Список книг
|
« Предыдущая | Оглавление | Следующая » Лунц Л.А.
Деньги и денежные обязательства в гражданском праве
§ 5. Золотая оговорка во французском правеОбесценение ассигнат и территориальных мандат в эпоху Французской революции
конца XVIII в. и инфляция 1848 - 1850 гг. - вот основные факты, воспоминание
о которых обусловило склонность французского гражданского и торгового
оборота пользоваться золотой оговоркой при долгосрочных кредитных операциях,
в частности, при ипотечных займах. Распространению этой оговорки способствовало
во Франции также и то обстоятельство, что де-юре там, вплоть до девальвации
1928 г., действовал биметаллизм: по закону 17 жерминаля XI г. Республики
франк был определен как 5 граммов серебра 0.900 пробы, и наряду с этим
устанавливался выпуск золотой монеты в 20 франков, весом в 6,45161 грамма
пробы 0.900.
Хотя фактически денежная система Франции после франко-прусской войны
базировалась на золоте, но легальная возможность перехода к серебряному
стандарту и те невыгоды, которые были бы созданы этим для кредиторов,
усилили стремление последних к введению в долгосрочных сделках условий
о платеже в золотых франках.
Большое значение получила золотая оговорка во французских внешнекредитных
операциях. Французский экспорт капиталов происходил в значительной мере
в порядке размещения на парижском кредитном рынке займов иностранных государств
и иностранных городов.
Из этих займов значительная часть была выражена в золотых франках.
Большое распространение золотой оговорки во внутреннем обороте создало
условия, при которых введение принудительного курса на банкноты (в эпоху
франко-прусской войны и в первую мировую войну) экономически трудно было
совместить с сохранением в силе договорных золотых клаузул; ибо при сохранении
в силе этих клаузул создалось бы положение, фактически равносильное параллельной
валюте.
С другой стороны, наличие в руках французских держателей облигаций иностранных
золотых займов на очень значительные суммы обусловило стремление французских
правящих кругов сохранить в силе эту оговорку в области так называемых
международных расчетов.
Таковы были предпосылки французского законодательства и судебной практики
по вопросу о золотой клаузуле.
Когда с началом франко-прусской войны по закону 12 августа 1870 г.
банкноты Банка Франции превратились в бумажные деньги с принудительным
курсом, перед судебной практикой возник вопрос о юридическом значении
в этих условиях гарантийных клаузул, направленных на обеспечение кредиторам
"полноценных" платежей.
К разрешению этого вопроса французская юриспруденция привлекла старую
французскую доктрину valor impositus.
С точки зрения этой доктрины, золотая монета и неразменная банкнота,
обладающие по закону одинаковой платежной силой, должны рассматриваться
как равноценные, и всякое соглашение, направленное на дискриминацию между
денежными знаками, обладающими, с точки зрения закона, одинаковой "стоимостью",
противоречит публичному порядку и является юридически недействительным.
Эта доктрина была использована французским кассационным судом в его решении
11 февраля 1873 г.
Здесь формулирован принцип, согласно которому условие о золотой оговорке
с введением в действие принудительного курса бумажных денег становится
недействительным.
Рассматривалось дело по сделке, в которой должник обязался уплатить капитал
и проценты по долгу "в золотых или серебряных монетах и ни в какой иной
валюте, а также не в бумажных деньгах, хотя бы таковые были введены во
Франции с принудительным курсом, в силу закона или декрета правительства;
от ссылок на такого рода законы или декреты должник заранее отказывается
по совести своей и по чести".
Кассационный суд признал это условие недействительным, указав, что законы
о денежном обращении, которые направлены на предотвращение угрожающего
кризиса, вводящие принудительный курс бумажных денег, являются законами
принудительного характера, в которых заинтересован общественный порядок.
Поэтому они относятся к тем законам, от которых не может быть отступлений
в порядке частных соглашений. Кредитор не может, поэтому, отказаться принять
в платеж бумажные деньги, которым закон присвоил обязательную стоимость,
равную стоимости металлических монет (une valeur obligatoirement équivalente
à celle des espèces métalliques[377]).
Золотая оговорка, будучи действительной и обязательной для должников,
при отсутствии или после отмены законов, устанавливающих принудительный
курс денежных знаков, платеж которыми она стремится исключить, становится
не подлежащей выполнению с того момента, когда законодатель установил
принудительный курс на все время действия этой меры.
