Список книг
|
« Предыдущая | Оглавление | Следующая » Цитович П.П. Труды по торговому и вексельному праву. Т. 2: Курс вексельного права.
§ 7. Литература немецкого периодаВ Германии литература вексельного права (как и вексель) новейшего происхождения[160]. Она возникает под влиянием перепечатанного в Германии сочинения Рафаэля де Турри[161] и на первых порах носит компилятивный характер: ее преобладающая форма - академическая диссертация[162]. Самостоятельная литература и доктрина; начинается с Франка[163] и Гейнекция[164]. По Гейнекцию, вексельная сделка есть сделка составная, не похожая ни на одну из сделок римского права, есть negotium ex variis contractibus conflatum; ее особенность - письменная форма (schedula cambialis) и строгость взыскания[165]. Для векселя переводного (cambium locale) все еще требуется distantia loci, remissio de loco in locum; но в остальном его разница от простого векселя (cambium proprium) лишь в том, что в последнем векселедатель (debitor) одновременно есть трассант и акцептант, откуда дальнейшее последствие, - что для простого векселя не может быть предъявления к принятию, нет надобности и в образцах (дупликатах[166]). Простой вексель, далее, есть тоже заемное письмо или вообще долговой документ[167], но имеет свои преимущества: может быть передаваем через индоссамент, подлежит более короткой давности, в случае неплатежа, взыскание производится вексельным порядком[168]. Далее, для Гейнекция передаваемость векселя есть его naturale, которое может быть устранено лишь оговоркою ad hoc, а самый индоссамент - только своеобразная форма цессии[169]. Гейнекций касается и cambia sicca, доставлявших столько хлопот католической церкви; но, говорит он, они законны в Германии, ибо запрещения католической церкви не имеют значения для протестантов[170]. Гейнекций выдвигает значение письменной формы; без письменной формы не может быть никакого вексельного обязательства[171]. Но самое любопытное - это требование метки: вексель[172]; а с другой стороны, относительно необходимости означения валюты Гейнекций лишь ссылается на законодательства, не забывая указать и на вексельный устав Лейпцига, где такое означение не требуется[173]. Таковы главнейшие черты немецкой доктрины, уже выступившие в сочинении Гейнекция[174]. Объединение простого и переводного векселя, безусловная необходимость вексельной метки, устранение distantia loci, даже устранение означения валюты, необходимость письменной формы, - все это есть уже к концу XVIII стол.[175]. В частности, простой вексель приравнен к переводному вполне; а некоторые объявили его даже главным, настоящим, из которого будто бы уже выродился вексель переводный[176].
В первую половину текущего столетия немецкая литература представляется в состоянии брожения. Бесконечное разнообразие вексельных уставов в самой Германии[177], вторжение французского Code de commerce, пропаганда объединения вексельного законодательства для всей Германии, вызванная пропагандою полемика, - все это развлекает внимание на разные вопросы текущей минуты. Рядом с этим, отчасти в интересах той же полемики, продолжается, начатое еще в прошлом столетии[178], составление сборников, назначенных для справок и расположенных в алфавитном порядке материй[178]. Обнаруженное при этом разнообразие и разноречие вексельных законодательств вызывало потребность - найти опять единство путем истории, разъяснивши происхождение и развитие векселя и его права. Отсюда ряд исследований, посвященных прошлому векселя[179]. Но что касается изложений системы вексельного права, какие появились в это время, они имеют теперь разве историческое значение[180].
К концу 30-х и к началу 40-х гг. настоящего столетия вопрос о реформе вексельного законодательства становится неотложным для Германии. Реформа могла быть произведена двумя способами: или путем партикулярного законодательства отдельных государств тогдашнего Германского Союза, или составлением единого для всей Германии вексельного устава. Разрешение задачи первым способом могло наполовину уменьшить, но далеко не устранить, разнообразие вексельного законодательства. Второй же способ на первых порах представлял свои затруднения ввиду той ревности, с какой отдельные государства охраняли свою самостоятельность. Начавшееся по этому поводу движение вызвало на свет: а) ряд летучих брошюр и журнальных статей[181], б) ряд проектов, составленных частными лицами и предназначенных для того или другого из отдельных государств[182]. При этом, сам собою возникал вопрос - не ввести ли в Германии титул VIII французского Code de commerce, с такими или иными изменениями? тем более, что Code уже действовал в некоторых областях Южной Германии[183]. Но помимо национального самолюбия, заимствованию мешали своеобразные воззрения немецкой доктрины, какие уже господствовали в Германии более 100 лет; притом многие из оснований французского права, по тщательной поверке их, оказались не более как историческими обломками уже давно завершенного исторического периода[184]. В особенности спорным представлялся вопрос о том, нужно ли и насколько привлекать к векселю те всякие договоры, а с ними, значит, и те счеты и расчеты, из которых и для которых возникают различные вексельные обязательства (обязательства векселедержателя, индоссанта, акцептанта и т.д.)? Иными словами, нужно ли удержать французскую догму, по которой сила векселя не в нем самом, а в договоре о векселе (contrat du change), как и в других договорах (mandatum, negotiorum gestio)? Если да, вексель оказывается ввязанным в сделки гражданского права; следовательно, даже при единстве вексельного устава для всей Германии, даст себя чувствовать все то разнообразие источников гражданского права Германии, об устранении которого в то время не могло быть и речи.
