Список книг
|
« Предыдущая | Оглавление | Следующая » Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Часть вторая: Права семейственные, наследственные и завещательные.
§ 59. Особенные формы завещаний. – Распоряжения, имеющие вид завещательных. – Договор, подлежащий исполнению после смерти одной из сторон. – Вопросы и примеры из практикиОсобенные формы завещаний
1. Походные завещания. В походе за границей завещания служащих при армии
могут быть совершаемы, явлены и записаны в полковых и других военно-походных
канцеляриях. Они получают силу крепостных, но могут быть писаны и на простой
бумаге (1071, 911).
2. Морские завещания. В походе, на военном корабле, или на казенном судне
завещание может быть отдано на сохранение начальнику судна или старшему
по нем, вместе с другим офицером или чиновником; если же оно составлено
и с ведома означенного начальства, то получает силу крепостного. На купеческом
судне завещания могут быть отдаваемы корабельному писцу (клерку) вместе
с капитаном корабля, шкипером, или заступающим его место; отдаются при
2 свидетелях; подписываются теми, кому отданы (ст. 1072-1076). Правила
эти лишены практического значения и неисполнимы, ибо писаны они, по-видимому,
с целью удостоверить завещание, а говорят об отдаче его на сохранение,
и притом не одному, а нескольким лицам, что в действительности невозможно.
Порок этот происходит от того, что текст статей переведен с французского
(Code C. 971), и весьма неискусно, ибо французское слово recevoir, означающее
заявительное или нотариальное принятие, переведено словами: отдаются на
сохранение. Кроме того, выражение: "с ведома" по неопределительности своей
тоже не имеет практического значения.
3. Заграничные завещания. Русский подданный за границей может совершить
завещание по обряду той страны, где оно будет писано, с явкой его в русской
миссии или консульстве (1077, 1078). Консульский устав (ст. 12, п. 4)
указывает, каким образом и с какими формальностями производит записку
завещания в особую книгу, и как обозначать в ней внешние признаки завещания.
Ср. Учр. Мин. изд. 1892 г., ст. 830 и след.
В силу консульской конвенции между Россией и Францией 1874 г. (П. С.
Зак. N 53865) консулам предоставляется принимать завещания соотечественников
к явке и совершению, в качестве нотариусов и на основании законов их страны.
Из сего, кажется, следует, что русский консул во Франции может, на одинаковом
с нотариусом основании, придавать завещанию всю силу, определяемую нотариальным
уставом. Далее (9 ст. Конв.) сказано, что все такие акты, а равно копии,
выписки и переводы, будут иметь в каждой из обеих стран ту же силу и действие,
как бы совершены были в том или другом государстве у нотариусов, под условием
оплаты их надлежащими пошлинами в стране исполнения.
В реш. Общ. Собр. Сен. 1868 г. по д. Сакса изъяснено, что явка в консульстве
домашнего завещания, составленного за границей, не должна считаться обязательной,
так как без прямого определения закона нет основания лишить русского подданного
за границей тех прав, коими он пользуется в России; в России же домашние
завещания являются по смерти завещателя. В сем же решении есть ссылка
на удостоверение М-ва Иностр. Дел, что домашние завещания являются в миссии
к свидетельствованию, и после смерти завещателей, наследниками умерших.
Завещательные акты об имуществе совершаются по обряду страны, где составлен
акт, но содержание должно быть сообразно с законом имущества. Сб. Сен.
реш. II, N 768.
В чем должен состоять обряд явки при Российской миссии, или консульстве
завещаний, составляемых русскими подданными за границей?
Явка сия во всех ли случаях должна почитаться обязательной?
Для присвоения таким завещаниям силы крепостных должна ли явка сия сопровождаться
обрядами, подобными тем, которые соблюдаются при совершении завещаний
в России крепостным порядком?
По ст. 1077 Законов Гражданских российский подданный за границей может
совершать домашнее духовное завещание по обряду той страны, где оно будет
писано, с надлежащей явкой оного при Российской миссии или консульстве.
Следующей статьей постановлено, что явка в Российской миссии, или консульстве
духовных завещаний, совершаемых за границей, заменяет совершение духовных
завещаний у крепостных дел, или у нотариусов, и сии завещания, если они
установленным порядком явлены в миссии, или консульстве, признаются в
силе крепостных актов.
Обе эти статьи взяты не из одного положения. Правило первой взято из
положения о духовных завещаниях 1831 года. Последняя извлечена из мнения
Госуд. Совета, состоявшегося в 1838 году по особому вопросу. Обе они относятся
не к одному и тому же случаю. Первая статья говорит исключительно о домашних
завещаниях, разумея это слово не в том формальном смысле, какой присваивается
ему русскими гражданскими законами, а в смысле общем. Здесь домашним завещанием
называется вообще завещание, составляемое на дому, без всякого участия
публичной власти, без всякого оглашения перед публичным чиновником или
присутственным местом. Эта статья необходимо предполагает в законодательстве
той страны, по обряду коей составлено завещание, существование формы домашнего
завещания. Где подобная форма допускается, там русский подданный может
воспользоваться ею; но для того, чтобы придать сему домашнему завещанию
силу акта, признаваемого русским законом, обязан явить его в русском консульстве.