Надо признать, что эта модернизация старой теории отнюдь не является
ее усовершенствованием. Старая теория (как она изложена у Потье) исходила
из того, что поскольку денежные знаки с точки зрения закона равноценны,
постольку и всякое соглашение, направленное на дискриминацию между ними,
ничтожно. Новая теория выводит запрещение такой дискриминации из двух
совокупных моментов - обязательной платежной силы банкнот плюс их неразменности
на золото: право объявляет банкноту и золото равноценными именно в тот
момент, когда они перестают быть таковыми, и допускает их различную оценку
тогда, когда они фактически равноценны!
После того, как закон 5 августа 1914 г. вновь ввел принудительный курс
на банкноты, французским судам приходилось уже неоднократно высказываться
по вопросу о действии золотой оговорки.
7 июня 1920 г. Кассационный суд[378]
рассматривал дело по иску французского страхователя к американскому страховому
обществу "Нью-Йорк" (претензия по полису страхования жизни, снабженному
золотой оговоркой). Суд признал золотую клаузулу действительной, "так
как это соглашение, заключенное с иностранцем, исполнение которого будет
иметь результатом приток во Францию золотой монеты, ни в коем случае не
противоречит законам публичного порядка, которые обязывают кредитора принимать
во Франции платежи бумажными деньгами, снабженными принудительным курсом.
Платеж золотыми монетами, напротив того, полностью соответствует цели,
которую преследует закон; ибо публичный порядок направлен полностью на
осуществление национальных интересов и этот порядок заинтересован в принудительном
курсе лишь постольку, поскольку речь идет о платежах, совершаемых во Франции
между французами; иностранный же должник, обязанный по договору платить
монетой, не может ссылаться на льготу, вытекающую из установленного во
Франции принудительного курса".
***
Из сопоставления этого решения 1920 г. с приведенным выше решением 1873
г. видно, что во французской юриспруденции наметилось различное отношение
к золотой оговорке в зависимости от того, является ли платеж по обязательству
чисто внутренним или же он связан с притоком из-за границы валютных ценностей.
Общее правило гласит, что в условиях принудительного курса бумажных денег
золотая оговорка недействительна. Последующей практикой, как мы увидим
ниже, принцип этот был значительно расширен. Было признано, что принудительный
курс бумажных денег порождает недействительность не только золотой оговорки
всех видов, но также и недействительность условия о платеже в иностранной
валюте или по курсу на иностранную валюту, ибо все подобные "гарантийные"
- на случай обесценения бумажных денег - условия по существу направлены
к обходу действия закона о принудительном курсе бумажных денег.
Другая цепь судебных прецедентов, идущая от приведенного выше решения
1920 г., направлена на то, чтобы выработать принцип, который должен уточнить
круг изъятий из приведенного выше общего правила.
Нельзя было по вопросу об этих изъятиях остановиться на принципе, формулированном
в решении 1920 г., согласно которому соглашение о платеже в золотой монете,
заключенное с должником-иностранцем, исполнение коего имеет своим результатом
приток во Францию золота, не противоречит публичным интересам, а потому
считается действительным. Односторонний характер этого принципа нельзя
было выдержать до конца. Усилия французских судов под самым непосредственным
воздействием исполнительной власти в лице прокуроров [при] апелляционных
судах, действовавших на основании циркулярных распоряжений министра юстиции,
направлены были на то, чтобы выработать такую формулировку понятия "международных
расчетов", которая формально носила бы характер двусторонней, но по существу
приводила бы к сохранению действия гарантийной клаузулы по возможности
лишь в тех случаях, когда это вызывалось интересами французских кредиторов.
Практика эта встретила, особенно в период 1920 - 1924 гг., резкую оппозицию
со стороны большинства французских теоретиков права, указывавших, что
аннулирование золотой оговорки нарушает принцип верности договорам, что
теория о "международных расчетах" не может дать какого-либо определенного
критерия для суда и по существу приводит к судебному произволу.
Эта точка зрения отражала стремление определенной части деловых кругов
в условиях постоянно падающей покупательной силы бумажных денег найти
твердую единицу для исчисления платежей: золотая оговорка, казалось, давала
такую возможность.
