1054 ст.,
присваивать только частное действие на соответствующее распоряжение завещателя,
не распространяя сего действия на целое завещание, т.е. признавать ничтожным
только назначение, сделанное в пользу лица, которое неправильно поставлено
во свидетели или с коим в родстве один из свидетелей, или признавать свидетельство
действительным, если свидетель либо его родственник откажется от сделанного
назначения. Такое толкование явно несогласно с буквой закона, который
говорит не о завещательном распоряжении, а о целом завещании, и с самой
целью закона, имеющего в виду предупредить пристрастное отношение свидетеля
к воле завещателя в минуту выражения оной и составления акта. Когда эта
минута прошла, невозможно восстановить оную, и оправить в отношении к
некоторым частям акта действие, которое в отношении к целому акту было
неправильно. (То же следует заметить и о запрещении, помещенном в следующем
пункте.)
В-3-х, не могут быть свидетелями душеприказчики и опекуны, назначенные
по завещанию. Душеприказчики считаются незаконными свидетелями, хотя бы
впоследствии, даже до явки завещания, отказались от душеприказщичьего
звания. См. Сб. Сен. реш. т. 1, N 556.
По делу Сидневой (Ж. М. Ю. 1864 г., N 12) Сенат признал, что второй подставной
душеприказчик, назначенный в завещании на место первого, если первый откажется
или умрет, и подписавшийся свидетелем на сем завещании, может, при существовании
первого душеприказчика, считаться законным свидетелем завещания. В Касс.
реш. 1874 г., N 53 признано, что лицо, назначенное для наблюдения за исполнением
завещания другим, не есть душеприказчик, а потому может быть свидетелем.
В-4-х, лица, сами не имеющие права делать завещания. Правило это (4 п.
1054 ст.) соответствует правилу 71 приложения I к ст. 708 о свидетелях
под актами. Однако в 1865 году мнением Государственного Совета положено,
в виде исключения, не устранять от свидетельства монахов, хотя монахи
сами лишены завещательного права (прим. к 1054 ст.).
В-5-х, все те, кои по общим законам не приемлются во свидетельство по
делам гражданским.
Спорщики против завещания опровергали законность одного из свидетелей
на завещании на том основании, что сей свидетель занимался письменными
делами сначала у завещательницы, потом у того, в чью пользу написано завещание,
и имел тяжебное дело с ними, спорщиками. Сенат, сообразив 4 п. 1054 ст.
Зак. Гражд. и статью Зак. Суд. Гражд. об устранении свидетелей, нашел,
что, по общим законам, свидетелем может быть всякое лицо, когда нет причины
предполагать, что показание его будет неверно, и потому не допускаются
к свидетельству под присягой лица, прикосновенные к делу и имевшие вражду
с тяжущимися. Закон сей относится единственно до дел тяжебных, т.е. до
таких случаев, в коих личные отношения между тяжущимися и свидетелями
могут дать повод предполагать, что показания сих последних, по личным
враждебным отношениям, будут неверны; но таких отношений между завещателем
и лицами, приглашаемыми им же к свидетельству, существовать не может;
нет закона, который воспрещал бы быть свидетелями при завещании лицам,
находившимся в услужении и получавшим пропитание от завещателя, и подобные
лица могут быть допускаемы даже в делах тяжебных при недостатке других
свидетелей (Сб. Сен. реш. II, N 805).
По д. Гавриленко (Сен. 2 Отд. 3 Деп. 1873 г.) один из свидетелей по завещанию
опорочивался, потому что он по службе состоял в зависимости от лица, в
пользу коего сделано завещание. Это возражение признано неосновательным,
так как нет закона, по коему в подобных случаях не допускались бы к свидетельству
лица, состоящие в государственной службе.