В самый разгар агитации и вызванных ею споров, появилось сочинение, которое одним ударом изменило как темы споров, так и способы их разрешения: Вексельное право, какое нужно XIX столетию, Карла Эйнерта[185]. Уже в заглавии намечена исходная точка автора: он отправляется от потребностей XIX столетия, а не от прошлого векселя[185]. Теория Эйнерта может быть выражена в нескольких положениях, развитых (нередко сбивчиво и запутанно[186]) в отдельных главах сочинения[186]: 1) Вексель - это бумажные деньги торговых людей, основанные на частном кредите торговца: товар оплачен, как скоро покупщик дал, а продавец взял вексель[187]. В этом отношении нет никакой существенной разницы между простым и переводным векселем; только рутина и предрассудок дали преимущество последнему[188]; 2) Обещание уплатить, вернее, обязательство выкупить выданный вексель, какое принимает на себя векселедатель, дается не тому или другому определенному лицу (напр., ремитенту), а публике, подобно тому, как это имеет место при выпуске займов[189]. Ближайший вывод из этого положения тот, что нет никакого договора о векселе, по крайней мере, в общепринятом значении термина: договор. Вексель заключает в себе лишь одностороннее обещание векселедателя, - заплатить тому, кто будет законным (правильным) владельцем векселя как бумаги, все равно как это имеет место, напр., и при государственных бумагах[190]; 3) При переводном векселе есть трассат, за акцепт которого отвечает трассант, - это в силу того, что последний обещает не только платить, но и принимает на себя гарантию своевременности платежа. Что же такое этот акцепт? Поручительство трассата, данное (заявленное) не трассанту во исполнение какого то с ним договора, а векселедержателю, и данное односторонне[191]. 4) Настоящая, подлинная форма передачи векселя есть индоссамент бланковый; индоссамент с текстом только задерживает обращение векселя[192]. Только бланковый индоссамент, согласно существу векселя, передает вексель через передачу самого его (документа), превращает вексель в бумагу на предъявителя, уподобляет его бумажным деньгам. И вообще, по своему назначению индоссамент не есть цессия; для векселя он ничего более как поручительство[193].
Таковы основные положения теория Эйнерта. Прежде всего ошибочно первое из них: вексель - не деньги, напротив, он всегда означен на деньги. Те, кто дает и берет вексель, имеют в виду раньше или позже получить платеж означенной в векселе суммы именно наличными деньгами. Что вексель, обращаясь, заменяет наличные деньги[194], это верно; но он только заменяет и притом под условием, - что по нему последует платеж, т.е. получение денег[195]. Не сбылось условие, начинается обратный ход, назад по направлению и в силу обязательств, принятых различными лицами, участвовавшими в выдаче или в обращении векселя. Ничего подобного не бывает и не может быть с бумажными деньгами; там, - кто расстался с бумажкою, развязался с нею навсегда, как и со всякою другою недвижимостью. Потом, - странные это деньги, обращение которых основано не только на обещании выпустившего, но и на целом ряде "поручительств" (акцептанта, индоссантов, авалистов, посредников на случай нужды). С этой стороны, не может быть речи о приравнении векселя даже к банковым билетам (банкнотам): последние относительно владения, передачи и всех по ним отношений, кроме выкупа, находятся под действием вещного, а не обязательственного права. Далее, кто дает (выдает или передает) вексель, никак не имеет в виду обязаться перед публикою; он обязывается перед определенным лицом и перед его преемниками, но признаки преемства указаны наперед, они точны[196], не говоря уже о том, что дающий вексель может связать его передаваемость оговоркою: не по приказу. Это положение могло бы иметь некоторое оправдание лишь для векселей на предъявителя; но а) таковые большинством законодательств не допускаются; б) и при них векселедатель обязывается платить, тогда как при бумажных деньгах выпускающий (правительство) обещается разменять. Третье положение тоже противоречит действительности: после того как акцепт дан, должник по векселю есть акцептант; что же касается трассанта, он eo pso превращается в поручителя, в гаранта, - в должника обратного хода. Наконец, и четвертое положение не может быть принято вполне. Во-первых, неверно, будто все та же публика вообще и торговое сословие в частности предпочитают бланковый индоссамент[197]: это верно лишь в тех, сравнительно редких, случаях, где одна из подписей на векселе (напр., Ротшильд) сама по себе достаточна, чтоб дать векселю самое широкое обращение. Но в большинстве случаев, чем больше на векселе подписей в виде индоссаментов, тем крепче вексель, ибо тем больше уверенности, что он будет выкуплен. Вообще, в теории Эйнерта от векселя остается лишь одно: факт циркуляции; но все прочее, именно, юридические отношения лиц, участвовавших в векселе, - в его выдаче и в его обращении, - все это исчезает[198].