Уступая этому течению, Сенский трибунал 31 июля 1923 г.[379] по договору долгосрочной аренды, заключенному в 1880 г., признал
действительность золотой оговорки, указав на отсутствие прямого законодательного
запрета такой оговорки и отметив, что закон от 5 августа 1914 г., который
ввел принудительный курс банкнот (т. е. приостановил размен банкнот
на золото), касается лишь права держателей этих банкнот, но не затрагивает
договорных отношений, о которых идет речь.
Но решение это было отменено второй инстанцией - парижским апелляционным
судом 22 февраля 1924 г. на основе "заключения", представленного представителем
прокуратуры[380].
В этом решении повторены все доводы изложенного выше решения 1873 г.
и, в частности, подчеркивается принцип равенства (с точки зрения закона)
франка, представленного банкнотой, и франка, представленного золотой монетой:
":банковые билеты, платежная сила коих является принудительной во всех
платежах внутри Франции и не зависит от металлической монеты, не могут
быть поставлены в каком-либо отношении ниже металлической монеты".
С этого момента принцип, согласно которому золотая оговорка во внутренних
платежах несовместима с принудительным курсом бумажных денег, более не
подвергался сомнению во французской судебной практике и был, как уже отмечено,
распространен на другие виды гарантийных клаузул.
Практика эта была подытожена в циркуляре 1926 г. министра юстиции генеральным
прокурорам при апелляционных судах[381],
в котором подчеркивается, что во внутренних платежах в условиях принудительного
курса бумажных денег недействительны следующие виды гарантийных оговорок:
(1) условие "payable en or ou en espèces métalliques";
(2) условие о платеже в иностранной валюте;
(3) условие о платеже деньгами, имеющими законное хождение "sur la base
de l'or ou d'une monnaie étrangère", ибо все подобные условия
направлены на то, чтобы "ограничить значение французских банковых билетов
лишь ролью расчетного знака, лишенного самостоятельной стоимости";
(4) условие о платеже не деньгами, а купонами четырехпроцентной французской
ренты 1925 г., выраженными в фунтах стерлингов.
Как уже было показано выше, первое из приведенных условий признано при
наличии принудительного курса банкнот недействительным в решении кассационного
суда 1873 г.; второй и третий виды гарантийных условий признаны недействительными
в решении кассационного суда от 17 мая 1927 г.[382], о котором будет сказано ниже.
Что же касается условия о платеже французской рентой 1925 г., то оно
было признано недействительным по решению Сенского трибунала 21 января
1928 г.[383]
В циркуляре поставлен вопрос о действительности договорного условия,
по которому сумма платежа исчислена в индексе товарных цен или цена товара
определена не твердо, а по каким-либо рыночным или биржевым показателям.
В отношении подобной гарантийной клаузулы циркуляр выражает лишь сомнение
в ее действительности. Однако в последующем[384] практика допускала подобные условия также и при наличии принудительного
курса бумажных денег.
Наконец, в циркуляре 1926 г. поставлен вопрос о действительности гарантийных
клаузул применительно к обязательствам, связанным с международными расчетами.
В циркуляре подчеркнуто, что перед французской судебной практикой возникает
задача уточнить, что следует понимать под "международнорасчетными" обязательствами.
При этом определенно указывается на то, что национальность сторон и место
платежа не имеют в этом отношении значения, ибо, де, нельзя допустить,
чтобы путем произвольного введения в договор какого-либо иностранного
элемента можно было создавать обход закона о принудительном курсе бумажных
денег. В частности, не относятся к обязательствам, по которым можно было
бы допустить золотые и валютные оговорки, отношения (хотя бы с участием
иностранцев) по продаже и найму недвижимости во Франции, не связанные
с "каким-либо движением ценностей из страны в страну".
Но принудительный курс бумажных денег не должен приводить к аннулированию
гарантийных клаузул в договорах, "относящихся к операциям, которые имели
место на территориях двух государств и которые заканчиваются путем требования
денежного перевода из одного государства в другое государство"; это по
преимуществу - сказано в циркуляре - касается договоров в области международного
оборота.
Можно сказать, что последующая французская практика по вопросу о гарантийных
оговорках является в значительной мере развитием тех положений, которые
установлены в циркуляре от 16 июля 1926 г. Если в этом отношении имели
место какие-либо отступления, то вытекали они опять-таки из новых "заключений"
представителей министерства юстиции.