Истолкование сего пункта может представить затруднения. Правило это издано
при действии прежних законов о судопроизводстве гражданском; ныне сии
законы заменены новым Уставом, в коем не приняты некоторые категории неспособных
свидетелей из старых законов. Спрашивается: для тех местностей, в коих
действует новый Устав судопроизводства, следует ли подводить под силу
5 п. 1054 ст. Зак. Гражд. все категории 191 ст. Зак. Судопр. Гражд.? Конечно,
следует, ибо мысль законодателя при издании закона о завещаниях (в 1831
и 1842 годах) имела в виду отрицательные качества свидетеля, означенные
в Законах Гражданского Судопроизводства; итак, надлежит признать, что
все, означенные в 191 ст. Зак. Суд. Гражд., лица не могут быть свидетелями
под завещанием. Сюда относятся, кроме малолетних (и без того исключаемых
4 п. 1054 ст. Зак. Гражд.), безумные и сумасшедшие, глухонемые, лишенные
чести и прав состояния, явные прелюбодеи (признак мнимый, по своей неопределительности)
и не бывшие никогда у святого причастия. Затем сюда же надлежит, применяясь
к мысли законодателя, отнести и категории неспособных свидетелей, с отличием
признаков, принятым редакцией 371 ст. нов. Уст. Гр. Суд. За всем тем очевидно,
что не все категории неспособности свидетелей, о коих упоминается в статьях
Зак. Суд. Гр. и Уст. Гражд. Суд., приложимы к свидетелям по духовным завещаниям.
В Уставе Гражданского Судопроизводства различаются признаки безусловной
неспособности свидетеля от признаков условных, которые разбираются лишь
по отводу, и некоторые из признаков основаны на предполагаемом пристрастном
отношении свидетеля к одной из сторон в процессе. Конечно, не могут иметь
применения к завещанию запрещения чисто процессуального свойства. В законе
нет прямого указания, по коему можно было бы судить, какие именно причины
общей неспособности свидетеля приложимы и какие не приложимы к свидетельству
по завещанию; но решительное выражение: "не приемлются" наводит на мысль,
что отстраняются от свидетельства под завещанием все лица, безусловно,
по внутреннему качеству своей персоны, не способные свидетельствовать
по делам гражданским. Что же касается до неспособности относительной (по
отношению к заинтересованным лицам, 373 ст. Уст. Гражд. Судопр.), то по
этому предмету есть уже специальный закон для свидетелей по завещанию
(1, 2 и 3 п. 1054 ст. Гражд. Зак.), устраняющий во всяком случае действие
относящихся к сему же предмету общих постановлений о свидетельстве по
делам гражданским.
Женщин закон не допускает к свидетельству под завещаниями - только в
Черниговской и Полтавской губерниях, по Литовскому статуту (1055).
Раскольники и старообрядцы, согласно 1057 ст. Зак. Гражд., устраняются
от свидетельства при завещании православных, но могут свидетельствовать
завещания, составляемые людьми одинакового с ними обряда.
Особенная сила придается свидетельству духовного отца: в этом правиле
проявляется историческое и церковное начало духовной памяти. В том случае,
когда по общему правилу надлежит быть трем свидетелям, достаточно двух,
если в числе двух находится духовный отец завещателя (1048). Но слово
духовный отец надлежит разуметь в тесном смысле духовника, т.е. разуметь
духовное лицо, исповедовавшее завещателя в последнее время перед составлением,
или при составлении завещания, или бывшее у завещателя постоянным духовным
отцом. Свидетельству всякого священника не может быть присвоена особливая
сила, соединяемая со званием духовника, предполагающим личное духовное
отношение к завещателю. С другой стороны, несомненно, что о свидетельстве
духовного отца может быть речь лишь относительно таких завещателей, кои
принадлежали к вероисповеданию, допускающему канонически (а не по обычаю
только) исповедь и, в связи с исповедью, отношение духовного отца к духовному
сыну. Поэтому закон, не признавая церковного устройства раскольничьих
сект, не допускает звания духовного отца в лицах, принадлежащих к таковым
сектам (1057 ст.; ср. мн. Гос. Сов. 1852 г. по д. Пещанецкого о том, что
духовный отец может быть лишь в христианском исповедании).
В каком смысле надлежит разуметь слово: духовный отец? Очевидно, что
особая сила придается свидетельствованию не всякого священника: в звании
духовного отца предполагается личное духовное отношение к завещателю.