Напротив, там где местное законодательство не допускает составления домашних
завещаний, а требует, чтобы каждое выражение воли на случай смерти облекалось
в форму публичного акта, составляемого при участии публичного лица, или
присутственного места, применение приведенной статьи может не иметь места,
ибо в ней упоминается только о домашних завещаниях. В этом последнем случае
завещание, оглашенное публично по обряду той страны, где совершено, должно
почитаться уже по сей одной причине достоверным в подлинности, и явка
его в Российской миссии, или консульстве, по буквальному смыслу закона,
может не считаться обязательной. Завещание публичное, не явленное за границей
у консула, по сей только причине не может почитаться недействительным
как завещание.
Не должно ли оно почитаться недействительным по несоблюдению правила,
установленного не для завещаний в особенности, но вообще для актов, совершаемых
русскими подданными за границей? По силе 914 ст. Зак. Гражд. и ст. 2,
16, 18 Уст. Консульск. акты лиц, за границей пребывающих, утверждаются
скрепой и печатью российских консулов, со взысканием в пользу их сбора.
Из соображения статей (911-916) той главы, в коей помещена приведенная
914 ст., следует, что ими установлены правила самостоятельной, а
не дополнительной явки актов, совершаемых российскими подданными за границей
и долженствующих получить законную силу в России: здесь учреждается обряд
самостоятельный, а не в дополнение к обряду, установленному законами той
страны, где акт совершен. Относящееся к сему предмету правило консульского
устава 1820 года (2036 ст. Уст. Торг. изд. 1857 г.) говорит об утверждении
консулом всех документов, коммерческих свидетельств, верющих писем и других
бумаг, выдаваемых в пристанях его округа[94],
следовательно, разумеет акты обоюдные, выдаваемые одним лицом другому
при жизни, а не на случай смерти совершаемые. "В отношении к духовным
завещаниям, - прибавляет приведенная статья, - постановлены особые правила
в Законах Гражданских", посему эти правила должны в настоящем случае служить
исключительным руководством.
Итак, по нашему мнению, явка у консула завещаний, составленных русскими
подданными в виде домашних актов, по обряду той страны, где они находятся,
- обязательна безусловно, и такое завещание, если оно не было явлено у
консула, должно почитаться неудостоверенным в подлинности, следовательно,
недействительным. Напротив, завещание, совершенное за границей по местному
обряду, в виде публичного акта, никак не должно лишиться своей силы в
России потому только, что не было явлено у консула. Если оно простирается
на недвижимое имение, находящееся в России, то, подобно всем актам этого
рода, подлежит непременной явке в российском судебном месте по присылке
в Россию, в течение полугодичного срока (ст. 915 Зак. Гражд.).
Но такое завещание, хотя по законам чужестранным почитается публичным
актом, в России будет иметь силу домашнего, а не крепостного завещания,
и должно почитаться недействительным во всех тех случаях, в коих российские
законы требуют, чтобы выражение последней воли было облечено в форму крепостную,
напр., в случае завещательного распоряжения о родовом имении, делаемого
бездетным владельцем (ст. 1068 Зак. Гражд.). К подобным случаям относится
в особенности 1078 ст. Зак. Гражд. По силе этого закона завещание русского
подданного за границей в таком только случае признается в России за крепостное,
если было явлено в миссии или консульстве.
Вышеизложенные соображения и сам обряд явки могут быть объяснены следующими
примерами.
1. Русский подданный Петр Нейдгардт, живший в Ахене, составил завещание
в пользу родного брата на недвижимое имение в России. Это завещание написал
он все своей рукой, без свидетелей, но при нотариусе и утвердил своим
рукоприкладством. На завещании сделаны четыре надписи: первая - прусским
нотариусом, в удостоверение личности завещателя и подлинности акта; вторая
- президентом ахенского ландсгерихта, в удостоверение подписи нотариуса;
третья - прусским резидентом во Франкфурте, с удостоверением подписи президента,
и четвертая - русской миссией во Франкфурте - во свидетельство подлинности
скрепы прусского посольства. В таком виде завещание, по смерти завещателя,
представлено было к явке в Россию в Гражданскую Палату. Сюда же представлено
официальное удостоверение прокурора, состоящего при ахенском ландсгерихте,
о том, что завещание по форме своей вполне соответствует действующим в
Ахене законам. В Палате со стороны другого брата завещателя предъявлен
спор против акта. Спорщик доказывает, во-первых, что завещание составлено
несогласно с правилами французского гражданского кодекса, действующими
в прусских рейнских провинциях. Оно не домашнее, потому что составлено
при нотариусе, но в нем не соблюден обряд для публичных завещаний, которые
должны быть составляемы в присутствии двух нотариусов с двумя или одного
нотариуса с четырьмя свидетелями; во-вторых, если и признать завещание
согласным с французскими законами, то следовало завещателю сделать явку
его в русской миссии лично, для того, чтобы оно могло получить в России
силу крепостного, а он прислал завещание для явки в миссию заочно. Закон
требует, чтобы явка завещания в миссии была совершена установленным порядком,
после чего присваивается ему сила крепостного. Закон не объясняет, в чем
состоит порядок явки; но если принять во внимание, что миссии наши и консульства,
при явке заграничных завещаний, заменяют указанные в 1013 ст. Зак. Гражд.