В решении Кассационного суда от 17 мая 1927 г.[385] судебная практика решительно отказалась от критерия иностранного
гражданства сторон как основания для определения международнорасчетного
характера обязательства. Истцом в этом деле выступила английская компания,
которая в 1869 г. арендовала в Алжире у городского муниципалитета земельный
участок на 90-летний сок, а в 1883 г. сдала этот участок в субаренду на
61 год французскому гражданину с условием взноса арендной платы в
фунтах стерлингов (9 400 в год), подлежащей уплате в Лондоне или Алжире
по выбору английской компании.
Кассационный суд признал, что английское общество не может требовать
уплаты в иностранной валюте или по курсу иностранной валюты, ибо нет обязательства,
связанного международными расчетами.
После этого апелляционный суд в городе Ниме, куда дело было передано
на новое рассмотрение, 9 января 1928 г.[386]
в полном согласии с решением Кассационного суда признал, что в данном
деле нет никаких элементов d'une transaction extérieure ou internationale,
что речь идет о "внутреннем договоре", направленном на аренду недвижимости
на французской территории, и что валютная оговорка вследствие этого лишена
силы; мало того, суд решил, что так как арендатор в течение ряда лет производил
взносы из расчета 9 400 фунтов стерлингов в год, произошла уплата недолжного
и возможно обратное взыскание уплаченного излишка.
Решения Кассационного суда и апелляционного суда по делу аренды недвижимости
в Алжире вынесены под прямым воздействием циркуляра министерства юстиции
1926 г. Иностранное гражданство истца и заграничное место платежа не приняты
во внимание. То обстоятельство, что иностранное общество инвестировало
в данном случае средства во Франции и стремилось путем введения в договор
валютной клаузулы и иностранного места платежа вернуть себе инвестированные
средства, оставлено без всякого внимания[387].
В другом деле, по иску Bret к оттоманскому обществу Société
Heraclée, основанному на облигации, Кассационный суд решением от
7 июля 1931 г.[388] формулировал новую теорию обязательства,
связанного с международным платежом.
Суд вынес свое решение после заслушания заключения генерального прокурора
Маттера и в буквальном соответствии с этим заключением как в отношении
мотивов, так и в отношении выводов, указал на то, что "международным платежом"
считается лишь платеж, связанный с "двойным переводом денежных ценностей
из страны в страну".
Речь шла об облигациях, выпущенных в период 1909 - 1913 гг. турецким
обществом на условиях уплаты купонов: 25 французских франков в Париже
или Женеве, или 110 золотых пиастров в Констан-тинополе.
Вследствие того, что турецким законом 1914 г. были аннулированы золотые
оговорки, общество отказалось от соблюдения этой оговорки при расчетах
в Константинополе. Держатели облигаций предъявили купоны к платежу в Женеве
и Париже, настаивая на том, чтобы им уплачено было из расчета не 25 французских
франков по номиналу (франки к тому времени потеряли 4/5 своего прежнего
золотого содержания), а 110 золотых пиастров.
В Швейцарии федеральный суд[389]
признал, что налицо не альтернативное обязательство (с правом выбора золотых
пиастров в Константинополе или франков в Париже и Женеве), а гарантийная
оговорка по договору в целом, направленная на то, чтобы обеспечить держателя,
независимо от места предъявления купона к платежу - в Константинополе,
Париже или Женеве - от возможности падения курса бумажных денег.
Суды первых двух инстанций во Франции вынесли по этому делу иное решение,
они признали, что формулировка облигаций прямо указывает на то, что имелась
в виду гарантия облигационеров лишь на случай обесценения турецкой валюты,
а не на случай обесценения франка: в момент выпуска облигаций в период
1909 - 1913 гг. стороны едва ли предвидели возможность обесценения франка.
Однако Кас-сационный суд на основе заключения генерального прокурора занял
иную позицию.