Отношение это, как известно, меняется в жизни. Можно иметь несколько духовников:
одного постоянного и избранного, наряду с другими, временными и случайными,
ибо всякий священник, у кого приходилось исповедоваться, может именоваться
духовным отцом исповеднику. Наконец, в предсмертные часы умерший мог исповедоваться
у нового священника и от него же получить причащение или мог исповедоваться
у одного, а получить причащение от другого. Нет, кажется, повода полагать,
что закон разумеет под духовным отцом исключительно то лицо, которое напутствовало
умирающего, и всякое лицо, бывшее когда-либо духовником завещателя, может
считаться, на завещании, в законной силе духовного отца. Но если завещатель
исповедовался у одного, а получил причащение от другого священника и этого
последнего призвал к участию в завещании, может ли он означить себя на
завещании духовным отцом? Если может означить, то свидетельство его будет
иметь двойную законную силу, если же не может, то не будет. Первый вопрос
решается, очевидно, на основании церковного права и церковной дисциплины,
а в церковном смысле звание духовного отца состоит в прямой связи с исповедью
(по этому вопросу было дело о завещании Диателловича, римско-като-лика,
в 1 Общ. Собр. Сен. сл. 11 мая 1873 г.).
Подпись свидетелей следует за подписью завещателя, но никак не может
предшествовать ей, ибо свидетельствуется, между прочим, о подписи завещателя.
Подпись свидетелей должна быть не на оболочке бумаги (т. е. на внешнем
листе, в который вставлен лист завещания), но на самом листе завещания:
или внутри его, или на обороте (ст. 1065). Отсюда следует, что текст завещания
с подписью завещателя и всех свидетелей должен составлять одно материальное
целое; итак, если завещание состоит из двух или более листов и под окончанием
текста на последней странице не могут уместиться подписи всех свидетелей,
то, для придания всему завещанию полной целости, необходимо скрепить его
по листам по правилу 1035 ст. (есть решения и в противоположном смысле,
напр., Сб. Сен. реш. т. II, N 1117; но едва ли они соответствуют
требованию 1056 ст.).
Подпись свидетелей удостоверяет: 1) в подлинности завещания, т.е. в том,
что лицо, предъявившее им завещание, есть точно то самое, коим оно сделано
и подписано; 2) что при предъявлении им завещания, они все лично его видели
и нашли в здравом уме и твердой памяти (ст. 1050). Обо всем этом
подписавшиеся на завещании свидетели должны свидетельствовать устно или
письменно, если будут в живых, по смерти завещателя, на допросе, который
производится им по поводу явки домашнего завещания, и если по сим предметам
окажется разноречие одного свидетеля с другим или разноречие показания
с тем, что по смыслу закона должна удостоверять свидетельская подпись
на завещании, то целое завещание может быть заподозрено в подлинности
и оставлено без утверждения. В сем отношении формальное и материальное
значение свидетельства безусловно, и невозможно допустить, помимо соблюдения
формы и цельности свидетельских показаний, никакого иного способа к удостоверению
или восстановлению подлинности завещания. Это обстоятельство необходимо
иметь в виду при составлении акта как завещателю, так и свидетелям, ибо
от всякого небрежения или невнимательности по сему предмету может возникнуть
по смерти завещателя серьезное недоразумение, могущее подать повод к опровержению
формальных, но безусловно требуемых признаков подлинности завещания. У
нас на это важное обстоятельство, к сожалению, обращают мало внимания.
Необходимо, во-первых, свидетелю в подписи своей держаться как можно точнее
формулы, указанной в тексте 1050 ст., дабы известно было сразу и ему,
и всем посторонним, о чем он свидетельствует и что подтвердить обязывается.
Хотя и нет повода признать существенной принадлежностью подписи обозначение
в оной всех тех обстоятельств, о коих предполагается по закону свидетельство
в завещании, хотя и очевидно кажется, что всякий, кто поставляет себя
подписью во свидетели по завещанию, тем самым уже показывает, что свидетельство
его относится к предметам, означенным в 1050 ст. Зак. Гражд., но бывает,
что при споре на завещание возражатели основывают свои сомнения и споры
именно на таковой неполноте подписи, и судебные места останавливаются
на таковых возражениях, следовательно, из предосторожности против подобного
недоразумения надлежит свидетелю соблюдать возможную полноту в формуле
своей подписи. Напр., такова может быть формула: "что сие духовное завещание
действительно составлено и подписано таким-то завещателем, предъявившим
мне оное, и я, видев его притом лично, нашел в здравом уме и твердой памяти,
в том свидетельствую такой-то". Достаточно, если первый только свидетель
учинит свою подпись в такой формуле; последующие свидетели могут уже затем
без опасения писать: "в том же свидетельствую такой-то".