(изд. 1857 г.) судебные места, в коих являются крепостные завещания в
России, то следует, что при сей явке консульствами и миссиями должен быть
соблюдаем тот же порядок, какой установлен вообще для крепостных завещаний
1036-1041 ст. Зак. Гражд. (изд. 1857 г.).
Первое возражение за удостоверением подлежащей прусской власти не может
иметь никакой силы. Завещание Петра Н. по форме своей относится к разряду
олографических, и по силе 970 ст. французского гражданского кодекса, могло
быть составлено вовсе без свидетелей и нотариуса, если от начала до конца
писано самим завещателем и собственноручно им подписано. Подпись же нотариуса
служит еще большим удостоверением в подлинности подписи завещателя.
Второе возражение, хотя на первый взгляд и могло бы ввести в сомнение
неопытного судью, на самом деле не имеет никакого основания. Закон не
означает действительно, каким порядком и способом должна быть производима
явка у консулов завещаний, долженствующих иметь силу крепостных. Очевидно,
однако же, что он не требует, и по цели своей не мог требовать, чтобы
явка эта сопровождалась у консулов теми же обрядами, которые соблюдаются
в России при явке крепостных завещаний. Требованием подобных обрядов явно
нарушилось бы правило о составлении завещаний по законам той страны, где
они пишутся, и при русских миссиях и консульствах предполагалось бы такое
же установление крепостных дел, какое в России существует при судебных
местах: если бы надлежало завещателю являться лично в консульство и подтверждать
подлинность завещания допросом, то к чему послужило бы облегчительное
дозволение руководствоваться местным обрядом? Завещатель, если бы по болезни
или по другим причинам не мог лично явиться в то место, где находится
русская миссия, не имел бы вовсе возможности присвоить законную силу своему
завещанию. В чем же должен состоять обряд явки заграничных завещаний в
миссии или консульстве? Очевидно, не в исполнении всех тех формальностей,
которые установлены для явки завещаний у крепостных дел в Империи, а в
удостоверении скрепой и печатью подписи завещателя, или тех, местных начальств,
которыми эта подпись прежде того уже удостоверена, и в записке в книгу
подлинником от слова до слова подлинных завещаний, а также пакетов с запечатанными
завещаниями. При сем могут быть составляемы консулами особые протоколы
(См. Консульский Устав 1858 года § 12). Из нового консульского
устава видно положительно, что завещания могут быть доставлены к консулу
и не лично, ибо в приведенном § сказано, что при записке в книгу
обозначается в точности и "порядок, каким завещания были предъявлены,
т.е. лично, или присланы, от кого именно, когда, каким путем и пр.". Если
же признать, что явка завещаний у консулов должна быть разумеема в общем
смысле слова и не подчиняется тем обрядам и формальностям, какие установлены
для явки завещаний в России у крепостных дел, то из сего следует, что
завещание может быть явлено у консула и по смерти завещателя, лишь бы
при сем не было сомнения в подлинности его, и в таком случае также получает
оно полную силу крепостного, хотя по русским законам явка крепостного
завещания может быть совершена только при жизни завещателя и должна быть
сделана им лично (реш. Моск. Общ. Собр. 1854 г.).
2. Русский подданный Иван Пистоли, живший в Пирее, составил, по греческому
обряду, завещание, которым назначил на устройство училища в Фессалии,
своей родине, капитал, хранившийся в одном из московских торговых домов;
исполнение этого распоряжения поручил он избранному душеприказчику. Завещание
это написано, со слов завещателя, нотариусом, мирным судьей пирейским,
за его печатью, подписано завещателем и свидетелями и оставлено в хранении
у нотариуса, запечатанное. По смерти завещателя оно было представлено
нотариусом в Афинский суд, где распечатано, прочтено в полном присутствии
во время публичного заседания и отослано обратно к нотариусу для хранения
в архиве. Копия же с него, удостоверенная мирным судьей - нотариусом,
с засвидетельствованием подписи его председателем Афинского суда, выдана
душеприказчику, который внес ее в канцелярию российского консульства,
а другой копию с завещания консульство, подтвердив, выдало ему обратно.
Вслед за тем племянник завещателя Георгий П предъявил в Афинском суде
первой степени спор против завещания, но спор сей, относительно формальности
акта, окончательно отвергнут Афинским апелляционным судом. Тогда Георгий
П обратился к российским присутственным местам с доказательствами незаконности
акта. Когда душеприказчик, на основании копии с завещания, обратился к
кому следует в России, с требованием выдачи капитала, Георгий П предъявил
против сего требования спор, доказывая, что завещание дяди его недействительно
и по греческим законам, и по российским. Если бы так рассуждал истец,
оно и соответствовало вполне всем правилам греческого обряда, то, по русскому
закону, непременно следовало самому завещателю еще при жизни предъявить
его в русском консульстве подлинником, и притом с соблюдением того же
обряда, который установлен для явки крепостных завещаний. В настоящем
же своем виде оно не может почитаться явленным, так как подлинное завещание
вовсе и не было в консульстве, и подлинность его осталась не засвидетельствована
подлежащей властью: душеприказчик уже по смерти завещателя предъявил консульству
только копию, которая в отсутствии подлинного акта никак не может заменить
его, и не должна иметь никакого действия в России. Нет подлинного завещания,
надлежащим образом удостоверенного; следовательно, не может быть и исполнения
по завещанию.