В своем заключении генеральный прокурор высказывает два положения:
а) если в международном займе с множественными валютными паритетами хотя
бы один из валютных паритетов снабжен золотой оговоркой, то весь заем
следует считать золотым;
б) в данном деле речь идет о международном платеже, ибо имело место перемещение
валютных ценностей из Франции за границу (в момент подписки на облигацию);
затем последовало использование этих ценностей в Турции, и, наконец, происходит
возврат денег во Францию в виде уплаты процентов и погашения капитала;
такое двойное перемещение ценностей из Франции за границу и обратно (или
в другом направлении - из-за границы во Францию и обратно) и является
признаком "международнорасчетного" характера обязательства, по которому
допускается сохранение в силе гарантийной клаузулы.
Кассационный суд в решении от 7 июля 1931 г.[390]
полностью повторяет заключение генерального прокурора, отменяет решение
предшествующих инстанций и дело переходит на новое рассмотрение в апелляционном
суде в городе Амьене, который 27 января 1932 г.[391]
вновь повторяет все мотивы и выводы генерального прокурора Маттера.
По вопросу о золотой оговорке Амьенский суд говорит: "Если намерение
сторон явно, то вовсе не требуется, чтобы золотая оговорка была выражена".
Можно полагать, что решение проблемы о "международнорасчетном" обязательстве
найдено и что дальнейшая практика будет применять лишь уже найденную формулу.
Однако в дальнейшем оказалось, что теория двойного перевода из страны
в страну толкуется по возможности ограничительно, когда речь идет о силе
гарантийной клаузулы, в которой заинтересован иностранный кредитор.
В решении от 2 ноября 1932 г.[392],
о котором французский его комментатор Перру сказал, что в нем есть quelque
chose de choquant[393],
Кассационный суд обсуждает следующий фактический состав: английское общество
инвестировало в виде займа свои капиталы во французское предприятие и
затем за счет инвестированных средств приобрело облигации того же предприятия,
специально (в особом соглашении) оговорив, что сумма, причитающаяся по
этим облигациям, будет выплачена в фунтах стерлингов по курсу: один фунт
стерлингов за каждые 25 французских франков. Кассационный суд приходит
к заключению, что приведенная гарантийная валютная клаузула не может иметь
силы в условиях принудительного курса франка, ибо приобретение облигаций
имело место за счет средств английского общества, которые ранее были инвестированы
во Франции, но не специально переведены из-за границы во Францию.
Решение от 2 ноября 1932 г. содержит ссылку на статью 2 закона от 23
июня 1928 г., которым была произведена девальвация франка: закрепление
его золотого содержания на уровне 65,5 миллиграмма золота 0.900 пробы;
этот новый франк - франк Пуанкаре - равен прибли-зительно 1/5 прежнего
франка - франка жерминаля; в той же статье 2 закона 1928 г. подчеркивается,
что новое определение франка не применяется к международным платежам,
которые до опубликования настоящего закона заключены в золотых франках.
Здесь впервые в порядке закона апробирована была практика признания золотой
оговорки в области "международных платежей" и а contrario - общий принцип
недействительности золотой оговорки в условиях принудительного курса бумажных
денег. Понятие международных платежей, однако, не было определено.
Закон 23 июня 1928 г. ввел во Франции золото-слитковый стандарт, но не
обращение золотых монет; размена банкнот на золото в том смысле, в котором
он существовал до первой мировой войны, закон не восстановил, но Банк
Франции производил (на основе статьи 3 того же закона) продажу золота
по фиксированной законом цене для целей международных расчетов и платежей
по внешней торговле.
Таким образом, де-юре принудительный курс банкнот остался силе, а следовательно,
остались в силе и запрещения гарантийных клаузул во внутренних платежах
и сохранила свое значение проблема обязательства по международным расчетам,
по которым допускаются такие клаузулы (ибо, как уже отмечено, закон 1928
г. не дал определения понятия такого обязательства).
В практике ряда лет (1928 - 1936 гг.) исходной была теория Маттера о
двойном переводе валютных ценностей из страны в страну, но она явно не
покрывала всех случаев международных платежей, и Кассационный суд часто
выходил за пределы этой теории. Так, в решении Кассационного суда от 2
мая 1932 г.[394] признана была действительность условия об
исчислении в иностранной валюте цены товара, проданного на условиях "сиф";
речь шла об импорте зерна из-за границы, и суд признал здесь наличие d'une
opération d'ordre international, хотя и не было двойного перевода
валютных ценностей из страны в страну.