Несмотря на ошибочность положений, в каких она формулирована, теория Эйнерта действительно выражает стремление XIX века, - имеет в векселе такое денежное обязательство, которое в своих юридических моментах однообразно, сразу очевидно, внезапно наглядно, ибо сразу зримо и легко обозримо[199]. Для этого необходимо: а) выразить все сказанные моменты (означения) письменно (шрифтом) в том их составе, какой наперед предустановлен законом[200]; б) собрать их все вместе и в целое одного текста, нераздельно изложенного на одной res, на клочке бумаги, не оставляя вне векселя ничего такого из его содержания, что могло бы иметь влияние на силу вексельного обязательства[201]; в) оторвать, вывязать вексель от тех отношений, из-за которых он возникает как из своих поводов (causae), откуда ближайшее последствие - отчистка от векселя договора о векселе (contrat de change) и безразличность всех индивидуальных целей, какие в данном случае могут иметь участники векселя. Письменное изложение текста векселя в предустановленном (законом) составе его частей и есть его форма; вексельное обязательство как обязательство такого-то лица существует, как скоро форма усвоена подписью этого лица, причем совершенно безразлично, из-за чего и для чего лицо усвоило эту форму[202]. Такова теория формы, теория векселя как формального акта; ее автор - Либе[203]. Она оставляет, однако, открытым вопрос: после чего и в силу чего усвоенная (подписью) форма, - и одна ли она? для усвоившего рождает обязательство, а для того, в чью пользу произошло усвоение, требование; через что и после чего между ними возникают юридические отношения по долгу и требованию как отношения между должником и кредитором?[204]
Теорию формального акта не только дополнил, но отчасти и формулировал иначе Тэль[205]. Во-первых, иная формулировка: сила векселя и вексельного обязательства не только в форме, но и в его своеобразном содержании: оно обязательство только денежной суммы (Summenversprechen[206]), установленное односторонне, без всякой обоюдности, притом, абстрактно, отрешенно от тех или других его поводов и целей, без всякого намека на причину задолжания (causa debendi). Потому сама по себе форма не создала бы вексельного обязательства, если бы предметом явилось что другое, а не денежная сумма; это все равно, как если бы в форму проникла обоюдность. Во-вторых, дополнение: одно возникновение усвоенной (подписью) формы (составление векселя) само по себе недостаточно, чтоб из векселя возникли отношения между должником и кредитором; для этого необходима еще одна добавка: дача и взятие векселя по взаимному согласию дающего и берущего. Это соглашение и есть особый договор о даче[207]; его форма передача как дача и взятие (Geben und Nehmen des Wechsels). Мало, чтобы вексель был обещан, мало чтоб он был написан и подписан (составлен, ausgestellt); необходимо еще, чтоб он был вручен, т.е. сдан одним и получен другим[208]. Вексельное требование опирается по-этому не только на один вексель как на текст (подписанной) вексельной формы, но и на вексельный договор, т.е. на договор о сдаче, отличный от условия о векселе; нужно иметь самый вексель, иметь его в силу вексельного договора как соглашения воли, т.е. в силу того, что вексель одним взят, потому что другим был сдан. Но если так, то выходит: кто предъявляет вексельное требование, должен а) показать вексель; б) доказать, что он им взят, потому что был сдан, т.е. что состоялся вексельный договор, - доказывание в большинстве случаев невозможное. Нет, говорит Тэль, - кто имеет вексель, тот имеет за себя презумпцию, что вексель им взят, потому что был ему вручен, сдан; но презумпция может быть ниспровергнута доказательством противного: против того, кто имеет вексель, может быть доказано, что вексель он имеет не в силу договора о сдаче. Спрашивается, какое же значение имеет другое соглашение, - договор, условие о векселе, т.е. тот договор, который прежде играл такую роль, а во французском праве играет ее и до сих пор?[209] Этот договор предшествует сдаче (т.е. даче и взятию) векселя (а часто и составлению его текста), но он ничего более как (предварительное) условие (Wechselschluss). Он касается тех отношений и поводов, из-за которых и для которых происходит вексельный договор, а потому и не вовлекается в сеть вексельных обязательств[210].
Теория Тэля есть та же теория Либе, иначе формулированная, более точная в определении предмета и характера (односторонности) вексельного обязательства. Но что касается досделанного им дополнения, оно лишь указывает на стремление Тэля связать вексель с общей теорией договоров, придать вексельному обязательству, если можно так выразиться, цивилистический облик. С этой целью Тэль вводит понятие вексельного договора и тем открывает вексель влиянию всех тех пороков, какие могут оказаться во всяком договоре как пороки его составления[211]. Но сам же Тэль значительно обессилил цивилистическую[212] обделку своей теории, когда говорит, что кто имеет вексель, тот имеет за себя презумпцию и не обязан доказывать, что вексель ему сдан, т.е. что действительно состоялся вексельный договор: противное должно быть доказано ему.
Примечания:
|