Российское судебное место не может, конечно, принять на себя разрешение
вопроса о том, правильно ли составлено завещание Ивана П. по греческим
законам: вопрос этот уже разрешен окончательно Афинским судом, и потому
не предстоит никакого сомнения в том, что форма оспариваемого завещания
вполне соответствует требованию греческого закона. Но, по обстоятельствам
дела и русскому закону, для правильного обсуждения аргументов спорщика,
необходимо знать значение формальностей, требуемых греческим обрядом от
завещания, и необходимо определить, в каком значении разумеет греческий
закон копию с духовного завещания, и можно ли было требовать явки этого
акта в консульстве подлинником.
По греческом обряду, официальное участие в составлении духовных завещаний
принадлежит нотариусу. Для этого является он, по приглашению, в дом завещателя
или принимает его у себя в мирном суде (так как в Греции звание нотариуса
соединяется большей частью с должностью мирного судьи), составляет и пишет
завещание, излагая в нем подробно место, где и обстоятельства, при коих
оно составлено, положение, в котором застал завещателя, и все, что завещатель
объявил ему сам собой и на расспросы его о последней своей воле. Сам нотариус
свидетельствует о здравом уме завещателя; удостоверение же свидетелей
о сем предмете необязательно: они только присутствуют при объявлении последней
воли, обязываясь перед тем присягой, что сохранят в тайне все, что услышат
от завещателя. Написанное завещание подписывается завещателем, нотариусом
и свидетелями, потом нотариус запечатывает его в особый конверт королевской
печатью и вносит в таком виде на сохранение к себе в архив, служащий вместе
с тем архивом мирного судьи. Здесь остается оно навсегда, и никому не
должно быть выдаваемо из архива в подлиннике. Получив извещение о смерти
завещателя, нотариус представляет пакет с завещанием в суд, где оно публично
распечатывается, прочитывается и возвращается к нотариусу с приказанием
оставить подлинник у себя в архиве, а интересованным лицам выдавать за
своей скрепой копии, которые должны служить совершенной заменой подлинника.
Таким образом, душеприказчик, представив в русское консульство копию
с завещания Ивана Пистоли, поступил согласно с необходимыми условиями
местного закона. При этих условиях невозможно было бы ставить ему в обязанность
представление подлинника, который должен на вечные времена храниться в
маклерском архиве; несправедливо было бы ставить ему в вину упущение такого
действия, которое вовсе не зависело от его воли, и нет законного повода
лишить в пределах России законной силы такой акт, который в греческом
королевстве имеет значение несомнительного официального акта, и в общем
порядке был принят к записке в российском консульстве. Возражение спорщика
о том, что явка эта происходила несогласно с российскими законами, вовсе
неосновательно. Формы и принадлежности явки не определяются 1077 ст. Зак.
Гражд. Правило этой статьи относится в особенности к домашним завещаниям
русских подданных и предоставляет им возможность - акту домашнему, в самом
чужеземном государстве, присвоить силу крепостного. Завещание Ивана Пистоли
не может быть названо актом домашним, в том смысле, какой присваивается
этому слову российскими законами (917, 921-923 Зак. Гражд), так как в
составлении его участвовало, кроме частных лиц, публичное лицо - нотариус
и мировой судья, в торжественном обряде и в присутствии свидетелей. По
написании взято оно нотариусом к себе для хранения, и по смерти завещателя
объявлено в присутствии судебного места; следовательно при жизни завещателя
завещание это не подлежало явке в российском консульстве и даже вовсе
не могло быть туда представлено, потому что хранилось, по составлении,
не в руках завещателя, а у нотариуса, и никому не могло быть выдано (ср.
реш. Моск. Общ. Собр. по д. Пистоли 1858 г. и в Журн. Гр. Права N 3, статью:
О духовных завещаниях русских подданных, совершаемых заграницей).
4. Больничные завещания. В военных сухопутных и морских госпиталях домашние
завещания, по желанию больных офицеров или нижних чинов составленные,
считаются действительными, если будут подписаны госпитальным священником,
дежурным врачом и дежурным офицером (из сего следует заключить, что такое
завещание может и не быть подписано больным). Подобным образом составляются
завещания и в других публичных госпиталях: место дежурного офицера, где
нет его, заступает смотритель или заведующий госпиталем. В новом уставе
постоянных военных госпиталей сказано, что такие завещания по подписании
представляются в госпитальный комитет (П. С. Зак., N 47310, ст. 258;
1081 ст. и примеч. к ней об особой формальности для больных в киевском
военном госпитале).