Более того, в сделке перепродажи импортного товара, заключенной между
французами, было допущено подобное же условие[395].
Наконец, Кассационный суд в решении 14 января 1934 г. провозгла-сил,
что облигационный заем, выпущенный во Франции французским обществом и
являющийся источником для кредитов, предоставленных этим обществом за
границей под обеспечение находящейся там недвижимости (причем французские
подписчики на облигации этого займа были уведомлены, что источником платежа
по этим облигациям являются доходы от инвестированных за границей средств),
есть заем, носящий характер операции по международным расчетам, заем,
по которому, следовательно, допускается гарантийная клаузула. Ибо "международный
характер операций зависит не от домициля сторон или места платежа, а от
природы и совокупности различных элементов операций, которые должны быть
учтены и с которыми связано движение валютных ценностей, придающих этой
операции черты, выводящие ее за пределы внутренней экономики"[396].
Это, насколько мне известно, последняя формулировка доктрины об обязательстве
"международнорасчетного" характера, по которому допускаются гарантийные
оговорки. Здесь нет уже ни единого момента права; все сводится к экономическому
анализу операций, связанных или могущих быть связанными с данным обязательством,
к анализу, который возлагается на суд и при котором суду предоставляется
широкая свобода усмотрения.
***
1 октября 1936 г. был принят закон, покончивший с франком Пуанкаре и
определивший, что "золотое содержание франка не может быть ниже 40 миллиграммов
и выше 49 миллиграммов золота, 0.900 пробы".
При обсуждении проекта этого закона в парламенте[397]
многие члены палаты ссылались на то, что в свое время (1928 г.) девальвация,
произведенная Пуанкаре, причинила большие убытки французским держателям
иностранных займов. Выставлено было требование, чтобы новое снижение золотого
содержания франка не коснулось держателей иностранных займов независимо
от того, имеется в этих займах золотая оговорка или нет. Один из членов
парламента указал при этом на то, что общая сумма иностранных займов,
в которые вложены французские сбережения, вчера еще (т. е. на 28
сентября 1936 г.) при действии франка Пуанкаре доходила до 550 миллиардов
франков. "В результате того, что мы не получили процентов в нормальном
франке (франке жерминаля), французское государство, т. е. французское
казначейство, за период 1920 - 1933 гг. потерпело ущерб в размере 54 млрд."
"В результате того же факта французские семьи, инвестировавшие свои сбережения
в эти займы, потеряли за время с 1920 г. 216 млрд. франков." "Таково,
- заключил оратор, - великое значение этого вопроса".
Это и другие выступления были поддержаны большинством, в результате чего
в закон 1 октября 1936 г. введена была статья 6, которая, в отступление
от всех традиций в области международных расчетов, в отступление от принципа
номинализма, выраженного во французском законодательстве и практике, оставила
в силе прежнее золотое содержание франка (65,5 миллиграмма золота) для
так называемых международных платежей, создав, таким образом, две денежные
единицы: одну с пониженным золотым содержанием для платежей по "внутренним"
обязательствам и другую с повышенным золотым содержанием для старых обязательств
по международным расчетам.
Кроме того, статья 6 содержала определение понятия международного платежа
- указание, что такой платеж связан двойным переводом валютных ценностей
из страны в страну (формула, в свое время предложенная генеральным прокурором
Маттером, см. выше).
До тех пор, пока подобное определение понятия международного платежа
(хотя и выраженное в ряде решений Кассационного суда) оставалось доктриной
судебной практики, оно допускало отступления и, как мы видели, не очень
связывало суды. Но введенная в закон доктрина эта не могла не создать
значительного сужения в содержании и объеме понятия "международнорасчетного"
обязательства.
Так, руководствуясь этой доктриной, гражданский трибунал в городе Бетюме
28 декабря 1936 г.[398]
вынес решение, из которого прямо вытекало, что к обязательствам "международнорасчетного"
характера не могут быть отнесены платежи по экспорту или по импорту товаров,
так как с ними, де, не связано двойных переводов ценностей из страны в
страну, а лишь однократный перевод валюты за границу или из-за границы.
Получалось, что обязательства по внешней торговле не могли быть выражены
в иностранной валюте, а лишь во франках, и что лишь чисто денежные операции,
вытекающие из иностранных займов в виде облигаций или в иной форме, допускают
гарантийные (золотые или валютные) оговорки.