Во-вторых, надлежит завещателю и свидетелю не упускать из виду, что действие
свидетеля и подпись его есть серьезный гражданский акт, в котором ему
придется, может быть, давать отчет перед судом, следовательно, надо совершить
его во истину, т.е. наблюдать, чтобы подпись и свидетельство соответствовали
действительному событию. Показание свидетеля должно быть твердо и положительно,
в соответствии со всем тем, чего требует закон в ст. 1050. Если не будет
в нем полного соответствия с сим требованием и полной определительности,
явочное место вправе будет отказать в явке завещания. Между тем у нас
в большей части случаев свидетели дозволяют себе подписывать завещание
заочно, в отсутствии завещателя, которого они не только в эту минуту не
видят, но, пожалуй, и давно не видели. Иной завещатель, написав завещание,
обращается с ним легкомысленно, т.е., при удобном случае и по мере возможности,
предлагает его к подписи случайным посетителям или даже посылает на дом
к знакомым для подписи. Это весьма неосторожно. Свидетель, подписывая
завещание заочно, может действовать вполне добросовестно и в полной уверенности
в том, что завещатель в полном сознании, и все-таки, подписывая завещание,
не во истину свидетельствует. По смерти завещателя редкое завещание не
оставляет недовольных. Недовольство возбуждает надежду, нельзя ли ниспровергнуть
завещание, и поводы к спору всегда могут представиться. Одно из самых
употребительных средств - это спор о том, что завещание сомнительно в
подлинности и что завещатель не имел полного сознания. Как скоро спор
возбужден, свидетелям предстоит давать на суде показания, и тогда, если
такому заочному свидетелю предложены будут вопросы о предметах, входящих
в законную формулу свидетельства, он, как бы ни был лично уверен в том,
что завещание подлинно, должен будет самого себя оболгать, т.е. показать
по совести (может быть, под присягой[91]),
что подписал завещание заочно, т.е. личного предъявления завещания притом
не было, следовательно, не может быть безусловного удостоверения в том,
что закон требует: что в минуту предъявления завещатель был в здравом
уме и твердой памяти. Таким образом, из начальной небрежности свидетельства
погибнет акт, который в противном случае остался бы неопровержимым (ср.
реш. по д. Шуриновой Ж. М. Ю. 1866 года, N 7).
Закон положительно не требует, чтобы предъявление завещания всем призываемым
свидетелям совершилось одновременно, но для твердости завещания всякий
завещатель хорошо сделает, если совершит это предъявление всем свидетелям
вместе.
В позднейшей практике Кассационного Д-та Сената принято едва ли согласное
с точным смыслом 1 п. 1050 ст. положение, что завещание может быть предъявлено
свидетелю для подписи не лично самим завещателем, а другим лицом; необходимо
лишь, чтобы свидетель был убежден, что предъявленное ему завещание - то
самое, о подписи коего его просил завещатель (реш. 1879 г., N 4).
Из буквального смысла 1050 ст. (подпись: удостоверяет токмо) следует,
что свидетелям нет необходимости знать содержание последней воли завещателя.
Закон предполагает у свидетеля только уверенность в тождестве последней
воли с той бумагой, которая ему предъявлена и подписана им. По делу Ксиды
(Сборн. Сен. реш. т. II, N 853), один из свидетелей на завещании показал,
что подписал оное из уважения к завещателю и не может утвердить, точно
ли завещатель был в уме и памяти, но как затем остальные свидетели в достаточном
числе дали положительное показание, то завещание и утверждено в подлинности.
При составлении завещания, сказано в реш. Касс. 1872 г., N 960, в большей
части случаев, вследствие особенных обстоятельств, неизбежны бывают некоторые
ошибки и упущения, и посему отмена акта в целом составе, вследствие какой-либо
ошибки или упущения в отдельной его части, при невозможности уже исправить
эти ошибки или упущения, была бы несправедлива как в отношении к памяти
умерших завещателей, так и в отношении лиц, имеющих интерес в завещании.