О больничных завещаниях возникал вопрос: следует ли особенный обряд составления
сих завещаний считать безусловно для них обязательным или могут и в больнице
быть составляемы завещания по общему обряду? Вопрос сей решило в последнем
смысле Моск. Общ. Собр. Сен. по д. Зверева, признав, что правила о составлении
больничных завещаний клонятся, с одной стороны, к облегчению частных лиц,
а с другой, - к устранению всякого сомнения в подлинности завещаний.
5. Вдовьи завещания. Домашнее завещание вдов, живущих в С.-Пе-тербургском
и Московском вдовьих домах, и девиц, призреваемых в С.-Пе-тербургском
Доме Призрения благородных девиц, признаются действительными, если засвидетельствованы
священником дома, смотрителем и врачом (ст. 1082).
6. Крестьянские завещания. ВЫСОЧАЙШЕ утвержденным
9 марта 1866 г. положением главного Крестьянского Комитета (П. С. З. N 43090)
предоставлено желающим из сельских жителей, состоящих в заведовании крестьянских
учреждений, свидетельствовать свои завещания о недвижимом и движимом имуществе
ценой не свыше 100 руб. в волостных правлениях, коим они подведомы. Такое
завещание должно быть лично объявлено на словах в волостном правлении
при членах оного и при 2 свидетелях; оно записывается в книгу сделок и
договоров, подписывается в ней завещателем и свидетелями или рукоприкладчиками
за них и членами волостного правления, а завещателю выдается выпись, за
подписью наличных членов и за печатью волостного правления. Эта выпись
служит в случае спора судебным доказательством воли завещателя, если признается
действительной, т.е. неподложной (т. IX, Особ. Прил., I Общ. Пол.,
ст. 91, прим. 1). Подобное же правило для казачьих станиц см. П. С. З.
1870 г. мая 13 N 48354, § 29.
Особенный вид завещаний, относимых, впрочем, по системе нашего Свода
Законов, не к гражд. праву, а к учреждениям государственным, составляют
завещания Членов Императорского Дома. О сих завещаниях см. т. I изд. 1892
г., Основ. Зак., ст. 169, 170.
Под словом завещание разумеется в строгом смысле акт, писанный в форме
завещания. Но могут быть акты, при жизни составленные и заключающие в
себе дарственное распоряжение на случай смерти. Закон постановляет, что
дарственные записи, посредством коих имущество должно поступить во владение
другому не при жизни, но по смерти дарителя, принадлежат по существу своему
к актам завещательным (991 ст. Зак. Гр.), либо по существу дара,
ввод во владение должен последовать немедленно и не может быть отсрочен
до смерти дарителя. Эта статья имеет в виду дарственные записи, которые
по недвижимому имению совершаются крепостным порядком, и 991 ст. дает
возможность принять подобную запись в смысле завещания и представить ее
по смерти дарителя-завещателя к явке для исполнения и ко вводу во владение.
Вопросы и примеры из практики
А) Наше законодательство не допускает возможности, кодициллов или дополнений
и приложений к завещанию. Всякое дополнение должно иметь, само по себе,
формальную цельность, как особый завещательный акт, хотя, заключая в себе
дополнительные распоряжения, подлежит изъяснению и истолкованию совокупно
со всеми прежними завещаниями, не утратившими силы. Посему не может иметь
юридической завещательной силы приписка к завещанию, хотя бы рукой самого
завещателя сделанная, - по заключении целого акта, после всех на нем подписей.
В том же смысле разуметь надобно реестры и расписания денежных выдач,
хотя бы они были несомнительны в подлинности и хотя бы на них сделана
была ссылка в тексте завещания (ср. решение по делу Баташовой, Журн. Мин.
Юст. 1859 г. август, и Сбор. Сен. реш. т. II, N 749). Так, если бы кто
оставил по смерти своей в запечатанном конверте деньги с надписью на конверте,
кому следует передать эти деньги по смерти, и такое изъявление воли, при
всей его видимой несомнительности, должно было бы уступить праву наследника
по закону или по завещанию: оно не может заменить собой завещания в строгой
его форме. Оно может быть принято на суде только в подтверждение или доказательство
прав означенного в надписи лица, поколику эти права истекают из других
оснований, действий или обязательств умершего, независимо от завещательного
назначения, или в разъяснение прав того лица, упомянутых в прямом завещании,
буде права сии нуждаются в разъяснении.
Б) В Общем Собрании первых трех Департаментов рассматривалось дело о
завещании Мертенс, учиненном прежде издания полож. 1831 г., и о дополнении
к оному, учиненном в 1833 г. Министр Юстиции в предложении, рассуждая
о сем дополнении, уничтожал оное, потому что в подписи изъяснены только
имя и фамилия, а отчества нет. В Государственном Совете возник вопрос:
если дополнение к завещанию по времени совершения своего и по внешним
своим качествам не подлежит обсуждению, на тех же основаниях и формах,
по коим обсуждается завещание, и если сие дополнение по форме своей не
может быть утверждено, тогда как завещание вполне утверждается, то может
ли сохранить силу по крайней мере та часть сего дополнения, которая состоит
в необходимой связи с содержанием завещания? Государственный Совет решил,
что может, хотя вопрос сей и не был поставлен категорически. Государственный
Совет нашел, что в дополнении, сверх того предмета, который заключается
в 7 п. завещания, содержатся и такие распоряжения, о коих в означенном
пункте вовсе не было упомянуто, и нашел, что сии последние распоряжения,
как не составляющие прямого последствия завещания, не могут подлежать
совместному с ним утверждению в той форме, в какой совершены дополнения.