Это вызвало возражения с разных сторон. Кроме того, беспрецедентный дуализм
денежной единицы создал неблагоприятную реакцию со стороны иностранных
деловых кругов. Но главное обнаружилось, что сохранение франка Пуанкаре
в области международных расчетов в конечном счете не отвечало и французским
интересам, так как заграничные обязательства французского фиска на очень
крупную сумму, срочные в 1937 г., были выражены во франках без золотой
оговорки. На это указал министр финансов Винцент Ориоль в речи своей в
палате 9 февраля 1937 г.[399]
По совокупности этих соображений, статья 6 закона 1 октября 1936 г. была
в целом отменена законом от 18 февраля 1937 г[400].
Она была заменена общим указанием (повторившим соответственное указание
закона 1928 г.) на то, что новое определение франка не применяется к международным
платежам, которые до опубликования закона от 1 октября 1936 г. были законно
установлены в золотых франках.
Определение понятия обязательства, с которым связан международный платеж,
было, таким образом, из закона исключено, и дело вернулось к исходному
положению, т. е. к отсутствию законодательного определения понятия
обязательства, с которым связаны международные расчеты.
Подводя итоги тому, к чему в этом вопросе пришла судебная практика, можно
сказать следующее: ни иностранное место платежа, ни иностранное гражданство
сторон, ни подчинение обязательства иностранному праву не имеют значения
в вопросе о признании "международнорасчетного" характера сделки.
Суду предлагается исследовать всю совокупность платежных операций, связанных
исполнением договора, для того, чтобы решить, выходит ли сделка "за пределы
внутренней экономики".
Во французской юридической литературе эта доктрина Кассационного суда
подвергалась ожесточенной критике, главным образом с позиций международного
частного права. Указывалось на то, что взамен неясного экономического
критерия следовало бы заимствовать из области коллизионного права твердый
правовой принцип, по которому и разрешался бы вопрос о подчинении сделки
французскому или иностранному праву и - в зависимости от этого - и вопрос
о действительности или недействительности гарантийных клаузул.
Каковы бы ни были недостатки кассационной практики по данному вопросу,
надо признать, что критика этой практики с позиций коллизионного права
ошибочна. Вопрос о том, следует ли признать данную сделку относящейся
к таким, с которыми связаны международные платежи, или нет, не есть вопрос
коллизионного права, ибо здесь нет речи о выборе между французским и "иностранным"
законами, а речь идет о "выборе между двумя режимами, установленными французским
правом, и двумя различными категориями денежных обязательств. Capitant[401] указывает на то, что речь идет о различии между денежным обращением
во Франции и денежным обращением между Францией и заграницей. "Всякий
платеж, который в конечном счете приводит к ввозу или вывозу денег, относится
к международному обороту. Он связан с переводной операцией. Такой платеж
подчиняется совершенно иным законам, нежели те, которые устанавливают
законную платежную силу и принудительный курс билетов Банка Франции. Эти
последние законы касаются лишь внутреннего денежного обращения".
Этот критерий, данный Капитаном еще в 1926 г., формулировал те задачи,
которые в данном вопросе ставила перед собой французская юриспруденция.
Задача оказалась, однако, чрезвычайно трудной для разрешения. Французской
юриспруденции не удалось найти юридического критерия, который соответствовал
бы экономическому понятию обязательства, связанного с международными расчетами.
Юридические формы движения капиталов из страны в страну крайне разнообразны.
Иногда они принимают вид двух или нескольких чисто внутренних сделок.
Например, уступка имущества во Франции между А и В может иметь эквивалентом
уступку имущества за границей между С и D, если между А и С и В и D ранее
существовали долговые отношения.
Кроме того, французская юриспруденция поставила, как уже отмечалось,
перед собой задачу дать такое определение обязательств, связанных с международными
расчетами, которое только по форме носило бы двусторонний характер, по
существу же - по возможности - приводило бы к сохранению в силе гарантийных
условий лишь тогда, когда в этом заинтересованы французские кредиторы
(представители крупного капитала). Расплывчатые, неопределенные формулировки
обеспечивали достижение этой цели, так как оставляли за судом свободу
усмотрения в этом, важном для французских банкиров и финансистов, вопросе.
Примечания:
|