Посему Сенат оставил в силе решение Палаты о завещании Рудина. В 5 п.
завещания из отказанного Василию Рудину капитала сделаны были назначения
в пользу невестки завещателя Анны и двух дочерей ее, но оказалось, по
показанию свидетелей, что при предъявлении завещания свидетелям, в этом
пункте оставлены были пробелы для вписания суммы, и пробелы эти пополнены
переписчиком, по просьбе завещателя, уже на другой день. Палата признала,
что эти суммы не могут служить законным выражением воли завещателя, и
что распоряжения 5 п. недействительны. Со стороны спорщика, жаловавшегося
на решение Палаты, требовалось, чтобы за этой неисправностью признано
было недействительным целое завещание.
По сомнению в подлинности домашнего завещания Косцялковского было назначено
исследование, при котором некоторые свидетели, подписавшиеся под завещанием,
дали показание, не согласное с тем, что показывали при первоначальном
допросе пред явкой завещания в Палате: именно вначале показывали они,
что завещание было предъявлено им самим завещателем, а потом - что предъявлено
было посторонним лицом. За это противоречие Палата отказалась принять
завещание к явке, но ее заключение, подтвержденное Сенатом в Департаменте,
отменено в 1871 г. Общим Собранием, признавшим это разноречие по обстоятельствам
дела несущественным.
Разноречие свидетелей на допросе, в обстоятельствах несущественных, не
препятствует явке завещания, когда они в существенном согласны. В д. Зотовой
(Общ. С. Сен. 1867 г.) свидетели разошлись в показаниях о времени подписания
завещания, и это не сочтено препятствием. Что существенно и что не существенно,
о том рассудил суд, но едва ли можно сказать, что кроме предметов, означенных
в 1050 ст., все прочее несущественно. Разница зависит во многом от того,
есть ли спор или нет спора. При сомнении о подлинности и малое обстоятельство
может иметь существенное значение.
По завещанию Добужинской, из числа трех свидетелей один не разыскан,
другой подтвердил завещание, а третий объявил, что хотя он и подписал
завещание, отрекается от своей подписи и считает ее незаконной. Ввиду
такого отзыва завещание признано неподлежащим явке (мнен. Гос. Сов. 1874
г.).
Завещание невозможно признать подлинным и принять к явке, если хотя один
из свидетелей на допросе не признает своей подписи подлинной или объявит
обстоятельства, не соответственные с законным свидетельством о подлинности
завещания (см. мн. Гос. Сов. 1874 г. по д. Буховецких). Такое показание
свидетеля устраняет возможность явки в бесспорном порядке, даже и в таком
случае, когда бы остальные свидетели, в достаточном по закону числе, подтвердили
подлинность акта. Завещание утверждается в подлинности совокупным свидетельством
всех лиц, на нем подписавшихся, и подлинность не может считаться достоверной,
если эти лица не согласны друг с другом в свидетельстве о существенных
признаках подлинности.
По завещанию Майстренка, подписанному четырьмя свидетелями, два свидетеля
при допросе показали, что им неизвестно, был ли он при подписании завещания
в здравом уме и понятии, причем один из них, священник Маковский, объяснил,
что был приглашен к подписи женой Майстренка, который сам не заводил с
ним речи о завещании, а священник Карвовский показал, что завещание было
ему предъявлено женой Майстренка и подписано по просьбе самого Майстренка
и жены его. При такой неопределенности и разноречии показания трех свидетелей
признаны не имеющими силы, а показание одного четвертого недостаточным
для утверждения завещания (мн. Гос. Сов. 1873 г.).
В Касс. практике (реш. 1875 г., N 322) признается, что разноречие в показаниях
свидетелей не есть еще основание к признанию завещания недействительным;
если положенное законом число свидетелей подтвердит, что завещатель был
в здравом уме и твердой памяти, то заявление остальных, противоречащее
их показаниям, не обязывает суд признать завещание недействительным: от
суда зависит дать предпочтение показаниям тех или других, и в первом случае,
стало быть, утвердить завещание.
Примечания:
|