Посему Государственный Совет положил: завещание свидетельствовать и также
поступить с дополнением, но с тем, чтобы действие его допущено было только
в отношении собственно к предмету, состоящему в связи с завещанием, именно
в даче свободы людям, в сем акте поименованным. Что разумел Государственный
Совет под словами: прямое последствие, состоящий в связи, нельзя объяснить,
не видя содержания завещания. Могло случиться, что дополнение по 7 п.
служило только его повторением. Мнение Государственного Совета 22 июня
1837 года, Полн. Собр. Зак. N 10336.
В) Расписка такого рода: "Я, Иван, находясь в болезненном состоянии,
сим заявляю, что должен Петру 100 рублей, которые, в случае смерти моей,
прошу отдать братьев моих Семена и Федора" - опровергалась в качестве
неформального завещания, но суд не признал ее завещанием, ибо она не содержит
в себе распоряжения об имуществе, и взыскание по ней возложил на наследников
умершего (решение Кассац. 1867 года N 467).
Г) Девица Осташева перед смертью, живя в монастыре, учинила на принадлежавшем
ей заемном письме надпись, что право по оному передает монастырю с тем,
чтобы ей и матери ее при жизни пользоваться процентами; надпись эта явлена
у маклера уже по смерти Осташевой. Признано (Сбор. Сен. реш. т. II, N
160), что надпись эта не может быть сочтена ни за передаточную, ни за
духовное завещание.
Д) По делу Малка Черкес Сенат признал, что если на одном листе с завещанием
писано отдельно другое распоряжение, имеющее свойство договора, то это
обстоятельство само по себе не служит препятствием к принятию к явке завещательного
распоряжения, поколику оно по форме своей удовлетворяет требованию закона.
Журн. Мин. Юст. 1863 г., N 6.
Е) По делу Михайловского (Сбор. Сен. реш. т. I, N 233) признано, что
дарственная его запись, по коей он все имение уступил брату, оставив себе
пожизненное пользование оным, принадлежит по существу своему к актам завещательным,
и ввод по сей записи не мог быть совершен при жизни дарителя. В д. Пукаревых
составлена была крепостным порядком дарственная запись Пукаревой в пользу
детей Соболевых, на землю, с тем, чтобы они воспользовались землей после
ее смерти, а затем, по домашнему завещанию, дарительница предоставила
ту же землю мужу, сказав, что уничтожает завещание. Сенат признал первую
запись в силе крепостного завещания, которое могло быть уничтожено только
крепостным порядком. По д. Ширая (там же N 387) Сенат признал, что одно
только условие о смерти самого дарителя имеет влияние на признание акта
дарением на случай смерти, или завещанием. Ульяна Ширай утвердила имение
вечно и потомственно детям своим с тем, чтобы, по причине их малолетства,
от сего времени (от совершения записи) владел и распоряжал сим имением
муж ее по смерть свою, а дети вступили бы во владение оным лишь по смерти
отца; следовательно, смерть дарительницы не имеет ни малейшего влияния
на право детей вступить во владение и распоряжение подаренным имением,
и акт относится к дарственным.
Ж) Решением Сената отказано в засвидетельствовании крепостного завещания,
которое, кроме завещательных распоряжений, заключает в себе и дарственные,
подлежащие исполнению при жизни. Сбор. Сен. реш. т. II, N 716.
Независимо от завещательного распоряжения, имеющего прямой целью передать
имущество назначенному наследнику или преемнику, по смерти завещателя,
могут быть помещены в договорах между сторонами, по совокупному действию
воли, такие условия по имуществу, коих исполнение поставлено в зависимости
от воли той или другой стороны. Возникает вопрос: законны ли такие условия,
если ими предполагается передача имущества, принадлежащего одной стороне,
по смерти ее, другой стороне, хотя бы цель сей передачи была не безвозмездная,
но в вознаграждение или в уплату за действия по договору.
Между завещанием и договором есть существенная разница во многих отношениях
и, между прочим, в следующем. Завещание само по себе служит актом перехода
вотчинных прав на имущество; с завещанием связано и им совершается преемство
имущества. Договором, напротив того, устанавливается только обязательство
к известному действию по имуществу, может быть установлено обязательство
передать, но не совершается сама передача. Переход имущества по сделке
осуществляется еще действием передачи, в котором обе стороны участвуют.
Итак, по свойству договора, нельзя совершить им безвозвратно и обязательно
переход или передачу имущества, как она совершается посредством завещания.
Если бы в договоре между Иваном и Петром было постановлено, что Иван обязуется
в известный срок передать Петру известное имущество, и Иван умер бы до
срока, не совершив сей передачи, то наследники Ивана в сем имуществе,
отвечая Петру за последствия неисполнения обязательства, принятого Иваном,
все-таки могли бы отказаться от передачи имущества, которое Иваном не
было еще передано и на которое, по преемству после Ивана, право собственности
перешло к ним. Наоборот, если Иван завещал Петру известное имущество,
оно непосредственно переходит к Петру по смерти Ивана, в силу завещания,
и если бы это имущество, оказавшееся в наличности по смерти Ивана, надлежало
Петру принять из рук наследников его, наследники не были бы вправе - поколику
остается в силе завещание - удерживать его в руках своих: оно в силу завещаний
- не их имущество, а Петра.
Рассуждая в сем смысле, приходим к такому заключению. Если живой человек,
по договору с другим лицом, принял на себя обязательство и отсрочил исполнение
оного до своей смерти, это обязательство и по смерти его, по общему правилу,
остается в силе и обязательно для наследников в своей сущности и в своей
ценности. Наследники обязаны исполнить или удовлетворить за неисполнение.
Итак, если умершим принято обязательство передать известное имущество,
но исполнение (не совершившись при жизни - ибо в сем случае был бы дар,
соединяемый с немедленной передачей) отсрочено до смерти, то передача
имущества натурой не может быть безусловно обязательна для наследников.
Если в договоре прямо постановлено, что такое-то имущество, - хотя бы
в виде вознаграждения или уплаты, - должно перейти к такому-то лицу в
собственность по смерти завещателя, такой переход сам собой не может совершиться
в силу одного договора и может быть отвергнут наследниками, как основанный
на договоре, а не на завещании. Они не вправе отрицаться от того, что
составляет сущность обязательства, т.е. от вознаграждения в той мере интереса,
какую предполагал умерший, но вправе не подчиняться тому, что относится
к сущности завещательного распоряжения, коего в действительности не было,
т.е. от передачи вотчинных прав на имущество известному лицу.
Представим примеры: Иван, живучи у Петра в доме и на его содержании,
сознает, что должен ему заплатить за то 3000 руб. с тем, чтобы эту сумму
получил Петр после его смерти, а Петр обязывается до смерти содержать
и кормить его. Наследники обязаны беспрекословно уплатить эту сумму, ибо
она составляет обязательство умершего. Иван, нанимая квартиру у Петра
в доме, заключает с Петром такое условие, что в течение 10 лет он будет
пользоваться квартирой, полагая за каждый год по 100 руб., но не обязан
платить за квартиру до своей смерти, а зато по смерти его вся его движимость,
в сей квартире находящаяся, оставляется Петру в полную собственность,
хотя бы он и ранее 10 лет умер; до смерти же своей Иван обязуется ничего
из той движимости ни продавать, ни закладывать, а по смерти его наследники
его в прочем имуществе и в денежных капиталах не должны иметь притязания
к сей движимости. По смерти Ивана наследники не допускают Петра овладеть
оставшейся движимостью, - и они правы. Распоряжение Ивана относительно
сей движимости не находит себе места в ряду юридических действий. По сделке
с Петром Иван не потерял права собственности на свои вещи, ибо не передал
их Ивану. Он мог передать их немедленно дарственным актом, с описью, а
себе предоставить право пожизненного пользования, и в таком случае передача
последовала бы по совершившемуся дару, но он сего не сделал. Мог он, сознав
себя должником Петру, отдать ему все эти вещи в залог, и тогда судьба
имущества и удовлетворение из него Петра определялись бы правом залога.
Но он и сего не сделал. Стало быть, он удержал при себе право собственности
на свои вещи до своей смерти и, установив переход вещей в собственность
Петра, отсрочил сей переход до смерти, но сей переход мог совершиться
непосредственно от Ивана к Петру лишь через завещание, коего Иван не сделал,
а право собственности при себе удержал. Отсюда следует, во-1-х, что Иван,
и по совершении упомянутой сделки, сохраняет полную возможность завещать,
кому хочет, ту самую движимость, которую по сделке обязался передать Петру:
этим нарушит Иван принятое на себя обязательство, и за нарушение ответствует
Петру; но во всяком случае, сохраняя при себе право собственности на вещи
и не ограничив его даже залогом, Иван не может быть безусловно лишен права
распоряжения имуществом. Во-2-х, если, по заключении сделки с Петром Иван
при жизни своей и соблюдал обязательство относительно вещей своих, то,
по смерти Ивана, несмотря на сделку, все-таки право собственности на эти
вещи переходит по преемству к наследникам Ивана, а не к Петру, который
непосредственного преемства после Ивана не имеет и не имеет права вступить
по смерти Ивана непосредственно в обладание вещами. Итак, наследники Ивана
могут отказаться от передачи ему сих вещей натурой, хотя и обязаны исполнить
принятое Иваном обязательство, т.е. вознаградить Петра в меру сего обязательства
(ср. еще разбор сего случая в реш. Сената по д. Лошакова, Касс. реш. 1869
г., N 1322).
Сущность завещания состоит в том, что распоряжение завещателя до смерти
его не приобретает юридической силы для того лица, в чью пользу оно учинено,
что оно подлежит исполнению лишь по смерти завещателя и может быть им
самим отменено по произволу и что оно в юридическом своем значении не
связано ни с каким договорным соглашением. Посему не может быть причислен
к завещаниям договор с другим лицом, составленный в интересе третьего
лица, хотя бы сие последнее в том договоре не участвовало и хотя бы предполагалось
осуществление сего интереса лишь по смерти или вследствие смерти контрагента.
Так, не следует придавать значение завещания страховому полису, по коему
застрахована жизнь страхователя в пользу третьего лица, с тем, чтобы сему
лицу выдана была по смерти страхователя условленная сумма или производились
срочные или пожизненные выдачи (ср. П. С. Зак. N 45966, § 112-126).
Правда, что и здесь назначение исполняется по смерти страхователя, но
не по существу односторонней воли, а по условию со страховщиком, за платеж
страховой премии: смерть завещателя есть одно из возможных условий, но
не единственно необходимое условие договора о страховании. Правда, и здесь
страхователь может отменить свое назначение: для сего стоит ему прекратить
платеж премии; но это будет в сущности прекращение договора со страховщиком,
в связи с коим состоит интерес третьего лица, в чью пользу сделано завещание.
Приметим еще следующее. В завещании смерть является не случайной принадлежностью
акта, не условием распоряжения, зависящим от особенного направления воли,
она составляет существенное свойство завещательного акта. Целое распоряжение
рассчитано на смерть и независимо от смерти не имеет значения: это последняя
воля человека. Но независимо от этого значения смерти, как существенного
и исключительного мотива в завещании, смерть, как событие, может иметь
значение простого термина, в ряду всевозможных терминов и событий, избираемых
волей к самоопределению и самоограничению в актах и сделках между живыми.
Со смертью может быть связано условие о сроке в договорах, и договор не
перестает быть договором и не теряет своей силы потому только, что в нем
смерть той или другой стороны полагается пределом того или другого отношения,
договором установленного, если из содержания договора нельзя заключить,
что существенная цель его есть распоряжение на случай смерти, и что, стало
быть, под видом договора скрывается завещание.
С этой точки зрения едва ли оправдывается Касс. реш. 1872 г., N 980.
В 1848 году Максимович дал Марье Рудневой 5000 руб. под закладную, и в
тот же день совершено между ними отдельное условие, в силу коего Рудневой
предоставлено внести эту сумму в банк, в пользу воспитанницы ее Натальи;
в случае смерти Натальи отдать эту сумму детям ее, а при бездетстве ее
возвратить из занятой суммы Максимовичу только 1000 руб.; если же до исполнения
сего сам Максимович умрет, то закладная считается ничтожной, и наследники
его не вправе по ней взыскивать. Максимович умер в 1850 году, и дочь его
предъявила иск по закладной к наследникам Рудневой, которые возражали
вышеупомянутым условием. Сенат отвергает это возражение по таким соображениям.
Наследники исполняют договор умершего вотчинника в силу общего закона
наследственной ответственности, а не в силу особого условия, включенного
в договор с целью обязать их после смерти самого контрагента: обязывать
наследников, таким образом, можно лишь посредством завещания. Постановляемое
в договоре условие на случай смерти не может быть исполнено тем же лицом,
которое постановило его, а предполагает исполнение со стороны наследников;
но для них оно обязательно лишь по завещанию. Равно и отказ от права,
в договоре выраженный, может быть законным только тогда, когда он поставлен
в зависимость от условий, могущих наступить лишь при жизни контрагента,
но не в зависимости от смерти его.
Против этих рассуждений прежде всего следует заметить, что по договору
Руднева от наследников его не требовалось действительного исполнения,
т.е. передачи какой-либо части наличного наследственного имущества во
владение стороннего лица; если же Максимович помянул в условии, что наследники
его не вправе будут взыскивать по закладной, то эти слова в договоре его
не имеют существенного значения и совсем лишние, стало быть, ни почему
неуместно на этих словах основывать обсуждение юридической силы договора.
Когда бы этих слов не было, сущность условия нисколько бы не изменилась,
и как скоро оно являлось обязательным для самого Максимовича, то тем самым
становилось обязательным и для наследников его. Сущность условия просто
состоит в том, что Максимович, давая Рудневой деньги под закладную, предоставил
себе (в числе других условий) лишь пожизненное право взыскания долга и
обеспечения. Возможно ли допустить, чтобы частное лицо лишено было права
дать деньги взаймы на таком условии, т.е. ограничить пределами своей жизни
личное свое требование? Это значило бы стеснять без меры и без нужды законную
свободу воли в договоре. Смерть в этом случае является только термином,
коим контрагент ограничил свое право требования по обязательству. Случай
этого рода существенно отличается от вышеуказанного, в коем Иван передавал
Петру движимость на случай своей смерти. В сем последнем случае предметом
договора служит вещное право Ивана на движимость, которая не переставала
быть его собственностью до смерти; стало быть, он делал распоряжение о
собственности на случай своей смерти. И в настоящем деле Рудневой, когда
бы Максимович постановил, что на случай смерти его право взыскания по
закладной переходит к назначенному им третьему лицу, в таком случае было
основание признать условие незаконным, ибо тогда право взыскания овеществляется
и передается, как составная часть наследственного имущества, в собственность
другому, на случай смерти.
Примечания:
|